Тут была несколько другая версия, но похожая.

К двум сынам гор, недавно спустившимся в Питер, явились Чингис и Батый.

– Какие Чингис и Батый? – не поняла я вначале.

– Историю изучала? Ханы такие были.

– Чингисхан к ним являлся?! – поразилась я. – А в каком виде?

– Я неправильно сказал вначале, – усмехнулся Андрюша. – Тень Чингисхана к ним приходила. Вместе с тенью Батыя. Наверное, как тень отца Гамлета.

– Ты думаешь, они про Гамлета и его отца когда-нибудь слышали в своих горах?

– Я вообще не представляю, что думать, – вздохнул приятель. – Но их с этой версии не сбить. Твердят, как заведенные: приходили тень Чингиса и тень Батыя.

– И что дальше?

– Дали задание. Прикрепить одну штуковину к «Мерседесу» неверного.

– Если я правильно помню историю, то во времена Чингисхана на «Мерседесах» еще не ездили, – заметила я.

– Слава богу, тени не из летающей тарелки появились, – хмыкнул приятель. – Это еще не все. Они обвиняют тень Чингисхана и тень Батыя в том, что те неправильно указали им номер «Мерседеса», и они взорвали не того человека. Родственникам Балаева предлагают предъявлять претензии Чингисхану.

– Так, а взрывное устройство они где взяли? Тоже тень Чингисхана принесла?

– Видимо, да, – кивнул Андрюша с самым серьезным видом. Они проснулись утром после ночной встречи с тенями и обнаружили взрывное устройство – вернее, штуковину, про которую ночью говорила тень, – на столе в снимаемой ими комнате.

– Психиатрическая экспертиза уже была? – поинтересовалась я.

– Пока нет, – сообщил Андрюша. – Но они – наркоманы. Я бы лично никогда не стал их использовать. А люди, покушавшиеся на Глинских – или на Балаева, – не идиоты. Это слишком крупные фигуры. Хотя этим «киллерам» могли что угодно внушить под гипнозом.

– И что вообще это дает? – спросила я в задумчивости.

– Преступники найдены, дело скоро будет передано в суд. Родственники Балаева должны быть довольны. Если захотят, доберутся до этих двух наркоманов в тюрьме. Глинских представлен страдальцем, в особенности со своей избитой рожей.

Но что же произошло на самом деле? – не давал мне покоя вопрос. Кого хотели взорвать? Кто? Почему? Какую хитрую игру ведет банкир? При чем тут драгоценности графов Беловозовых-Шумских? Мне почему-то казалось, что дело вертится вокруг них.

Я спросила то, что должна была выяснить раньше, но не успела, закрутившись с делами.

– Чем занимался Балаев?

– А ты не в курсе? – поразился Андрюша. – Магазины антиквариата и ломбарды. Постоянно расширялся и постоянно находился на грани банкротства (официально) и уголовного преследования. Как и принято у отечественных бизнесменов, независимо от национальности.

Я вдруг вспомнила про Аллу Николаевну, владелицу художественной галереи. Была ли она знакома с Балаевым? И имела ли с ним какие-то дела?

Андрюша сказал, что уже сам думал заняться этим вопросом. А про знакомство выяснить легко – завтра похороны «хорошего человека». Если она там будет…

– Кстати, и ты с ней там вполне можешь познакомиться, – заметил приятель. – Она же не станет слезы горючие лить и на гроб бросаться. И я схожу. Похороны меценатов – весьма любопытное мероприятие. Как, впрочем, и преступных авторитетов, и слуг народа…

Приятель обещал выяснить, где они состоятся, и сообщить мне.

– Слушай, а ведь его же по мусульманским обычаям вроде бы должны были хоронить до захода солнца… – заметила я.

– Балаев был современным человеком и жил в Питере. И родственники понимают, что следует пригласить многих уважаемых людей, с которыми продолжат делать бизнес. А у уважаемых людей на вечер, да еще до захода солнца могут быть намечены мероприятия, которые не отменить. Да и Питер – не горный аул, сама знаешь, сколько времени у нас занимают организационные моменты, даже несмотря на бабки, которые с тебя дерут. И, кстати, ты солнце поздней осенью часто видишь? Я его вчера, признаться, не заметил. Как и позавчера. И всю неделю.

На похоронах, конечно, присутствовал банкир Глинских, лил слезы (может, и крокодиловы). Алла Николаевна отсутствовала. Я, по крайней мере, ее не видела.

Зато видела бывшую любовь Руслана, тело которого отвезли хоронить в родной аул. Дива стояла между двумя телохранителями уголовного вида. Когда мы с Пашкой протиснулись поближе, внезапно поняли, что говорят они на немецком.

– Вы не согласитесь на интервью? – спросила я у дивы.

– Вы кто? – по-русски, но с акцентом спросил один из мужиков. Хочу заметить, что эти двое отличались от виденных Валерой Лисом во дворе старого ювелира. Где же, интересно, международный аферист и торговец антиквариатом набрал столько русскоговорящих кадров? Хотя ведь в ГДР во многих школах преподавали русский язык…

– Я ее знаю, – отрезала дива и посмотрела на меня. – Что конкретно вас интересует?

– Банкир Глинских, – сказала я. Ее голос я узнала.

– Не Руслан? – удивилась она.

– Руслан – вчерашний день, – заметила я. – Все каналы и газеты сообщили про его смерть и забыли. Он мертв. Есть другие командиры, которые живы и от которых можно ждать пакостей.

– Но моя связь с ним… – даже обиделась дива.

– Когда вы были с ним и он резал положивших на вас глаз мужчин – или что он там с ними делал – да, тогда это были новости. Но есть одна журналистская заповедь – новость живет один день. Теперь Руслан никого из ваших мужчин резать не будет. И его родственники, наверное, не будут. А банкир живехонек, хотя и потрепан немножко. Так вы согласны поговорить про банкира?

Дива задумалась.

– Нет, – наконец заявила она. – Не хотелось бы сглазить свою удачу.

– Удача – это банкир?

Она не удостоила меня ответом.

– Валите отсюда, – сказал один из немцев. Другой предложил направление – по-русски.

Мы с Пашкой ретировались.

– Вам следовало быть более любезными с журналисткой, – заметила роскошная блондинка.

Немцы небрежно отмахнулись.

– Вы, возможно, не в курсе, на кого она работает, – не успокаивалась женщина.

– Как это не в курсе? У нас на нее досье. И с вашей мафией мы скорее договоримся, чем с органами.

– Я убью этого подлеца! – взревел восточный мужчина.

– Ты доберись до него вначале, – заметил Николя. – Слушай, ты ведь сильный мужчина. Может, тебе удастся выломать пару прутьев из этой решетки?

– И что? Ты думаешь, мы сможем открыть эту дверь? Или ты знаешь, как ее открыть отсюда? Насколько я помню, ты говорил мне…

– Тогда мы будем ждать банкира у входа, – разумно заметил француз.

Но решетка была сделана надежно. А между прутьев ни один мужчина не мог бы протиснуться при всем желании.

Высокая женщина раздумывала, позвонить ей Смирновой или нет. Подсказать, что во всем виноват банкир, потому что он заметает следы? Хотя Смирнова тут же спросит, откуда ей это известно. Нет, к себе нельзя привлекать внимание. Это опасно. Надо думать. Как же обвинить во всем эту сволочь?! И обезопасить себя.

Вечером соседка Татьяна, засидевшаяся дома, захотела бурной деятельности. Мне сказала, что я-то постоянно развлекаюсь, а у нее веселье – только отснятый Пашкой материал посмотреть полностью, а не в урезанном виде (в эфир мы не можем дать все из-за лимита времени).

– Поехали за банкирским домом последим, – предложила Татьяна.

– Ну… – протянула я.

– У тебя есть какие-нибудь планы на вечер?

Планов у меня, признаться, не было. И в самом деле, почему бы не посмотреть, что поделывает Виктор Анатольевич после похорон человека, убитого вместо него. Или все-таки не вместо?

– Пашку брать будем? – спросила я.

– Да нет, пожалуй… Все равно вы там ничего не снимаете. А на диктофон ты и так что нужно запишешь.