По винтовой лесенке ребята снова забрались наверх и сначала осмотрелись. В окнах — обычная мирная летняя жизнь. Возятся малыши у речки под бдительным присмотром мам или бабушек — правда, не прямо тут, а чуть правее, там пляжик неплохой. В другой стороне кто-то едет на велосипеде. Копается тетка в огороде — через два дома. Хорошо видно, далеко.
Вот только озера не видать.
Да что толку от озера, если в нем всякая зараза плавает.
Стоп! Где-то она еще слышала про заразу. Причем просто, а не в связи с озером. Кто-то говорил…
И тут Катя вспомнила — она сидит, чуть живая от страха, под пластиковым пакетом в куче мусора — здесь, в башне, только внизу, а двое парней совсем рядом рассуждают о…
— Томка, ты, когда наверху была, а те двое приходили, все слышала, что они говорили? — взволнованно спросила Катя.
— Все, — уверенно сказала Томка.
— Ну да, — подтвердил Андрей. — Слышимость тут нормальная. Все до слова. А что?
— А помните, как они про заразу говорили — что хорошо придумали, и теперь никто не сунется?
— Не помню, — нахмурилась Томка. — Про тещу с погребом — это я слышала.
— Нет, и про заразу говорили, что летом никому неохота в больнице лежать, — припомнил мальчик. — Ну и что?
— Мне Варькина бабушка сказала, что у них в пруду этим летом зараза какая-то объявилась — то ли утиные блохи, то ли конский волос.
— Ну и что?
— И дезинфекцию приедут делать, а до этого чтобы никто на пруд не ходил.
— Ну и что? — повторила Томка.
— А то, что не про эту ли заразу говорили типы? То есть — не они ли ее придумали?!
— Как это? — не поняла Тома. — Что значит — «придумали»?
— Ну, распустили слух, что в пруду зараза, чтобы никто туда не ходил. Потому что они не хотят, чтобы туда ходили и что-то увидели!
— Ты думаешь… — медленно начала Томка.
— Ну да! — ликовала Катя. — Все просто — они говорят, что в пруду купаться нельзя, никто туда не ходит — зачем зря рисковать здоровьем? А значит, они могут возле него обтяпывать свои дела сколько захотят.
— Да ну, — не поверил Андрей. — Так рисковать… Мало ли кто забредет? Да просто за ягодами мимо пойдут и увидят. А кстати, что они увидят?
— Лошадей, — ответила за подругу Тома. Она уже все поняла. — Точно, и про ветеринара разговор был, и про избушку, и тот тип все нервничал, что посторонние увидят. А ветеринар — это точно лошадям. Только… Ой, ребята, — испугалась она. — Они про шрамы говорили, которые должны зажить. Это что же они с ними делать собираются?!
— Погодите, — перебил ее Андрей. — Я, когда за подзорной трубой ходил, опять их видел.
— Где?!
— Они сюда заходили.
И Андрей подробно пересказал разговор подозрительных личностей. А потом добавил:
— Один, тот, который Вася, работу мне предлагал.
— Какую? — изумилась Катя.
— Да в том-то и дело, что не сказал — какую. Второй тип занервничал, задергался, отговаривать стал. А потом и тот вдруг передумал.
— Значит, они тебя видели? — взволнованно спросила Тома.
— Да, стояли метрах в трех, и я их разглядел, и они меня. Они не поняли, что я разговор слышал. Потом уже на меня наткнулись, когда я выходил. Хорошо еще, не сразу — я отойти успел метров на десять, так что вряд ли они поняли, откуда и куда я шел.
— Ну, тогда нормально. — У Кати отлегло от сердца. Подумаешь — увидели. На улице много народу ходит. Зато теперь и Андрей их в лицо знает, не только она.
— И все-таки, — тихо сказала Томка. — Я не понимаю, зачем им лошади? Они же не бесценные какие-то, обычные прокатные. Их воровать — себе дороже.
— А помнишь, сколько они за них просили у Сергея? — спросил Андрей.
— Миллион долларов? — засмеялась Катя.
— Нет, миллион — это они Кириллу сказали. А Сергею — два миллиона! Причем всерьез, — тоже серьезно сказала Томка. Она сидела задумчивая, сосредоточенная на какой-то мысли.
— Они что, больные — столько за лошадей просить? Им самим ветеринар нужен, наверное, — улыбнулся Андрей. — Хотя…
— Что? — насторожилась Катя.
— На самом деле такие цены на лошадей есть. Только не на прокатных. Я такую лошадь на выставке видел, — мечтательно сказал он.
— На какой выставке?!
— Лошадиной. Представь — кобыла арабской породы, чистокровная. Красивая — слов нет. И главное — ее по кругу водили, так парень, что лошадь под уздцы держал, весь мокрый был, мчался изо всех сил, а кобыла — словно еле-еле ноги переставляет. Бежит — как идет. Буквально плывет по воздуху! Так вот, эта кобыла знаете, сколько стоит?
Девочки отрицательно покачали головами.
— Пять миллионов долларов!
ГЛАВА XIV.
Вот они!
Потрясенные подруги молчали.
— Да, тогда они своих лошадей мало ценят, — наконец иронично заметила Катя. — Подумаешь, миллион долларов! Просили бы сразу пять.
— Так это же какая лошадь, — тихо заметила Томка. — Не обычная прокатная. Это элитная.
— А вот интересно, как отличить прокатную лошадь от элитной? — поинтересовалась Катя.
— По паспорту, — пояснил Андрей. — У породистых лошадей есть паспорт, в котором записано — кто родители, какой породы, с какого завода, и даже в каком году что с ней происходило. И про дальних предков тоже все записано, то есть можно установить родословную бог знает до какого колена. Вот я про своих прапрадедушек ничего не знаю, а лошадиные — пожалуйста. В паспорте записаны.
— Ну хорошо, есть паспорт, — кивнула Катя. — А вот как узнать, чей это паспорт? Допустим, ты найдешь на дороге лошадь. Она же не сможет тебе сказать — кто она, как ее зовут, откуда пришла?
— Не сможет, — заинтересованно посмотрел на нее Андрей.
— И как узнать, что это за конь?
— Ну, породистые лошади на дороге не валяются, — нахмурилась Томка. — Но вообще-то…
— Именно! — подхватила Катя. — Если, например, лошадь украли, то как узнать — породистая она или нет? Вот у наших соседей пес живет, на первый взгляд чистопородный бульдог. А потом я узнала, что вовсе он не породистый. У него в родне кто-то дворовый попался. Вот на выставки его и не берут — хозяйка жаловалась. А на первый взгляд и не отличишь…
— Кстати, — озадаченно проговорил Андрей, — ты права. В том смысле, что даже в рамках одной породы лошади слегка отличаются, и это не считается пороком.
— Чем не считается? — не поняла Катя. Она знала, что порок — это очень вредная привычка, вроде употребления наркотиков. Но при чем тут лошади?!
— Отклонением от породы, — пояснил Андрей.
— Ясно, что все лошади разные, — нахмурилась Томка. — Но что нам это дает? Или ты просто о лошадях поговорить хочешь? Тогда шли бы домой и там разговаривали…
— Понимаешь, — начала объяснять Катя, — я никак не могла взять в толк, зачем надо воровать прокатных лошадей. Они же недорогие. Если бы мальчишки увели — покататься, — то еще понятно, но тогда они бы покатались и бросили, а лошади бы пришли домой. И все.
— Могли в лесу привязать и забыть, — вмешалась Томка.
— Печально, но могли. Ума бы хватило. Вернее, наоборот — мозгов бы не хватило подумать, как лошади отвяжутся, и что с ними будет. Но мы видели лошадей, похожих на украденных, и с ними были вовсе не мальчишки. И разговоры эти про ветеринара… Как хотите, а мне все-таки кажется, что ветеринар нужен для лошадей.
— Что ж они про ветеринара не вспомнили, когда кобыла жеребилась? — проворчал Андрей.
— И это тоже, — подхватила Катя. — Помнишь, говорили, что они срока не знали, когда жеребенку родиться надо. Не их это были лошади!
— Так какой смысл воровать взрослым дядькам прокатных лошадей? Они что, идиоты? Делать им нечего? — возмутилась Томка.
— Может, и идиоты, может, и делать нечего, — задумчиво сказал Андрей. — Только если они лошадей украли — теперь захотят их продать.
— За миллион, — усмехнулась Томка.
— Но ведь отчего-то они назвали эту сумму! — воскликнула Катя. — Значит, у них есть какие-то планы.