26 октября казаки вошли в пустой, оставленный Кучумом город Сибирь. Это был день памяти святого великомученика Димитрия Солунского. Это был день окончательного и полного утверждения русских в Сибири.

И снова обратимся к летописи, к ее высокому старому слогу: "Достойно воистину вспоминати сию победу и в предидущие годы, яко не многими вои таково царство взяша, но Божиею помощию".

А впереди были еще многие подвиги, битвы, страдания и жертвы.

Михаил Щукин

Новосибирск

Из поэтов Кузбасса старшего поколения мне хотелось бы выделить мускулистый, ясный стих лауреата литературной премии имени Василия Федорова Бориса Бурмистрова (особенно его, казалось бы, "вневременное" героическое стихотворение "Перед битвой"). Традиционна поэтика и Виктора Баянова, также удостоенного премии имени своего знаменитого земляка. Запоминается его живописный поэтический рассказ, в развитии традиции Павла Васильева, об алтайском охотнике:

На бедре со спиртом фляжка,

На другом кинжал-гроза.

На огонь охотник Сашка

Щурит длинные глаза.

Определенность чувствуется и в строках Сергея Донбая, когда они пишутся "по большому счету". В мире длинных дорог и коротких встреч, где "в небе болит реактивный рубец", его лирический герой не укрывается в таежные заимки, а живет открыто и страстно "посредине России".

Не спеша, философски осмысляет действительность Владимир Иванов, больше ориентируясь на познание природы, воспевая радость слияния с ней. Строки его трепетны и многозначны, вокруг них образуется как бы аура недоговоренности, но это не признак слабого мастерства автора, а неоднозначность смысла, который и нам нужно понять и прочувствовать:

Первый снег.

И прохлада. И воля.

И равнины нетронутый лист,

И гуляет но чистому полю

Звук, похожий на медленный свист...

В Новокузнецке живет и работает известная кузбасская поэтесса Любовь Никонова. Ее лирика женского страдания, которая по традиции в России заменяет любовную тему, пользуется особой популярностью. Не в пример нынешней чувственной оголтелости и наглой беззастенчивости она скромна, но не бедна, искренна, но до предела. Вся она строится на полутонах, на сдержанных мечтаниях, робких признаниях. Сразу вспоминаются имена, к примеру, Людмилы Татьяничевой или Вероники Тушновой. Похожий акварельный чистый рисунок:

Ты здесь. Я дождалась приезда.

И боль утихла до поры.

Закрылась рана (или бездна).

Спокойно движутся миры,

У кемеровчан Иосифа Куралова и Валентина Махалова, самых опытных и известных кузбасских поэтов, все реже пишутся стихи. Видно, время не располагает к этому, да и уходящие годы. Многое сказано, и возникает тревога: а не бесполезно ли? сохранится ли отзвук и останется ли намять? На такой росстани находится и вся наша поэзия; будущее ее туманно.

Полностью статья публикуется в № 12 журнала "Москва", посвящённом 60-летию Кемеровской области, почему в творчестве кемеровчан часто варьируется образ дороги, он какой-то тоже неясный, пришедший издалека. Многие местные поэты когда-то приехали в этот рабочий край, он им не совсем родной. Других образ "дороги" манит метафорой вечной "Руси-тройки", которая неведомо куда несется. Третьим (особенно молодым) представляется дорога как путь в лучшие страны-океаны с кисельными берегами и молочными реками. Для Бориса Бурмистрова образ дороги — это лермонтовская мечта обретения Божьего дара, любви. Для Александра Курицына — поиски себя, собственной тропки, Для Иосифа Куралова пути вообще заказаны:

Я в четыре пространства один уходил.

Конь скакал и копытами по свету бил.

И ложилась в траву за верстою верста,

И теперь наяву только пар ото рта.

При всех вариантах дорога для кемеровских поэтов означает жизненную судьбу, стезю. А символ "дома" (также частый у кузбасских авторов) — привязанность к месту, родовой покой. Он сегодня разрушается, даже гибнет. Отсюда в спокойных строчках местных поэтов присутствует какая-то ожидаемая грозовость, предчувствие бури. По немногим стихам трудно ощутить настроение времени, но в целом картина создается излишне, на мой взгляд, драматическая.

...Вообще в поэтике кемеровчан мало зримых примет времени. Рисуются абстрактные в большинстве своем пейзажи, громоздятся субъективные переживания. Читателю не хватает воздуха и ярких красок "несочиненности". Можно, ведь, сказать и в простоте душевной, искренне, не таясь за туманностью слов. Такая простота тоже искусство. Попробуй-ка без литературного эпигонства, без вывертов так опиши сельского человека, как это сделал в бесхитростных строчках Анатолий Пленко:

Возвращаюсь в деревню с покоса,

Месяц медленно катится вслед,

Вижу дом наш с крутого откоса,

В окнах теплый колышется свет.

Вот, скажут, архаизм: Исаковский да Прокофьев вкупе с хором Пятницкого. Насчет М.В.Исаковского промолчу — сам себя защитит песнями в легендарном уже исполнении хора имени Пятницкого. А выдающегося Александра Прокофьева процитирую, если кто не читал:

Развернись гармоника по столику.

Я тебя как песню пронесу.

Приходила тоненькая-тоненькая

Тоней называлась потому.

У кузбасских лириков я нашел и еще одно интересное стихотворение, которое промелькнуло, а потом заставило к себе вернуться. Вычитал его у Виктора Крекова. И, по-моему, оно-то как раз и современно по-настоящему, хотя и насквозь традиционно; вбирает в себя и отголоски праведного гнева "что ж ты спишь, мужичок?" Н.А.Некрасова, и сочную красочность поэта-сибиряка Сергея Маркова, явно недооцененного при его жизни. Виктор Креков в эпических образах рисует поездку в шахтерский городок, рядом с которым "в суровом полынном межзвездье в такт вселенной вздыхает Китай":