Бринн ни за что не хотела встречаться с ним взглядом. Но, даже отказываясь на него смотреть, она с трудом притворялась безучастной.
– Могу я распустить твои волосы, Бринн? Пожалуйста? – спросил Уиклифф.
Бринн растерялась, несколько сбитая с толку этим его «пожалуйста». Она бы предпочла ему отказать, но как муж он имел такое право.
– Как пожелаете.
– Я очень этого желаю.
Приподнявшись, он опустился рядом с ней на колени и одну за другой принялся вытаскивать шпильки из ее волос. Бринн боялась дышать. Она спиной чувствовала тепло его крепкого сильного тела, вдыхала чистый мускусный запах кожи. Одну за другой он высвобождал буйные пряди, пока вся тяжелая масса огненных кудрей не рассыпалась по ее плечам. Когда он медленно погрузил в эту массу свою руку, нежно, но, по-хозяйски сжав ладонь, Бринн почувствовала, что внутри ее что-то предательски тает. Она вся как-то размякла. Его прикосновения были такими нежными, такими невероятно возбуждающими.
Затем, ни слова не говоря, он перекинул ее волосы на одно плечо и принялся расстегивать пуговицы на ее платье. Но не прошло и двух секунд, как Бринн почувствовала, как горячий влажный язык скользнул вдоль позвоночника. По телу ее прокатилась приятная дрожь. Уиклифф припал губами к ее затылку, покусывая нежную плоть, и это странно и остро возбуждало.
Бринн боялась пошевельнуться, прислушиваясь к своим ощущениям. Внизу живота, глубоко внутри, стало жарко, и это тепло, раскручиваясь, словно по спирали, распространялось по телу. Уиклифф продолжал целовать ее шею, спуская платье с плеч, открывая корсет. Она почувствовала, как он расстегнул крючки, почувствовала, как стало легче дышать. Потом он опустил рубашку, и груди ее выскочили на свободу.
– Лусиан, – слабо протестуя, шепнула она.
– Мне нравится, как звучит мое имя у тебя на устах. Ладони его накрыли ее грудь, и Бринн затаила дыхание.
– Тебе не надо стыдиться меня, моя чудная Бринн. Твоему телу нравятся мои ласки. Смотри, как участился твой пульс… как восстали твои соски…
Пальцы его сомкнулись вокруг набухших почек, и наслаждение острыми и быстрыми стрелами пронзило ее раз, другой, заставляя прогибаться навстречу сладострастной муке.
– Тебе нравятся эти ощущения, Бринн? А когда я возьму их в рот, тебе понравится еще больше. Позволь мне вкусить твоей сладости…
Он взял бокал из ее рук и отставил его в сторону, затем опустил Бринн на одеяло. У Бринн кружилась голова, она словно плыла в пространстве, кровь гудела в ушах. Уиклифф наклонился над ней и стал по очереди целовать ее соски, поглаживая набухшие кончики шелковисто-шершавым языком, втягивая их в себя. Бринн всхлипнула и забормотала что-то несвязное. Когда он подул на сосок, все еще блестящий от влаги, по телу ее пробежала дрожь.
Удерживая ее затуманенный взгляд, Уиклифф принялся расстегивать застежку своих бриджей, приспуская их с бедер.
В сгущающихся сумерках Бринн смотрела на его обнаженный фаллос. Она испытала легкое потрясение при виде могучего орудия его мужества. Он пульсировал, направленный прямо на нее.
– Это всего лишь плоть, любовь моя. Прикоснись ко мне, чтобы самой убедиться.
Он взял ее руку и поднес к фаллосу, позволяя ей не торопясь исследовать то, что видели ее глаза. Бринн осторожно притронулась к нему. Теплая атласная плоть натянулась так, словно внутри был гранит. Она попробовала сомкнуть пальцы вокруг него, но Уиклифф удивил ее, издав тихий стон.
Бринн тут же отдернула руку.
– Больно?
Он тихо засмеялся:
– Больно? Нет, очень приятно.
Уиклифф снова склонился над ней, но на этот раз припал губами к ее губам. Бринн, напряженно застыв, лежала под ним, пока он не попросил тихо у самых его губ:
– Впусти меня, сирена. Поцелуй меня так, как я тебя целую. Дай мне свой язычок.
Уиклифф был слишком опытен, а Бринн была бессильна перед ним. Бессильна противостоять обольщению. Воля ее была сломлена, она, как ни боролась, оказалась в его плену. Он соблазнил ее своими волшебными поцелуями.
Когда он привлек ее к себе, теснее прижимая к возбужденному телу, Бринн задрожала, беспомощная, вся в огне. Жар волнами прокатывался по ее телу, овладевал всем ее существом. В ней нарастало то, что она уже успела распознать как желание. Лусиан словно околдовал ее, опоил дурманом, и она больше не могла и не хотела скинуть с себя наваждение. Руки ее вспорхнули ему на шею, и она не стала сопротивляться желанию, вернуть ему его поцелуи.
Когда язык ее сначала осторожно, потом все смелее стал подражать движениям его языка, Лусиан испытал чувство сродни триумфу. Каким восхитительно чудным показался ему пыл невинности, эти трогательные толчки неопытного языка, ее радостное возбуждение, робкие попытки Бринн вернуть ему наслаждение.
Она тихонько всхлипнула, когда он медленно провел ладонью по ее телу вниз, задержав ладонь на скрещении бедер. Когда Бринн инстинктивно заерзала, он погладил ее, успокаивая.
– Позволь мне приласкать, моя сладкая. Когда женщина возбуждена, ей приятно принимать мужчину, я хочу подготовить тебя. Позволь возбудить тебя, моя чудная Бринн.
В темноте он чувствовал ее вопросительный взгляд.
– Я… я не думаю, что можно, – сдавленно прошептала она, – что можно быть более возбужденной.
Он спрятал улыбку.
– О да, можно. И я с огромным удовольствием тебе это покажу.
Бринн не протестовала, когда он поднял ее юбки, обнажив ее нежную плоть, открыв ее дыханию ночной прохлады. И все же она напряглась, когда он провел ладонью вверх по внутренней стороне бедра.
Чтобы отвлечь ее, Лусиан стал целовать ее грудь, посасывая соски, а сам тем временем осторожно раздвинул нежные складки, скрывавшие влагу.
Бринн была шелковисто-влажной, и тело ее было готово принять его.
Уиклифф почувствовал, что Бринн дрожит, и осторожно позволил попытку погрузиться в шелковистое тепло. Его молодая жена тихо всхлипнула от удовольствия. Тогда он присоединил второй палец, пробираясь глубже, и Бринн, вскрикнув, сжала бедра.
Глубоко и сильно втянув в рот набухший сосок, Уиклифф продолжал ласкать ее пальцами, совершая движения все в том же возбуждающем ритме, пока бедра Бринн не стали двигаться в унисон его руке. Она выгибалась ему навстречу и извивалась в инстинктивных поисках облегчения едва переносимой страстной муки. Уиклифф чувствовал жар, исходящий от ее разгоряченной кожи, слышал, как сбивчиво она дышит, он знал, что Бринн уже почти на вершине блаженства. Мгновение… и ее затрясло.
Ощущая себя триумфатором, Лусиан завладел ее ртом, жадно ловя ее крики экстаза, ее стоны. Он целовал ее лицо и держал ее в объятиях до тех пор, пока Бринн не обмякла в его руках. Плоть его словно жгло огнем, он испытывал настоящую боль, но он держался, давая ей время на то, чтобы прийти в себя.
Он чувствовал ее недоумение, ее смущение и замешательство. Она искательно заглядывала ему в лицо.
– Это то удовольствие, о котором вы говорили? – хрипло прошептала она.
Он улыбнулся:
– Да, это зовется наслаждением. Но это еще не все.
– Не все? – еле слышно переспросила Бринн. – Мне кажется, я больше не выдержу.
– Выдержишь, – тихо пообещал он. – Ты узнаешь еще большее блаженство, когда мы сольемся, плоть к плоти. Позволь показать тебе, Бринн.
Она молчала. Но молчание это было знаком согласия, знаком того, что она сдалась.
Убрав со лба ее влажный локон, Лусиан устроился у нее между ног и вдруг замер.
Сердце его наполнила странная необъяснимая нежность. Он смотрел в ее лицо, укрытое ночным сумраком, и думал о том, что это она его жена, та самая женщина, которую он выбрал себе в спутницы до самой смерти. У него было женщин без счета, но с ней все же все было не так, как с другими. Бринн была другой. С ней он сгорал от страсти, от вожделения, от желания, но все эти чувства в той или иной мере он испытывал и с другими, пусть и не так интенсивно. Что его завораживало и пугало, так это то, что к своей жене он чувствовал что-то еще, что-то особенное, доселе не испытанное. Опасное.