— Понимашь, голову на рельсы положу!— прогнусавила и разом два бокала с кровью проглотила.

А голова Владимира Путина заверещала быстро:

— Мочить в сортире! Мочить в сортире!— и тоже давай бокал за бокалом кровь пить.

И голова Борисовны от них не отстает, громко вопит:

— Баксы! Баксы! Собирать баксы!— и сливает в себя кровь ненасытно.

Народная кровушка по желобку сильней потекла, ручейком, бокал за бокалом наполняется.

Еще раз взмахнул мечом Илья Муромец. Полетели на пол все три головы. И снова, как мячики, отскочили от пола, и вдруг уже девять голов взлетели на женские плечи. И все загомонили, зашумели на разные голоса, не слушая друг друга. Одна, жирная, щекастая, с маленькими глазками, как у свиньи, чмокает безостановочно:

— Реформы, шок-чмок-терапия...

Другая сердито талдычит:

— Хотел как лучше, а получилось как всегда!

Третья, рыжая, пугает:

— Свет отключу! Свет отключу!

Четвертая, женская, узкоглазая, с короткой прической, убеждает другие головы:

— Я Тэтчер! Я новая Тэтчер!

Пятая, мужская, улыбчивая, прихорашивается, как перед зеркалом, и спрашивает у самой себя:

— Каков я жених? Хорош?

Шестая, плюгавенькая, лысая с короткой бородкой хмуро твердит:

— Я член семьи! Я член...

А первые три головы все о своем:

— Баксы! Мочить в сортире! Голову на рельсы!

И все они заняты собой, не обращают внимания ни друг на друга, ни на Илью Муромца, только бокал за бокалом народной кровушки хлещут. Она уж по желобу в бокалы хорошим ручьем потекла.

В третий раз взмахнул мечом Илья Муромец, и как спелые яблоки с ветки при сильном порыве ветра, посыпались головы на пол, застучали по паркету, подпрыгивая вверх, назад на женские плечи. Глядь, а уже двадцать семь голов разместились на одной шее, как кисть виноградная, и все гомонят, гомонят, не слушая друг друга:

— Голову на рельсы мочить в сортире свет отключу дефолт устрою хорош жених Тэтчер как лучше провинциал пить алюминий нефть баксы баксы баксы...

И бокалы, бокалы с кровью так и мелькают, мелькают. Кровушка народная рекой полилась.

Закружилась голова у Ильи Муромца, опустился меч. Понял богатырь: махнет еще разок мечом, восемьдесят одна ненасытная голова на плечи вспрыгнет. Сколько же им кровушки понадобиться. Что делать, что делать? И вдруг все двадцать семь голов замерли, прислушались к чему-то настороженно и испуганно. Опустились бокалы на стол. Услышал Илья Муромец шум на улице, словно грозный поток надвигался на Кремль, рос, ширился. Распахнулась дверь, и появился горбатенький старичок с посохом, за ним весь проем двери заслонял могучий Микула Селянинович, а позади него народ, народ, народ.

Затрепетала гидра многоголовая, содрогнулась от страха вражья сила, заметалась по комнате, вскочила на стол, опрокидывая бокалы, и выпорхнула в форточку: только дух поганый после себя оставила. Да и тот быстро рассеялся.

Так народ, сплотившись наконец-то, изгнал из Кремля вражью силу, избрал Микулу Селяниновича президентом, Илью Муромца назначил министром обороны, Добрыню Никитича послал на Лубянку спецслужбами командовать, а Алешу Поповича вернул из-за моря-океана с острова Канары и дал ему в руки всю милицию России, мол, Алеша на собственном опыте обман олигархов познал. Пусть теперь опытный Попович народ от обмана ограждает.

Как положено испокон веков на Руси, после выборов и назначений пошел в Кремле пир горой. И я там был, водку-пиво пил, по усам текло и в рот попало.

Записано в деревне Масловке Тамбовской губернии

Владимир Розанов в письме к М.Гершензону, отмечая природный талант К.Чуковского, делает неожиданный вывод: творчески, как писатель, Чуковский не состоялся и не состоится, ибо у него нет морального пафоса и пафоса вообще. Семейно-державный и национально-религиозный пафос, обусловивший творческую судьбу В.Розанова, определил отношение к нему при жизни и после смерти. Это хорошо осознавал сам Розанов, о чём говорил многократно. Так, в "Мимолётном", отвечая на вопрос, почему он проклят евреями, В.Розанов утверждает: " ... да их взбесило, как я, образованный человек, могу любить "обречённое", т.е. обречённое ими".

Любовь к обречённому, а это, как явствует из контекста, — Россия, Православие, Царь — либо игнорируется, либо переиначивается "левыми" авторами по устоявшимся канонам. Например, по версии Ж.Нива, В.Розанов — "вездесущий газетный подёнщик", выбор тем которого был обусловлен "только собственной прихотью". Известный автор навешивает на В.Розанова и ярлык антисемита: ссылаясь в первую очередь на дело Бейлиса, Нива утверждает, что оно использовалось В.Розановым для упрочения своей скандальной репутации.

Трудно согласиться с данной версией, ибо дело Бейлиса, как и подобные по сути дела (например, убийство Столыпина), В.Розанов воспринимал как национальное оскорбление, как русский погром: "Это "торжество евреев" открыло всем глаза ... все увидели, что они всем владеют, деньгами, силою, властью, прессой, словом; почти судом и государством"; "Иго еврейское горчайше монгольского ... С верёвкой на шее тащат лучших русских публицистов говорить и подписывать заявления, что русские уже не должны заступаться за свою кровь ... ".

"Животный антисемитизм" В.Розанова Ж.Нива косвенно подтверждает и "здоровой реакцией" Религиозно-философского общества, якобы исключившего мыслителя из своих рядов за его известные высказывания в печати. Швейцарский исследователь на минимальном отрезке текста допускает немало фактических ошибок и неточностей.

Во-первых, юридически В.Розанова из РФО не исключали, он покинул эту организацию сам с известной мотивировкой. Во-вторых, по версии Ж.Нива против исключения голосовал лишь А.Блок (видимо, намёк на "антисемитизм" поэта). На самом деле на заседании совета РФО 11 декабря 1913 года против резолюции были А.Чеботаревская и П.Струве; на заседании 19 января 1914 года сценарий Д.Мережковского и масонской братии не удался из-за бунта Вяч.Иванова, хотя официально сослались на отсутствие кворума; 26 января 1914 года прошла осудительная резолюция, против которой выступили десять человек и двое воздержались. В-третьих, по делу Бейлиса суд присяжных признал обвинения не доказанными, а не необоснованными, как утверждает Ж.Нива. Конечно, для прояснения ситуации важны и свидетельства изнутри — Вас.Гиппиуса, и мнения со стороны — М.Пришвина: первый — говорил о существовании в РФО масонской организации (этот факт подтверждается и другими источниками); второй — воссоздаёт атмосферу заседания, тон которого задавали Мережковский, Гиппиус, "увесистые хайки", "честнейшие учёные жиды".