Тмутаракань приняла его с радостью. Он ограничился тем, что повелел казнить четырех изменников, выдавших его хазарам, а сидевших в Корчеве князей с миром отпустил на все четыре стороны.

Очевидно, связанный каким-то обещанием, данным византийскому императору, Олег мирно княжил в Тмутаракани одиннадцать лет, пока был жив великий князь Всеволод Ярославич. Но как только он умер и великокняжеский стол занял Святополк Изяславич, Олег сейчас же выступил в поход и направился к Чернигову, где княжил в это время Владимир Мономах. Последнему пришлось бежать из города, так как черниговцы защищать его не пожелали и с радостью открыли ворота Олегу Святославичу, которого всегда считали своим законным князем.

По жалобе Мономаха великий князь вызвал Олега в Киев, «на земский суд». Никаких судов, а тем паче земских, над князьями никогда на Руси не бывало, а потому Олег, вероятно, заподозривший западню, приехать отказался и высокомерно ответил: «Несть мене лепо судити епископу, ли игуменам, ли смердам»[79], – на основании чего летописец, а вслед за ним историки приписали ему гордыню, невыносимо строптивый характер и бунтарство против законности.

После этого Святополк Изяславич собрал громадную рать и, выступив, совместно со всеми подчиненными Киеву князьями, против Олега, заставил его покинуть Чернигов. То, что произошло дальше, уже известно читателю: с небольшим войском Олег пошел походом по северным русским землям, где все города подряд без сопротивления открывали ему ворота.

Война продолжалась еще год. Согласно летописи, киевские князья нанесли Олегу ряд поражений и вынудили его в 1097 году явиться для мирных переговоров в город Любеч, на общий съезд русских князей. Однако в правдивости киевской летописи тут приходится сильно усомниться: едва ли Олег приехал в Любеч в качестве побежденного. Результаты съезда заставляют думать как раз обратное, ибо на нем полностью восторжествовала та государственно-политическая идея, за которую боролся Олег, и в территориальном отношении выигравшим тоже оказался только он: нелепая и пагубная система наследования была отменена и съезд постановил, что впредь каждый княжеский род будет пожизненно и потомственно владеть своей вотчиной, на правах нормальной преемственности; Олегу Святославичу и его роду, помимо Черниговского княжества, Новгород-Северской земли и Тмутаракани, достались земли Муромо-Рязанская и Вятская, то есть огромные области, раньше принадлежавшие киевскому князю.

Тут совершенно очевидно, что фактически Олег продиктовал съезду свою волю и получил сполна все, на что претендовал[80], а это было бы, разумеется, невозможно, если бы победа была на стороне киевских князей и они чувствовали под собою твердую почву. Остается думать, что эта часть летописи по указаниям Владимира Мономаха была совершенно искажена Сильвестром, который превратил поражения киевских князей в их победы. Такая перетасовка фактов обещала пройти гладко, ибо киевская летопись подверглась переделке через двадцать лет после Любечского съезда, когда уже ни Олега Святославича, ни первоначального летописца Нестора не было в живых[81].

После Любечского съезда Олег Святославич больше ни в каких распрях и войнах участия не принимал, а последние восемнадцать лет жизни целиком посвятил заботам о благоустройстве своего огромного княжества, которое оставил наследникам в цветущем состоянии. Его потомки не только считались, но и были в действительности самыми богатыми на Руси князьями[82]. Из того, что народ их любил и неизменно поддерживал, можно заключить, что и подданным их жилось неплохо.

Два сына Олега Святославича – Всеволод и Игорь[83] последовательно занимали великокняжеский стол в Киеве, так же как его внук, правнук и праправнук – последний черниговский князь, святой Михаил. Эти князья на Киев уже смотрели почти как на придаток к своему княжеству. Получив киевский стол, они не рвали связи с Черниговом, часто там и оставались, называя себя великими князьями черниговскими и киевскими.

В 1127 году младший брат Олега, Ярослав Святославич, воспользовавшись удачно для него сложившимися обстоятельствами, утвердил за собой и своим потомством Муромо-Рязанскую землю, образовав из нее самостоятельное княжество. При его сыновьях оно разделилось на три удела: Муромский, Рязанский и Пронский. Они сейчас же вступили в ожесточенные войны друг с другом и с соседним княжеством Суздальским, которое было гораздо более крепким и потому вскоре совершенно подчинило их своему влиянию.

Только перед самым татарским нашествием первому великому князю рязанскому, Юрию Игоревичу, удалось избавиться от этой суздальской опеки и объединить под своей властью все три удела. Он значительно расширил пределы Рязанского княжества на восток за счет соседней мордвы, построил несколько новых городов и хорошо наладил хозяйственную жизнь своего государства. Однако этот расцвет был недолгим: в 1237 году на Рязань обрушились полчища Батыя, в неравной борьбе с которыми геройски пал никем из соседей не поддержанный князь Юрий Игоревич и с ним еще семеро князей, членов его семьи. Города Рязань, Муром, Пронск и почти все другие были обращены в прах и пепел, а земля Рязанская залита кровью и разграблена.

Князю Ингварю Ингваревичу, единственному оставшемуся в живых, стоило огромных трудов частично восстановить разрушенные города и немного оживить опустевший край. Свою столицу он перенес из Старой Рязани в менее пострадавший Переяславль Рязанский – древний город, стоявший при впадении реки Трубежа в Оку, там, где находится нынешняя Рязань.

Муромское княжество к этому времени приобрело полную независимость, хотя и находилось под влиянием Москвы, а Пронское, пострадавшее больше всех, в течение нескольких десятков лет было в подчинении у Рязани. Но едва лишь пронские князья отстроили и укрепили свой город, они отложились от Рязани, которая, разумеется, примириться с этим не захотела. Начались беспрерывные усобицы, затянувшиеся на долгие годы. Борьба велась с переменным успехом, причем рязанские князья считали Пронск своим уделом, а пронские почитали себя совершенно независимыми.

В конце тридцатых годов XIV столетия отношения здесь были особенно натянутыми. Рязанский князь Иван Иванович, прозванный Коротополом, был человеком завистливым и корыстным, – всеми правдами и неправдами он хотел господствовать в Пронске и наложить руку на его богатства.

А их было немало. Пронское княжество было густо населено, сравнительно благоустроенно, богато лесом и пушниной, хлебом и медом, скотом и железом, которое выплавляли здесь по берегам рек, из болотной руды. Местные умельцы сами варили хорошую сталь и делали из нее сельскохозяйственные орудия и оружие. Все это позволяло Пронску вести оживленную и прибыльную торговлю с другими русскими княжествами и с Золотой Ордой.

Коротопол все это хорошо знал и мысленно подсчитывал, сколь много пополнилась бы такими прибылями его собственная казна. Но прибрать к рукам эти богатства было не так легко: Пронское княжество, по величине уступавшее Рязанскому в несколько раз, являлось тем не менее очень серьезным противником. Укрепления его столицы были почти неприступны, а войско довольно многочисленно и отлично вооружено. Кроме того, пронских князей поддерживала Москва, отнюдь не заинтересованная в усилении Рязани.

Князь Александр Михайлович Пронский, хотя и был уже в преклонных летах, отличался мужественным и энергичным характером, во всем у него царил образцовый порядок. Под стать ему были и три его взрослых сына. Над всеми потугами Коротопола они лишь посмеивались и всегда были готовы не только отразить нападение, но и возвратить удар.