– Анна Николаевна и Ольга Николаевна предполагают, что это может быть скелет мужа Нины Александровны.

Мадам Жакэ вздохнула и заговорила. История семьи передавалась у них из поколения в поколение, и перед смертью и Николай Алексеевич, и Нина Александровна, дедушка и бабушка Мари, просили кого-то из потомков каким-то образом вынуть скелет из ниши и похоронить по-христиански. Это была их последняя предсмертная просьба.

Николай Алексеевич был женат трижды. Его первая жена, от которой имелся сын Алексей Николаевич, дед Анри, умерла молодой, схватив воспаление легких. Затем он женился на Полине Александровне, которая родила ему дочь Аню. Но это был брак по расчету, правда, Николай с первого взгляда влюбился в младшую сестру своей невесты, Нину. Николай Алексеевич не мог разорвать помолвку с Полиной – тогда путь в дом Лукичевых был бы ему закрыт. Познакомившись с дедом Лукичевым, отцом двух дочерей, и заключив с ним соглашение, Николай подозревал, что не получит вообще ничего – ни младшую сестру, ни богатство, если выскажет будущему тестю свои истинные желания. Он женился на Полине. Нину вскоре выдали замуж за некоего Савватея Митрофановича, который был ей противен. Она продолжала тайно встречаться с Николаем и каждый раз рыдала у него на груди. Николай не мог смотреть на то, как мучается его любимая, и решил отомстить Савватею за страдания Нины. Николай не признавался своим потомкам, что именно он предпринимал, но две его попытки оказались безуспешными: соперник остался жив.

А потом они столкнулись лбами в гостиной деда Лукичева. Николай Алексеевич вместе с Полиной Александровной жил в огромной квартире тестя, а Нина – у Савватея, но на время отъездов мужа по делам перебиралась в квартиру отца, объясняя это тем, что ей одиноко в пустом доме, когда нет мужа. Правда, цель ее была другая – находиться поближе к Николаю.

Из своей последней поездки Савватей вернулся раньше, чем его ждали; телефонов не было, и он не мог позвонить и предупредить. Он приехал за женой, в квартиру деда его впустила прислуга, и Савватей проследовал в гостиную. Нина целовалась там с Николаем.

Скорее всего прислуга знала о происходящем и, возможно, хотела наказать неверную жену или открыть глаза мужу-рогоносцу. Савватей с кулаками набросился на Николая. Нина хотела их разнять, завязалась драка, все орали. Потом Нина крикнула, что она ненавидит своего мужа, что он испортил ей жизнь, погубил ее молодость. Тот на мгновение опешил, отпустил Николая, которого уже собирался размазать по стене (Савватей был гораздо сильнее), и уставился на Нину. Этим воспользовался Николай и нанес удар, в который вложил всю свою силу. Савватей упал, ударившись виском об острый край комода.

То есть в той злосчастной гостиной произошло два убийства почти по одному сценарию – только мотивы были разные. Нина, как и Алена почти век спустя, грохнулась в обморок. Очнулась она от дикого крика своего отца. Он держал за грудки Николая и что есть мочи тряс его. Нина не могла допустить, чтобы погиб и Николай. Дед Лукичев, совладав с эмоциями, быстро принял решение.

О существовании потайной ниши в стене ни Николай, ни Нина раньше не знали. Дед нажал на нужный кирпичик, и стена отошла. Затем Лукичев приказал дочери принести шкатулку с ее драгоценностями, которые она, перебираясь в квартиру родителей, обычно привозила с собой. Ничего не понимая, Нина принесла ее.

Дед поставил труп Савватея в нишу, а шкатулку положил между его ног. Потом снова нажал на кирпич, и стена закрылась.

– Ты немедленно отправишься в Париж, – приказал он оставшемуся в живых зятю. – И будешь жить там, пока я не разрешу тебе вернуться. А ты, – повернулся он к Нине, – останешься здесь и будешь выходить из дома только тогда, когда я разрешу. И только под присмотром. И вы оба будете молчать.

Нина долго рыдала, но противиться не смела. Николай уехал в Париж, забрав с собой сына от первого брака, до этого проживавшего у его матери.

Шел тысяча девятьсот четырнадцатый год. Худо-бедно Николай обустроился в Париже и писал Нине письма, направляя их на адрес своей матери. Та по возможности переправляла их Нине.

После смерти матери в тысяча девятьсот пятнадцатом году Николай приезжал в Россию, но деда об этом в известность не ставил. С Ниной встретиться они не смогли, но теперь у Николая были средства для того, чтобы принять Нину во Франции, – если той каким-то образом удастся приехать. Он продал усадьбу, в которой жила его мать, и получил в наследство кое-какие драгоценности.

Насчет Савватея Митрофановича все знакомые думали, что он умер где-то в дороге. Знакомые жалели Нину – вроде и не вдову, но и не жену. Для всех судьба Савватея оставалась тайной. Бросить имевшееся в Петербурге (вернее, уже в Петрограде) имущество просто так он не мог. Управлением дел Савватея занялся дед, опять же все знакомые восприняли это нормально: не доводить же процветающее дело до упадка.

Нину отец кормил, но строго следил за ней. Своих средств к существованию у нее не было, не осталось даже ничего из драгоценностей. А дед при каждой возможности, когда его никто не слышал, кроме младшей дочери, издевался:

– Если хочешь, возьми свои броши, пойди открой нишу. Он там стоит, охраняет твои побрякушки. Пойди возьми, если сможешь.

Нина не могла. Она вообще обходила стороной комнату, где произошло убийство. Потом дух Савватея стал являться ей во сне. Она думала, что сходит с ума.

Полина ничего не понимала. Когда Николай убил Савватея, она находилась в усадьбе дедова друга и какого-то дальнего родственника их семьи, где-то в Новгородской губернии.

– А у деда Лукичева была усадьба? – спросила я.

– Нет, – покачала головой мадам. – Усадьба была у этого Фрола Евстафьевича Уварова. Дед, бывало, ездил туда на охоту, ездили туда и Полина с Ниной, иногда гостили даже по месяцу.

«Значит, Полина Александровна ошиблась, утверждая, что у деда была усадьба в Новгородской губернии? – промелькнуло у меня. – Или она просто не помнила, чья она? И маленькая Аня там бывала…» Ну и что? – тут же одернула я себя. Можно подумать, дед оставил там сокровища. Хотя как знать…

Полине сказали, что муж уезжает за товаром в Париж, а также намерен показать город своему сыну. Полина ждала его возвращения, он писал ей письма, но так и не вернулся.

Дед продолжал ездить в Париж по делам, заодно проверяя зятя. В конце тысяча девятьсот пятнадцатого года, в декабре, дед умер, возвращаясь домой из столицы Франции.

– Вы знаете, где? – спросила я. – Анна Николаевна и Ольга Николаевна хотели бы побывать на его могиле, но сведений о месте его смерти нет никаких…

– Это у вас никаких, – вздохнула Мари и продолжила рассказ.

Дед заболел уже на территории России, но сумел добраться до Фрола Евстафьевича. Там он и слег. За ним ухаживали и жена Фрола, и местная знахарка, но сделать они ничего не смогли. Дед был уже немолодым человеком. Фрол Евстафьевич прислал письмо, но Нина, возненавидевшая отца, не желала ехать на его могилу и ничего не сказала Полине, скрыв послание.

Трудно сказать, что подумал помещик Уваров, когда ни одна из дочерей так и не приехала на могилу отца. Нина написала Николаю в Париж, тот прислал денег ей на дорогу, и она стала собираться как бы на воды – так сказала сестре. Николай написал и Полине, сообщил, что ее отец простудился еще в Париже. Николай уговаривал его подзадержаться и подлечиться, но упрямый дед Лукичев его не послушал и все-таки поехал домой, где его ждали неотложные дела. Как решила Полина, отец умер где-то по дороге; и это место найти невозможно. Помещик Уваров больше с дочерьми Лукичева не связывался. Может, он знал, что произошло в гостиной, – пожалуй, он был единственным, кому дед мог рассказать о случившемся, – поэтому пришел к выводу, что младшая дочь воспользуется информацией о смерти отца. Старшая же… Старшая тоже уже могла встретить кого-то другого и винить отца в несложившейся личной жизни.

Нина приехала в Париж, да так там и осталась. В России грянула революция. У Нины и Николая родился сын Александр. Чувствуя свою вину перед отцом, Нина решила назвать сына в честь него. Александр – отец Мари Жакэ.