Схватки начались чуть раньше положенного срока. Ладу готовили к операции кесарева сечения, но роды стремительные случились... Через два часа родилась девочка. Здоровая, хорошенькая, с нормальным весом...
А Лада умерла в родах. Обычно в критических ситуациях, если стоит вопрос, кого спасать, спасают мать. Здесь, видимо, это оказалось невозможно.
Когда Меджиду сказали, первая мысль, которая пришла к нему, была ужасна: «Она родила собственного убийцу». И не пошел смотреть на дочь. Потрясение было настолько сильным, непередаваемым, невыносимо болезненным, что мозгу, чтобы защититься от этой боли, ничего другого не оставалось, как обезуметь.
Его поместили в психиатрическую клинику. Девочку забрала к себе старшая сестра Лады Сахиля. У нее было двое сыновей. Старший школьник, младшему – три года. Жили они в ауле под Баку. Девочку Лады и Меджида назвали в честь мудрой бабушки Афаг. Она была прелестным созданием. Подвижная, улыбчивая, с вьющимися непослушными волосами и глазами-вишенками. Ласковая девочка, абсолютно лишенная капризов и почти никогда не мучающая приемных родителей ни слезами, ни упрямством...
Ей уже исполнилось три, когда она со своим приемным шестилетним братиком Аязом играла у дороги рядом с домом. За день до этого у соседнего дома разгрузили машину с песком, и детям разрешили по паре ведерок взять себе для игры. Аяз организовал небольшую песочницу, натаскал песка игрушечными ведерками, и дети принялись строить дома, мосты, подземные гаражи и даже замки...
Заигрались, загулялись... Пора бы домой обедать. Но вот сейчас еще один домик долепим...
...Грузовик на немыслимой скорости вылетел из-за поворота и, не разбирая дороги, несся по аулу...
Аяз и Афаг погибли на месте. Их могилки рядом. Меджид ничего не знает. Его навещают, конечно, но разговаривать с ним бесполезно.
Видимо, права была мудрая бабушка Афаг. Раз Аллах не дает, может, и не надо?
ОДНОЛЮБ
Ефим Наумович долгие годы живет один. В роскошном сталинском доме, в центре Москвы. Квартира хоть и считается однокомнатной, но имеет огромную кухню-столовую, две темные кладовки и даже комнату для собаки размером в шесть квадратных метров, в которой в далеком прошлом проживала прислуга. Прислуги давно нет. Приходит два раза в месяц внучка. Убирает, меняет постель, уносит белье, чтобы через две недели принести чистое и глаженое. Внучке двадцать. Она студентка. Хорошая девочка.
Ефим Наумович невысок, немного сутуловат, немного старомоден. В одежде уж точно. Какие-то у него древние костюмы, еще старого покроя. Но ткань хорошая, добротная и портновская работа безупречная. И даже моль до них не дотронулась, что странно.
Новые вещи он покупает редко. Крайне редко. В основном обувь. Обувь он любит. Она у него в идеальном состоянии. И крем специальный использует, и бархотки, и набойки всегда вовремя ставит. Так что и обувь тоже ему долго служит. Иногда покупает, конечно, но исключительно английского производства. У него не только обувь высочайшего качества... Пальто, к примеру, тоже, сделано в Шотландии. Правда, в одна тысяча девятьсот каком-то году, но зато сносу ему нет.
И если в одежде он консервативен и старомоден, то в еде – совсем наоборот. Никакой колбасы, плавленых сырков или килек в томате. Французский коньяк, красная икра, сливочное масло и творог с рынка. Ефим Наумович – большой ценитель грузинской кухни. Рядом с его домом ресторан «Мукузани». Так ему почти каждый день на дом еду приносят. Скидка у него чуть ли не тридцать процентов. Чего ж не заказать? Хачапури еще теплый, аджап-сандал, ачму и лобио из зеленой фасоли подают к дверям квартиры через двадцать минут после заказа.
С дочерью отношения сложные. Даже, можно сказать, проблемные. Дело в том, что давно, тридцать лет назад, случилась в семье трагедия. Ефим Наумович был женат к тому моменту уже пятнадцатый год. И жену свою – Валерию – любил безумно. Он удивлял всех окружающих такой многолетней влюбленностью, он удивлял Валерию, он удивлял самого себя. Видимо, Ефима можно было назвать однолюбом, причем в его классическом варианте: если уж полюбил, то однажды и навсегда.
За Валерией он ухаживал два года. Поженились они, когда ему было двадцать четыре, а ей девятнадцать. Через год родилась дочь Наташа, в которой Ефим души не чаял. Она была похожа на мать, и молодой отец, угадывая любимые черты супруги в дочери, проникался еще большей любовью к Валерии...
Он всегда был немногословен, серьезен, сух. Для жены делал все – молча, тихо, спокойно, но буквально все, лишь бы ей жилось легко, радостно и беззаботно. Прислуга, наряды от лучших портных Москвы, редчайшие ювелирные украшения из комиссионок, продукты с рынка и цветы круглый год.
Она, скорее, позволяла себя любить, чем любила сама. Уважать уважала, а вот насчет любви... Ей нравились рестораны, дома отдыха, кинофестивали и театральные премьеры. Все это оказалось возможным благодаря супругу, и она вела исключительно светский образ жизни, что по тем временам было доступно лишь артистической и дипломатической элите.
Правда, появлялась она везде с супругом, а при его строгости никакого легкомыслия допустить не могла. Ни потанцевать с другими мужчинами, ни пококетничать. А мечталось... На работе, правда, позволяла она себе принимать ухаживания. И поскольку работала в министерстве, то мужчины кругом были видные, грамотные, представительные. Устоять трудно. Тем более что не очень-то ей и хотелось сопротивляться. Наоборот, чуть ли не сдерживать приходилось себя... Так горели глаза, так колотилось сердце, когда кто-то из высокопоставленных руководителей многозначительно провожал ее глазами или делал откровенные комплименты.
Ефим Наумович всю жизнь работал бухгалтером и носил нарукавники, чем нестерпимо раздражал Валерию, которая просила его, чтобы он хотя бы дома их снимал.
–?Да, да, Лерочка. Спасибо за замечание. Сейчас сниму. – И забывал.
Кроме бухгалтерской профессии и любви к супруге была еще одна страсть в жизни Ефима Наумовича – бильярд. Шло это еще от деда – Самуила Осиповича, который был бильярдист, что называется, от Бога. Сын его, Наум, отец Ефима, как-то неудачно вступил во взрослую жизнь. Он погиб в молодые годы, глупо, банально, в подворотне своего дома, в пьяной драке, куда и попал-то совершенно случайно. Проходил мимо, в очочках, с аккуратным портфелем. Молодой специалист, преподаватель политической экономии в университете, он просто оказался не в том месте и не в то время... И удар вроде несильный был, но упал он, стукнувшись головой о бордюр... И портфель отлетел в сторону, и раскрылся, и выпали из него 11-й том «Капитала» Маркса и зачетная ведомость, которую на следующий день следовало сдать в учебную часть...
Маленького Фиму воспитывал дедушка. И воспитание это в основном проходило в прокуренных многолюдных бильярдных, куда дед не просто таскал любимого внука, а обучал игре.
–?Игра, – любил повторять он, – не всегда игрушка. Слышишь, Фима?
–?Да, деда. Ты уже говорил.
–?А ты не оговаривайся! Ты слушай, о чем тебе старшие толкуют. Так вот, игра – это и искусство, и наука, и дело... Ты понимаешь, что истинная игра может стать делом всей жизни?
Фима не понимал. Но, многократно повторенные слова деда достигали своей цели, ложились на какую-то полочку в юном мозгу, чтобы со временем вылиться в глубокую жизненную философию.
–?Вот гляди, внучок... Сейчас мы этот правый от борта в середину... и удар. Так... вынимай шар из лузы. И еще – крученый... отлично!
Фима таскал тяжелые шары и, поднимаясь на цыпочки, клал на полку.
Дед объяснял все подробно – каким шаром какой бить, как правильно держать кий, каким образом рассчитать силу удара и, главное, как предусмотреть траекторию движения шаров. Фима был способным учеником. Теорию он схватывал на лету. С практикой было сложнее, ибо ростом мальчик похвастаться не мог, как соответственно и длиной рук. Однако мозг и цепкий неординарный взгляд оказались уникальны, и способности Фима развивал сообразно своему оригинальному уму. Дед был им доволен, хотя хвалил редко. Чаще ворчал и поучал:
