Примерно через час мы все-таки тронулись в путь. Я в гордом одиночестве ехала на своей «бээмвэшке». На этот раз я не маскировалась под старуху, но парик все-таки нацепила, да и оделась нетипично для себя. Хорошо знающая меня женщина еще могла бы меня опознать, но не мужчина. А если меня кто-то еще и ищет, то только мужики. На всякий случай Вахтанг отдал мне свою трубку.

Дядя Саша, Вахтанг и безразличная ко всему Рута забрались в комфортабельную цистерну, за руль которой сел родственник братьев Чкадуа. Вадим, Марис и израненная мулатка отправились путешествовать в «Лендровере». Леньке было дано задание отогнать разбитый джип Михалыча к какому-нибудь озеру и утопить его там – пусть ищет на здоровье. Зураб заявил, что пару деньков побудет на вилле брата, разберется с делами. Я прекрасно понимала, что дела эти – винно-водочные, но свою осведомленность не демонстрировала. Оксанка была заперта в одной из комнат, но ей не привыкать – сколько недель она так прожила в гареме?

Мы договорились о встрече с дядей Сашей, Вахтангом и Марисом через три часа после въезда в город. Дядя Саша не сомневался, что успеет за это время и забрать нужную машину, и еще кое-какие дела переделать. Племянник Вахтанга отгонит цистерну назад. Вадим с Марисом отвезут мулатку по указанному дядей Сашей адресу, а потом на общей встрече-прощании Марис пересядет в мою машину, а я – в пригнанную дядей Сашей и Вахтангом. Вадим на «Лендровере» отправится назад на виллу. По моим подсчетам, я должна была успеть и заскочить к мамочке, и побывать на кладбище. На машине обернуться можно быстро. Конечно, если все идет по плану. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает.

Первым делом я решила съездить к родной мамочке, которую не имела счастья лицезреть со дня нашего переезда из общей квартиры в три однокомнатные. Насколько мне было известно, брат Андрюша тоже с ней ни разу с тех пор не виделся и подобного желания не испытывал. Я, откровенно говоря, тоже не ощущала таких позывов, вот только требовалось выяснить одну вещь, а еще лучше, запастись различными ядами – мало ли что может пригодиться в пути. Тех остатков в маленькой бутылочке, которые я в свое время увела у мамаши, может и не хватить. Дядя Саша, конечно, обеспечил бы меня чем угодно (в его возможностях я уже не сомневалась), но хотелось бы иметь что-то свое, так сказать, для личного пользования.

Адрес мамашиной квартиры я назвать не смогла бы, помнила только улицу, остальное планировала найти визуально (я там бывала, когда мы только собирались меняться) – зрительная память у меня отличная, впрочем, не только зрительная. Правда, номера дома и квартиры мамаши у меня где-то записаны, но воспользоваться ими пока так ни разу и не пришлось. Мамочка мне тоже ни разу не позвонила. Хотя как знать? Я ведь после переезда проживала вначале у Сергея, а потом у Волошина.

Я оставила машину у соседнего дома – зачем привлекать лишнее внимание? – и направилась к мамочкиной парадной. На лавочке перед нею сидели четыре старушки – несли вахту, осматривая всех входящих и выходящих. Меня оглядели с ног до головы – представляю, какое там начнется обсуждение после того, как я скроюсь в лифте. А запомнят они только самые заметные детали – рыжие волосы (я специально выбрала сегодня этот парик из всех, предложенных дядей Сашей), накладные веснушки на носу и щеках, широкие плечи. Я была в зеленом пиджаке с подложенными плечиками и зеленых джинсах. В таком виде меня можно было принять за баскетболистку. Пусть свидетели запоминают спортивную рыжую девушку. К тому же все мои знакомые прекрасно знают, что зеленый цвет я терпеть не могу и соглашусь надеть зеленое только под дулом пистолета. Правда, на этот раз я оделась так по доброй воле, чтобы сбить со следа возможных противников.

Итак, я поднялась на шатающемся лифте на пятый этаж, где находилась мамочкина квартира, и позвонила. За дверью царило молчание, я позвонила еще раз. Из соседней квартиры показалось старушечье лицо – двойник бабы Кати из моей парадной (или в каждом подъезде имеется такая бабка, все знающая и все ведающая? Только вот почему она не сидит с остальными на лавочке?).

– Бабушка, – исключительно вежливо спросила я, – не скажете ли, есть кто дома у ваших соседей?

– А то как же, – кивнула бабка, открывая дверь пошире. – Только пьяные все. Как обычно. Спят.

– Значит, стоит звонить и дальше? – посоветовалась я с бабкой.

– Если добудитесь, конечно. А вы откуда будете-то?

Легенду я продумала заранее, а поэтому, ни секунды не колеблясь, сообщила:

– Из Госкомимущества.

– Откуда-откуда?

Я подозревала, что работники Госкомимущества по квартирам не ходят, только откуда это знать соседке моей мамаши? Я заливалась соловьем, поясняя, что представители нашей организации ходят по квартирам злостных неплательщиков, выясняя, по каким причинам не производится плата за жилье, поскольку недавно вышел новый указ (я не стала уточнять чей, да бабка и не спросила), в соответствии с которым злостных неплательщиков надлежит выселять в худшие жилищные условия, предоставляя освобождающиеся квартиры нуждающимся. Исключение составляют малоимущие многодетные семьи. Последнее я добавила специально, чтобы расположить бабку к себе: алкоголиков выселяем вон, а к малоимущим проявляем жалость. Моя уловка сработала.

Бабка тут же начала рассказывать, какие оргии устраивает моя мамаша с сожителями. Оказалось, что моя родительница в данный момент проживает с двумя прихехешниками, один из которых моложе ее на семь лет, а второй – аж на одиннадцать. Я мысленно поаплодировала родной мамочке. Генетика, конечно, – страшная вещь. Может, любовь противоположного пола к моей особе – это тоже подарок родителей?..

Кроме двух постоянных сожителей, к мамочке еще какие-то кавалеры захаживают, когда этих двоих нет дома.

– А на что они живут? – поинтересовалась я. – Работают где-нибудь?

Оказалось, что мамочка где-то то ли мыла полы, то ли махала метлой, сожители на пару трудились грузчиками, а вдобавок ко всему вся эта троица собирала бутылки по микрорайону. Этакая дружная шведская тройка с рюкзачками. У меня мелькнула мысль, не пристроить ли их всех в какой-нибудь Вахташин подвальчик? И я вроде бы свой дочерний долг выполню, и мамочке с хахалями будет хорошо. Я решила, что вернусь к этому вопросу по возвращении в Питер. Конечно, если я сюда вообще когда-нибудь вернусь.

– У вас случайно нет ключей от их квартиры? – спросила я у бабули.

Старушка сообщила, что соседка ни с ней, ни с кем другим из подъезда не дружит, ее тут не любят и будут очень рады, если ее выселят. Я попросила у бабки дать мне ее собственные ключи – вдруг подойдут. Едва взглянув на замок, я решила, что тут сгодится любая проволочка, но при бабке ковыряться не хотелось, а то еще подумает чего не надо.

На мое счастье, подошел бабкин ключ.

– Им замки не нужны, – заявила она. – Им все равно беречь нечего. И воры к таким не пойдут. Чего у них брать-то? Воры-то теперь умные.

Откуда бабка знала про то, какие воры сейчас и какие были раньше, я уточнять не стала. Для отвода глаз я записала ее фамилию, имя, отчество и телефон и сказала, что в случае необходимости наш комитет свяжется с ней. Вдруг нам понадобится какая-то информация… Соседка с радостью выразила готовность предоставлять нашему комитету любую необходимую информацию – только бы мы этих алкашей выселили. Я прошла в квартиру. Бабке, как я видела, очень хотелось пойти вместе со мной, но мне ее присутствие было совсем ни к чему. Я не сомневалась, что она останется стоять на лестнице, приложив ухо к двери, или слушать из своей комнаты, прижавшись к стене. Пусть слушает. То, что мне нужно, я скажу на кухне, тихо и в ухо мамочке.

Стоило мне открыть дверь, как мне в нос ударил запах мочи из незакрытого туалета. Хотя в квартире были распахнуты окна, и на кухне, и в комнате, запах дешевой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался. Справа от входной двери была прибита вешалка, на которой висели какие-то старые пальто. Ни туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно. А ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок в доме. Или это отец ее заставлял?