– Прими великую благодарность мою, Юрий Ярославич, за все то новое, что ты мне поведал, – с чувством промолвил Василий. – Всегда хотелось мне поболе узнать о нашей старине, да негде и не от кого было. Разве ныне человека с твоими познаниями часто встретишь! Воистину исполать тебе, княже! Ужели же ты не запишешь все это для памяти и науки потомству нашему?

– Записал я и это, и еще многое, что с помощью Божьей довелось мне узнать. Сумнительно только, что писания мои дойдут до далекого потомства. Сам ведаешь, в какое время мы живем. Вот хотя бы Муром наш три раза дотла был выжжен за последние сто лет, и еще не раз его выжгут. Доколе не сбросим мы татарского ярма и не поставим на Руси единого, крепкого хозяина, который положит конец усобицам, нет и не будет на всей нашей земле тихого и надежного угла.

– То истина, княже! Только сдается мне, что не за горами уже тот светлый час, когда отчизна наша будет единой и свободной!

Все утро следующего дня Василий посвятил осмотру муромских укреплений. Но мысли его были рассеянны, и он с трудом дождался обеда.

В трапезной ему и словом не удалось перемолвиться с княжной. Казалось, она избегала его и за столом даже ни разу не взглянула в его сторону. Эта нарочитая холодность, несомненно, обескуражила бы человека, плохо разбирающегося в особенностях женской души, но Василий, правильно разгадавший состояние девушки, только улыбнулся.

«Ну, боярин Снежин, кажись, твоя берет, – подумал он. – Не иначе как Ольга загодя тщится себя укрепить, боясь, что ослабнет при встрече нашей в саду».

Через полчаса после того, как закончился обед и все разошлась отдыхать по своим горницам, Василий спустился в сад. Почти безотчетно он направился прямо к тому месту, откуда смотрел вчера на Оку, и еще издали увидел Ольгу. Она сидела на той же скамейке, в тени густого дерева, устремив взор на расстилавшиеся за рекою лесные дали. В нескольких шагах от нее, на траве расположились две девушки, казалось, всецело поглощенные вышиванием.

– Любуешься рекою, княжна? – спросил Василий, бесшумно приблизившись сбоку. – Я тоже вчера глядел отсюда на всю эту благость и наглядеться не мог.

При звуке его голоса Ольга вздрогнула от неожиданности, и вся кровь внезапно сбежала с ее лица.

– Ах, это ты, Василий Романович! – воскликнула она, быстро оборачиваясь. – Как испугал ты меня!

– Ужели я столь страховиден?

– Не то, боярин… Уж больно неслышно ты подошел.

– Прости, Ольга Юрьевна. Залюбовался тобою издали и подходил тихо, как к святыне подходят.

– Не кощунствуй, Василий Романович, – тихо сказала Ольга, потупив глаза. Нежные краски снова заиграли на ее лице.

– Я не кощунствую, Ольга Юрьевна. Ужели есть грех в том, чтобы воздать смиренное поклонение лучшему из творений Божьих?

Княжна сделала слабую попытку принять строгий и неприступный вид, но вместо этого лицо ее отразило беспомощность и смятение. Не сводивший с нее глаз Василий почувствовал, что она и желает и страшится того, что он и дальше поведет разговор в этом направлении. Но все же он счел за лучшее пока ограничиться этим и потому, не ожидая ответа Ольги, добавил:

– Однако о чем же ты желала распытать меня?

– Я чаю, тебе, Василий Романович, Карачевская земля добре ведома? – не сразу ответила княжна, с усилием выводя свою мысль из овладевшего ею сладкого оцепенения.

– Вестимо, ведома, Ольга Юрьевна! Ведь я в ней родился и всю жизнь свою прожил. Спрашивай – все, что пожелаешь, тебе расскажу.

– О многом мне знать хочется… Сам разумеешь, боярин, ведь я Юрия Ярославича дочка, – промолвила Ольга с улыбкой, от которой Василия бросило в жар. – Только батюшку больше минувшее влечет, а мне любо нынешнее. Поездить по Руси и повидать все своими глазами мне моя женская доля не позволит, ну вот и расспрашиваю обо всем заезжих людей… Обскажи мне, к примеру, каков собой город Карачев и какие есть еще города в вашей земле?

В течение десяти или пятнадцати минут Василий честно описывал Ольге Карачев и иные города своего княжества, не вдаваясь, впрочем, в излишние подробности, ибо он хорошо понимал, что они, в сущности, мало интересуют его собеседницу и что этот вопрос служит только подходом к тому, что интересует ее в действительности.

– А какие князья княжили в Карачеве допрежь Василия Пантелеевича и кто у него есть из живых сродственников? – спросила Ольга, успевшая придумать этот второй вопрос, пока Василий отвечал ей на первый.

Василий ответил и на это, перечислив всех членов своего рода, начиная с Мстислава Михайловича, в нескольких словах охарактеризовал каждого из них и указал – кто где княжил или княжит.

– Ну а нынешний князь ваш, – помолчав, спросила Ольга, – он как? Сказывали у нас, что народ его крепко любит и что князь он хороший. Истинно ли это?

Василий не сразу ответил. Расхваливать себя, даже находясь под чужой личиной, ему было неловко. Хулить тоже не годилось, ибо это прежде всего снизило бы в его собственных глазах значение той победы, которую он, как боярин Снежин, хотел одержать над князем Карачевским. Поэтому он ответил:

– Народ его, кажись, и впрямь любит. А оправдает он ту любовь народную или нет, покуда сказать трудно: ведь он еще и года не прокняжил.

– А тебе самому как мнится: умен Василий Пантелеевич? Видна ли в нем мудрость и сила истинного правителя?

– Экие ты вопросы задаешь мне, княжна! – с еле скрытой досадой ответил Василий. – Одно могу сказать: видать, что старается он княжить разумно и по справедливости, а что с того получится, только Богу ведомо. Особой же какой мудрости я в нашем князе не приметил. Князь как князь, и только!

– Почто же тогда брянский народ его к себе на княжение зовет? Чай, ты об этом слыхал? Ведь плохого князя никто звать не станет.

– Да кто тебе говорит, что он плох? Вот нынешний брянский князь, Глеб Святославич, тот и вправду плох. Что же тут диковинного, что брянцы на его место зовут кого ни есть иного?

– По всему видать, боярин, не слишком ты жалуешь князя Василия Пантелеевича, – помолчав, сказала Ольга. – Почто так?

– Не то, Ольга Юрьевна. Ты пойми: я в Карачевском княжестве воевода, человек ратный, и только. Мое дело дружина да война. В хитростях же управления, устройства земли и прочих – что я смыслю, чтобы своего государя судить?

– Ладно, Василий Романович, коли так, поведай мне о том, что тебе, как воеводе, виднее, чем кому иному: силен ли ваш князь в ратном деле? Мыслишь ли ты, что из него будет добрый полководец?

– Ну что я тебе на это скажу, коли я его в большом деле не видел? – с неудовольствием ответил Василий. – Ведь, почитай, с самого его рождения у Карачевского княжества ни с кем настоящей войны не было. Да и что он так тебе дался, Ольга Юрьевна? Нешто ты с ним воевать собираешься?

– Ты вот шутишь, боярин. А коли хочешь, я тебе скажу, к чему все мои расспросы: вижу я, что судьба открывает перед князем Василием Пантелеевичем великие возможности. И любопытно мне знать, таков ли он человек, чтобы тех возможностей не упустить?

– Какие же такие возможности? – спросил заинтересованный Василий.

– Вот хотят его брянцы к себе на княжение. Коли он сумеет с Глебом Святославичем сладить, в его руках уже будут два немалые княжества. С такою силой, да еще при любви и поддержке народной, ему, ежели он не оплошает, не столь уж трудно было бы такоже завладеть Новосильским и Тарусским княжествами. А соединив под своею рукой все земли, коими владел его великий прадед, Михаил Всеволодович, он и с Москвой потягаться сможет! – вся раскрасневшись, почти восторженно добавила Ольга.

«Так вот оно что! – подумал пораженный Василий. – Теперь-то я раскусил тебя, Ольга Юрьевна! Через Василия Пантелеевича мнишь ты сделаться великой княгиней Черниговской, а может, и государыней всея Руси! Вот тебе и тихоня муромская!»