В полном молчании со стороны неведомых хозяев они обошли барбухайку. Она была чрезвычайно запущена даже для Афганистана, где ни в грош не ставили уход за техникой. Скаты спущены, диски погнуты, кузов в бородатой ржавчине. В кабине из-за плесени не видно стекол.

— Машина давно брошена. Кто же тогда подавал сигналы? — спросил Покча дрожащим голосом, но ему никто не ответил.

За первой машиной приткнулась вторая, такая же разукрашенная. Третья. Четвертая. Все барбухайки размалеванные. Похоже на агитационную колонну. Много их таких сновали по Ниджрау в свое время, пока их не поставили на место.

Максуд почувствовал себя неуютно. Хотя напоминание об истерзанном «Баглане» должно было вызвать лишь удовлетворение. Но что-то не вызывало.

С одной из барбухаек приглашающе свешивался веревочный трап. Рыжий от плесени.

— Салам, вперед! — скомандовал Максуд, но в него вцепился Покча и торопливо зашептал:

— Не надо туда подниматься, хозяин. Это шайтан-арба. Надо уходить отсюда.

— Вперед, трус! — скомандовал Максуд, и чтобы команда прозвучала доходчивей, невзначай взялся за ручку сабли.

— Вай-вай, хозяин! Маймул съел твой разум, ты гонишь нас на смерть, так и знай! — запричитал Покча, но, увидев уже вынутую из ножен саблю, подчинился грубой силе и полез наверх, цепляясь за ступени дрожащими от страха руками.

Кузов оказался столь же запущен, как и все остальное. На грязном полу груды мусора, настолько слежавшегося, что он кажется единым целым.

— Покча, что там?

— Мусор.

— Посмотри получше. Салам, проверь следующую барбухайку. Я посмотрю ту, что за ней.

Они разошлись.

Покча искусно изобразил, что с готовностью выполняет команду, но на самом деле он с самого начала решил дать деру.

Он хорошо слышал Максуда, пробующего открыть дверь кабины одной из барбухаек. Наконец, она поддалась, Максуд поднялся в кабину, и все затихло.

Салам тем временем влез по скрипучему борту еще на одну из машин. Выждав, как ему показалось, достаточно, Покча заботливо снял галоши и прокрался обратно к лестнице.

Он неожиданно натолкнулся взглядом на длинный светлое пятно на полу, словно совсем недавно здесь что-то лежало.

Саламу тем временем удалось разгрести мусор перед входом в кабинку и даже открыть дверь с полностью выбитыми стеклами. В кабине не оказалось ни одного целого прибора. Руль вырван с мясом, а панель заросла диковатого вида травами, напоминающих распущенные женские волосы.

— Уж, не в аду ли побывала эта барбухайка? — суеверно подумал Салам, и словно услышав его мысли, кто-то шагнул к нему из тумана.

Салам обернулся, в дверях неподвижно стояла девушка. Черноокая, стройная, с быстрым пронзительным взглядом, одетая в просторные белые одежды.

— Ты кто? — осипшим от неожиданности голосом спросил Салам.

— Лейла! — она ответила вызывающе громко и звонко.

— Ты что тут делаешь, Лейла?

— А ты что тут делаешь?

— Нехорошо не отвечать на вопросы старших, ханум. Что за развратная на тебе одежда?

— Саван!

— Нехорошие у тебя шутки, девочка. И почему ты без паранджи?

— Еще чего?

— А вот я тебя сейчас поймаю и всыплю розог, — вспылил Салам.

— Давай я тебе лучше спою, — предложила Лейла. — Аликперу нравилось, как я пела.

Салам хотел еще поговорить, но вся его охота куда-то пропала, когда он увидел, что под просторным одеянием девушки все время происходит многочисленное движение. Что-то все время ползало там. Потом он увидел расползающихся во все стороны по полу червей и понял что.

— Не надо мне петь, Лейла. Я, пожалуй, пойду.

— А я спою.

Она распахнула рот, в котором зубы были вырваны вместе с деснами, при этом не донеслось ни звука, но в уши Саламу словно воткнули по спице.

— Прекрати! — крикнул он. — Кто бы ты ни была, я тебе не сделал зла!

— А если хорошо вспомнить? — зло засмеялась она. — Не ты ли был среди тех восьмерых, что имели меня в кузове? Теперь ты мой законный супруг, потому что тебе я досталась невинной. А потом ты ржал вместе со всеми, как жеребец, наблюдая, как Аликпер убивает меня. Вспомни, вспомни!

— Нет! — закричал он. — Меня там не было. Ты путаешь!

— Я тебе еще спою.

Она вновь открыла рот, после чего, так же как и в первый раз не донеслось ни звука, но боль в ушах сделалась невыносимой.

— Прекрати! — Салам упал на колени. — Пощади!

Металл кабины завибрировал. Салам вопил, не переставая, и так же, не переставая из его рта, ушей, носа хлестала кровь.

Потом череп его, не выдержав распирающего изнутри давления, попросту взорвался, и безголовый труп мешковато повалился к ногам призрака.

— Я знала, что тебе понравится, муженек, — довольно заявила Лейла.

Торопливо шагающий с заботливо прижатыми к груди галошами Покча вышел на нее из тумана. Девица указала на него неестественно длинным перстом и пронзительно завизжала. Покча оглох и выронил драгоценные галоши. Он сжал руками уши, и ему удалось спасти слух. Так что когда он разжал руки, он даже услышал некое позвякивание. Лейла исчезло, но не успел бача порадоваться сему факту и рвануть со всех ног, когда увидел, что не может этого сделать из-за стоящей на пути женщины.

Она молча и недобро смотрела на него, небрежно поигрывая трехметровой толстой цепью, на конце которого имелся устрашающего вида крюк с надписью «Баглан» на зловеще посверкивающем серпе, причем, проделывала это так легко, словно в руках у нее была не цепь весом не менее центнера, а веер из павлиньего пера.

В общем-то, этого недоноска убили чересчур громко для его незаметного существования на этой земле.

Покчу парализовало от страха, и он застыл, прижав галоши к груди и безучастно наблюдая отвесно опускающуюся ему на голову цепь.

В следующую секунду женщина обрушила на него свое сокрушительное орудие, разрубив до самого пола.

Максуд не знал, что с его приспешниками уже покончено. Дело в том, что уже довольно долгое время он слышал вдалеке неясное, но очень приятное пение, и пытался установить, откуда оно доносилось.

Наконец он остановился перед красивыми навесными дверями на кузове барбухайки с надписью: «Новые женщины Афганистана!» и, толкнув их, вошел.

Кузов был полон красивых молодых женщин, которые, заметив его, окружили плотным кольцом. Он пытался оттолкнуть их, но не смог, потому что тела под одеждой словно состояли из отдельных фрагментов, не позволяющих как следует упереться и распадающихся при малейшем усилии.

— Пошли прочь! — крикнул он и, выхватив саблю, начал прорубаться к выходу.

В нос ударил запах невыносимой гнили. Женщины хватались прямо за клинок, и когда он рубил им пальцы, то никто не кричал.

Максуд понял, что сходит с ума. В следующее мгновение саблю вырвали у него из рук. Его повалили на пол, неприятно скользкий, покрытый слизью, и сорвали штаны.

Какая-то старуха прорвалась вперед и жадно схватилась обеими руками за кутаг.

— Я первая! — закричала она и оседлала его.

Максуд заерзал по полу, стараясь увернуться от мерзкой старухи, но у него ничего не вышло, и кутаг угодил во что-то холодное и одновременно разлагающееся. И еще он увидел, что вокруг одни старухи. Несколько десятков страшных трясущихся старух, и они устанавливают на него очередь.