— А то, а то… — передразнил высокий. — Эта скотина под боком, забыл, что ли?

— Ну и что? Тут он их не достанет.

— Зато услышит. Такой хай подымет — держись! Тебе что, шум нужен?

— Не нужен, — согласился мелкий. — Но там их всякий увидеть может. А уводить куда-то далеко тоже рискованно, могут понадобиться в любой момент. А тут…

— Да брось паниковать, — сплюнул высокий. — Никто их не увидит. Сараюшка надежная, народу никого. Дачники и те теперь не ходят — у них речка есть.

— А здорово мы с заразой придумали, да, Вась? — захихикал мелкий. — Теперь туда точно никто не сунется — кому охота в больнице париться летом!

— Да помолчи ты! — рассердился его приятель. — Лучше скажи, что с ветеринаром?

— Договорился, придет, — засуетился мелкий, и по всему было видно — что-то у него не так складывается. — Вот вернется с дачи…

— Ах, с дачи! — взревел Василий и надвинулся на мелкого. — Ты же говорил, что он скоро приедет!

— Скоро, скоро, — попятился мелкий. — Я же говорю — как вернется, так сразу. Кто ж знал, что у него теща начнет погреб перестраивать.

— Какая теща?! Какой погреб! — заорал Василий и тут же осекся, видимо, сообразив, что хоть место и на отшибе, но мало ли кто пройдет мимо? Вдруг тоже кому-то захочется выяснить, чья теща погреб собирается перестраивать. — Какой погреб? — повторил парень уже тише. — Звони ему, деньги обещай. Пусть бросает свою тещу вместе с погребом и мчится сюда. Ты хоть понимаешь, какими бабками здесь пахнет?!

— Так я ему и пообещал, как договорились, четыреста баксов… — растерялся мелкий.

— Звони, обещай еще две сотни. За три часа работы хорошие деньги. Потом же еще надо будет ждать, пока шрамы подживут. А красить когда?

Василий хотел от души двинуть мелкого, даже руку занес, но сообразил в последний момент, что если он прибьет этого типа, то звонить ветеринару будет некому, и остановился.

— В общем, сиди на трубе, и если завтра или в крайнем случае послезавтра его не будет тут, ты у меня сам под кобылу полезешь, понял?

И высокий вышел из башенки, пинком распахнув дверь. Но мелкий сразу за ним не пошел. Он еще покрутился около лестницы, ворча — что, мол, как работать, так Сема, а как деньги делить, так Сему не надо звать.

— Кто сообразил? Сема сообразил. Кто лошадей нашел? Сема нашел. И масть какая надо, и похожа. Кто ветеринара отыскал? А теперь что? Умные все! А если кто увидит? А если кто сфотит? Подумаешь, слух про заразу распустили! У нас народ дурной, ничего не боится. Как припрутся все купаться, — с опаской поглядывая на дверь, бубнил парень — по всей видимости, он и был тем самым Семой, с которым никто не считался.

Наконец Сема оторвался от лестницы, стукнул каблуком по нижней ступеньке так, что гул пошел, и вышел наружу. Дверь так и осталась открытой.

Наступила тишина.

В открытую дверь стрекотали кузнечики, пели птицы, ветер шумел листвой. Но все эти радостные летние звуки словно гасли в ватной тишине башни. Здесь будто бы до сих пор раздавалось смутное эхо страшноватого разговора.

Хотя — чем он был страшен, этот разговор? Ну, кто-то ждет ветеринара, мало ли зачем? Может, скотинка какая болеет, лечить надо?

Осторожно открылся сверху люк, свесилась Томкина голова:

— Эй, Катя, Настя, вы где?

Голос у Томки от волнения слегка дрожал.

Куча досок под лестницей, укрытая черным пластиковым мешком, зашевелилась, потом развалилась, и оттуда вылезла перепачканная в пыли, со щепками в волосах, Катя. Она попыталась отряхнуться — безуспешно. Оглянулась на кучу мусора, приподняла мешок за край:

— Вылезай, они ушли.

Куча снова зашевелилась, пакет слетел окончательно, и вылезла Настя. Она посмотрела на Катю и нервно хохотнула:

— Ну ты и чучело!

— Сама такая, — огрызнулась Катя.

— Сейчас отряхнем, — Томка уже спешила вниз, стуча ногами по ступенькам. Лестница гремела, как набат, и Катя присела:

— Ты что, а услышат?

— Не услышат, — подошла к ней Томка. — Мы в окно видели: они к реке ушли и там в машину сели.

— В какую?

— В ту самую, — улыбнулась девочка. — Или очень похожую. Да стой ты, отряхну

Это Катя кинулась к лестнице, посмотреть на машину из окна. Но сверху уже неторопливо спускался Андрей:

— Уехали, не видать. А мы тут голову сломали, почему вы не пошли за нами и куда делись!

— А мы в мусор закопались, — рассмеялась Катя, отряхивая ноги, пока Томка старательно выбирала щепки у нее из волос. Андрей стал помогать отряхнуться Насте, торопя:

— Уходить надо.

Это девочки и сами понимали: мало ли что тем типам башня не понравилась? Вдруг Сема все же уговорит своего несговорчивого приятеля, и они вернутся? Да еще не одни, а с компанией? Вот то-то…

Девочки быстро привели себя в порядок — ровно настолько, чтобы не напугать до смерти первую же попавшуюся им бабульку. Потом осторожно подошли к двери и выглянули во двор. Никого.

Ребята вышли на засыпанную песком дорожку под лучи веселого летнего солнца, тихонько дошли до перелаза, проскользнули за забор и, не сговариваясь, кинулись к речке.

Опомнились только уже после моста. Остановились и, тяжело дыша, оглянулись.

Угорье стояло — как ни в чем не бывало. Дома, деревья — кто бы мог подумать, что в одном из домов ребята натерпелись такого страха!

— А где башня? — вдруг спросила Настя. — Я что-то не вижу.

Присмотрелись — да, отсюда видно плохо. Деревья загораживают.

— И дом с потайными воротами не видно, — задумчиво сказала Томка. — Если что…

— Если что, надо в башне сидеть — на всякий случай! — перебила ее Катя. — И милицию вызывать.

— Василия Кузьмича? — скептически покосилась на нее Настя. — Пока он соберется приехать, от вас уже рожки да ножки останутся.

Вообще-то она была права. Василий Кузьмич — местный милиционер — был пожилым, уставшим от этой бестолковой жизни человеком. К тому же само здание милиции было одно на несколько сел и деревень, и от него добираться сюда минут пятнадцать. А если учесть, что по мосту на машине не проехать — у въезда стоят бетонные кубы, — то и вовсе все это безнадежно. В Угорье можно и проехать — кружным путем, по другому мосту, но это крюк в минут двадцать, не меньше. А за двадцать минут много чего можно сделать с двумя беззащитными школьницами.

Но не будет же старый грузный дядечка мчаться по тропинке вдоль реки, как пронеслись только что они сами? Катя представила себе картину — как Василий Кузьмич бежит по узенькой тропинке, вытирая одной рукой пот со лба, а другой — придерживая на боку пистолет, чтобы кобура не била по животу, и нервно рассмеялась.

Да если и помчится — что от него толку, от одного? Даже с пистолетом. Мало ли, может, у тех типов автомат — и что тогда?

— Давайте пойдем куда-нибудь, — нервно оглянулась Настя.

— Точно, — подхватил Андрей. — Поговорить надо.

— Пошли к нам, — предложила Томка. — Сейчас у нас дома никого нет. Полина Аркадьевна с мужем в гости пошли.

— Откуда ты знаешь? — удивленно повернулась к ней Катя и вспомнила — а ведь верно, когда она домой забегала, хозяев не видела. Вот только не сообразила спросить, где же они. — Я думала, что просто она в огороде или к соседям зашла на минутку.

— Я домой раньше тебя вернулась, и Полина Аркадьевна попросила меня вечером входную щерь не запирать, они могут вернуться поздно, — пояснила Томка.

— Отлично! — обрадовался Андрей. — Там нас точно никто не услышит, — добавил он, понизив голос. Но Кате отчего-то показалось, что обрадовался он не этому, а чему-то другому. Интересно, чему? И она посмотрела на подружку — может, та сообразит? Но подружка стояла и упорно не смотрела ни на нее, ни на Андрея. Вдаль, понимаете ли, глядела подружка.

Ну, подружка…

— Тогда идем! — прервала наступившее молчание Настя. Она, похоже, до сих пор не опомнилась от волнения, пережитого в башенке. — А то стоим тут…