– Ну, тогда, возможно, тебе стоит включить себя в список претендентов. Присоединиться к джентльменам, готовым сражаться за ее благосклонность.

– Что ты предлагаешь? Чтобы я вызывал каждого из этих безумцев на дуэль?

– Вовсе нет. Почему бы тебе просто не попробовать ее соблазнить? Воспользоваться своим легендарным обаянием. Самый лучший способ добиться женщины, это окружить ее обожанием. Ты, случайно, не забыл, как следует ухаживать за женщиной? Я готов поспорить, что этот подход в отношении Бринн ты не пробовал.

– Вообще-то нет. Может, до свадьбы… Но после – точно нет.

– А попробовать стоит.

Лусиан был согласен с другом. Он с самого начала допускал в отношении Бринн одну ошибку за другой. Он был к ней очень несправедлив. Он требовал от нее беспрекословного подчинения. Он обращался с ней подчеркнуто-холодно. Он слишком много думал о себе, о том, что она делает с ним, забыв о том, что она живой человек, нуждающийся в тепле и сочувствии. Он вел себя с ней как собственник.

– Ты прав, – тихо сказал Лусиан. – Я наломал дров. На этот раз Дейр удивленно приподнял бровь.

– Но, ты, конечно, не собираешься так легко признавать свое поражение. Ты – легендарный любовник? Ни одна женщина не могла перед тобой устоять, – пристально глядя на друга, заметил Дейр. – Рано или поздно все сдавались.

– Я вижу, ты не слишком хорошо знаешь мою жену, – с тоской в голосе ответил Лусиан.

– Возможно. Но я неплохо знаю женщин. Я предлагаю тебе больше времени проводить дома, уделяя жене как можно больше внимания. Может, стоит поехать с ней за город. Ты слишком много времени и сил уделяешь работе, а на жену ничего не остается.

Лусиан покачал головой:

– Сейчас я не могу выехать из Лондона.

– Почему? Что важнее: спасти Англию или положить конец своим мучениям? Отчего-то мне кажется, что пока ты не разберешься в своих делах, стране от тебя будет мало проку.

В словах Дейра был резон. До сих пор Лусиан считал, что его страна для него важнее всего прочего, важнее, чем личное счастье. Но конфликт с Бринн настолько занимал его мысли, что эффективно работать он уже не мог.

Может, ему действительно стоит попробовать то, что предлагал Дейр?

На следующее утро Бринн была немало удивлена, когда муж спустился к завтраку вместе с ней. Обычно он уходил из дома еще до того, как она вставала с постели.

Она во все глаза смотрела на него, забыв о чашке с горячим шоколадом, что держала в руке, когда он, приветливо поздоровавшись с ней, принялся накладывать себе на тарелку еду. Он отпустил лакея после того, как тот налил ему кофе, и, улыбнувшись Бринн, откинулся на спинку стула и развернул утреннюю газету.

Бринн не знала, что и думать.

На какое-то время воцарилась тишина. Через некоторое время Лусиан отложил газету в сторону и принялся за еду. Бринн едва не подпрыгнула, когда он обратился к ней:

– Ты не одета для конной прогулки. Решила сегодня не выезжать?

– Нет, – осторожно сказала Бринн.

– Почему нет?

Она с опаской взглянула на него:

– Я больше не буду никуда выезжать.

– Почему?

– Потому что так будет безопаснее. Он приподнял бровь.

– Не слишком ли радикальные меры ты принимаешь? Бринн попыталась изобразить улыбку, но вышло не слишком убедительно.

– Это вы настояли на том, чтобы я держалась подальше от «воздыхателей». И исполнить ваше приказание я могу, лишь намеренно избегая любых с ними встреч: как случайных, так и не случайных.

– Боюсь, что ты найдешь такого рода ограничения слишком суровыми, – сказал Лусиан, помолчав.

– Конечно. Любой бы чувствовал себя одиноко, сидя взаперти, но я привыкла к одиночеству.

Бринн чувствовала, что муж испытующе на нее смотрит.

– Тебе ни к чему обрекать себя на полное одиночество. Ты любишь Шекспира?

Бринн опасливо посмотрела на него:

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Я подумал, что мы могли бы сегодня вечером сходить в театр.

– Мы?

Он улыбнулся:

– Я бы хотел тебя сопровождать. Если ты позволишь.

– Зачем?

– Я надеялся, ты примешь это предложение в качестве оливковой ветви мира.

Бринн задумалась.

– Представить не могу, – после минутного размышления сказала она, – зачем вам протягивать мне оливковую ветвь.

– Потому что мне не нравится, что мы постоянно на ножах, Бринн. Мне бы хотелось покончить с противостоянием. Мы не можем всю жизнь прожить, воюя друг с другом.

Ей тоже не нравилось их противоборство, как и то, к чему оно приводило. То и дело перед глазами живо вставали сцены их бурного, как извержение вулкана, соития в карете. Но для Лусиана было бы куда безопаснее, если бы они продолжали жить в разладе.

– Я никогда не хотел, чтобы наш брак стал полем битвы, – продолжил он, поскольку Бринн молчала. Голос его понизился до вкрадчивого шепота. – Ты даже не представляешь, как я об этом жалею.

Бринн затаила дыхание, не в силах отвести глаз от его глаз. Если бы только они не были такими влекущими, такими синими…

Он понизил голос еще на полтона:

– Я знаю, что не был тебе идеальным мужем, Бринн. Мне бы хотелось попытаться загладить свою вину перед тобой.

Она не могла ответить. Горло вдруг сжал спазм.

– Какими бы ни были наши разногласия, – с тихим вздохом заключил он, – я бы предпочел, чтобы в обществе мы производили впечатление более дружелюбно настроенной друг к другу пары. Так мы скорее заткнем рот сплетникам. Пусть думают, что нам хорошо друг с другом.

– Да. Полагаю, это мудрое решение.

Лусиан встал и, обогнув стол, подошел к жене. Взяв ее руку, он поднес ее к губам.

– Тогда до вечера.

Едва появившись в театре, лорд и леди Уиклифф ощутили на себе пристальное внимание. К счастью, им было куда укрыться – у Лусиана в театре «Друри-лейн» была своя ложа, в которую они сразу и направились.

Голова Бринн кружилась не только в предвкушении спектакля. Лусиан вел себя очень необычно. Он ужинал дома, вместе с ней, разыгрывая из себя заботливого мужа. Конечно, Бринн понимала, что он играет, но играл он, надо отдать ему должное, мастерски. Весьма убедительно. Можно было подумать, что ой и в самом деле получает удовольствие от ее общества, а не пытается всеми способами перебороть свое влечение к ней. Пожалуй, он действительно решил начать семейную жизнь с чистого листа.

В своей новой ипостаси он был куда обаятельнее и несказанно опаснее. Со своей стороны Бринн старалась вести себя с ним как можно прохладнее и не подчеркивать своей красоты. Волосы она тщательно зачесала назад. Вечернее платье цвета слоновой кости с верхней юбкой из серебристой ткани было самого скромного покроя. И все же, судя по тому, как потемнели глаза Лусиана, когда он увидел ее перед выездом в театр, она нравилась ему и в этом неброском наряде.

В театре он продолжал демонстрировать свое к ней полное расположение. Усевшись рядом с ней в ложе, он взял ее руку и поднес к губам. Бринн решила, что он работает на публику, но, тем не менее, ей было приятно его внимание. Тепло разливалось по телу от его взгляда…

На протяжении всего первого акта Бринн была как натянутая струна, настроенная на его, Лусиана, волну. Очень действовал на нервы восхищенный шепот, доносящийся из соседних лож и снизу, с партера. Мало кто из зрителей смотрел на сцену. В бинокли рассматривали не актеров, а ее, женщину, которая, по слухам, сумела «заарканить» лорда Уиклиффа, много лет успешно избегавшего брачных уз. Но, несмотря ни на что, Бринн получала громадное удовольствие от спектакля.

– У тебя глаза светятся от восторга, – шепнул ей на ухо Лусиан, когда начался антракт. – Надо полагать, тебе понравилось представление.

– Еще как, – восторженно вздохнув, сказала Бринн. – Хотя, наверное, мне, провинциалке, трудно судить о том, насколько хороша игра актеров. Что я могла видеть там, у себя, в Корнуолле?

Лусиан ответил ей обезоруживающей улыбкой: – Возможно, здесь, в столице, и считается хорошим тоном изображать скуку, но мне по душе твое чистосердечие. Такая милая непосредственность.