– И те были за права человека. И сейчас – за права человека, – ладно сходилось у Щепетовой.
– Сейчас дали только одно право – право на хамство, которым немедленно воспользовались хамы! – вновь закатилась Сорокина. – И теперь надо терпеть хамство на улице! В инстанциях! В СМИ! Везде и всюду! Везде торжествует хам!..
– Не всё безоблачно на нашем небосклоне!
Но пробивается и солнце иногда! –
несколько смягчил Сева.
– Пробьётся, как же! Только если в вашем министерстве вы навоспитаете кучу распрекрасных людей! – взвинченно сыронизировала Сорокина. – Только на вас и приходится уповать! Только вы один и можете изменить этот мир!
– О, это вы совершенно напрасно! – с жаром возразил Сева. – Аполлинарий Викентьевич как раз утверждал обратное: "Улучшить этот мир проще пареной репы! Достаточно самому стать хотя бы чуточку лучше!.." Жаль только, что ни одна сволочь этого делать не хочет!.. О присутствующих я, естественно, не говорю!..
– А про сволочь это что же – тоже Аполлинарий или это уже пошла отсебятина? – оперативно расследовал Верещагин.
– Виноват, это уже пошла отсебятина! – в струнку вытянулся Протасов.
– Оно и видно!.. – грубо шалыгнул Верещагин.
– Вот как раз это и было правильно! Вот именно, что не хочет! – восторженно подтвердила Сорокина.
– Если человек идиот, но из него сыплются гениальные мысли, то всё-таки приходится с ним считаться! – галантно расшаркался Сева. – Только вот улучшаться люди почему-то действительно не хотят!.. Почему-то это особенно их не греет!
– В последнее время я уже думаю, что нет хороших и плохих людей, а есть, которые умеют вести себя в обществе, и есть, которые не умеют, – после некоторой паузы натужно разрешился Авдошин.
– Ну да, – с сарказмом подхватил Верещагин. – И если бандюга сегодня вас укокошил, то это не означает, что он душегуб, убийца, головорез, а просто немного нехорошо повёл себя в вашем обществе.
– Вечно вы всё вывернете... – по-детски надулся Гена. – Все люди не идеальны... Идут на какие-то компромиссы. И даже не понять, что у кого по справедливости. А что нет... Но всему есть мера. А превышение этой меры – это и есть плохое поведение в обществе, – сбивчиво объяснил он.
– А главное, мы совершенно не ценим людей, которые на пути к исправлению! – идеализированно возбудилась Сорокина. – Пусть он был плох! И даже очень плох! Но он на правильном пути! Добрые начала уже начинают в нём побеждать!.. А мы этого не видим! И только видим остатки его плохоты!..
Эдуард Лимонов ВЕТЕР ИСТОРИИ
СПБ
Глухие улицы ночные
И мрачноваты и пусты.
Стоят дома, как домовые,
Как будто дамы пиковые…
Двоятся на Неве мосты.
Под брызгами дождя на стёклах
Автомобиля моего
Охранники сидят промокло
И ждут неведомо чего.
Но лишь приказа моего…
Когда-то этот город чудный
С одной актрисой рассекал.
Роман имел с ней непробудный,
На Пряжке жил; отель был мал,
"Матисов дворик" назывался,
А рядом – сумасшедший дом.
Дом сумасшедшим и остался,
А мы с актрисой не вдвоём.
У нас есть детки молодые,
У деток будет жизнь своя,
Но в том, что мы с тобой чужие,
Виновна ты, невинен я…
***
Я слушал пение кастратов.
Луна светила, падал снег,
То сер, то грязно-розоватов.
Один в ночи, вдали от всех
Я слушал пение кастратов.
Не диск таинственный винила,
С иголкою соединясь…
Мудей магическая связь,
Из Беловодия стремясь,
Ко мне межзвёздность приносила…
И дома нет, и нет семьи,
Утащены волною дети,
А я сижу при лунном свете.
Поют скопцы как соловьи,
Что им отъели штуки эти.
Заносится горячий нож,
Секущий горло ледяное…
Поёшь-поёшь, поёшь-поёшь,
Пока он падает, стальное
Сечёт им связки лезвиё,
И плачет, и скорбит зверьё…
Я слушал пение castrati –
Виттори, Сато, Фолиньяти.
Их визг, свистящий из ночи,
Поскольку режут палачи…
ЛЮДИ В КЕПКАХ
Мир был прост пред Первой Мировой:
Пышные короны у царей,
Сбруи драгоценные, конвой,
Ротшильды (зачем же им еврей?),
