Когда Сергей Яковлев по просьбе самого Залыгина в 1994 году пришел работать в "Новый мир", где уже работал раньше и откуда было ушел, то есть когда он вернулся туда, Залыгин сказал о нем:

— Он хорош тем, что не болтливый, умеет держать язык за зубами.

Залыгин и не подозревал, что именно не болтливый Сергей Яковлев, который, как никто, умеет хранить секреты и тайны, расскажет всему миру, подробно, с документальной точностью и чистосердечной искренностью обо всем, что творилось в "Новом мире". Может быть, судьба для того и свела его с этим журналом, для того и послала его туда и заставила пройти через разные испытания и страдания, не только моральные, но и физические, и даже стать объектом подлого террора и нападения бандитов из-за угла, прямо во дворе редакции, на задворках, и подкинула ему материал, который не валяется на дороге и стоит многого, и дала ему все карты в руки, чтобы он в конце концов написал о "Новом мире".

Судьба выбрала его, чтобы именно он выполнил эту миссию. И он выполнил ее блестяще! Я аплодирую ему! За исключительную честность, принципиальность и отвагу, которую он проявил как писатель, гражданин и человек. И за беспрецедентный, единственный такой во всей истории литературы роман-хронику не только о журнале, но, на его примере, и о литературном мире в целом, о его нравах, порядках и законах (и беззакониях), и о жизни всего нашего общества последней трети ХХ века вплоть до нашего времени.

Я читала "Задворки…", с одной стороны — как своеобразное конкретно-социологическое исследование, построенное на богатом фактическом материале, то есть как документальный роман, а с другой стороны — как увлекательнейший художественный роман, в котором есть что-то и от плутовского и авантюрного романа, и от детектива, и от боевика, и от сатиры Гоголя и Салтыкова-Щедрина, и от Ильфа и Петрова. Там действуют и герои с невыдуманными фамилиями, "публичные фигуры", и герои с выдуманными фамилиями, "ролевые характеры", "ходячие функции", отрицательные и положительные символы. Сергей Яковлев изображает их такими, какими он их видит. А "как можно запретить нам видеть людей такими, какими мы их видим"?

И все они у него — психологически очень убедительны, колоритны и рельефны. И по-своему великолепны. То есть как реальные люди многие из них могут быть кому-то неприятны или не очень симпатичны какими-то своими чертами и качествами, но как художественные типы — они великолепны. Например, та же бухгалтерша Хренова, аферистка высокого полета, мастер своего дела, ловко проворачивающая самые рискованные финансовые операции, так, что у нее все шито-крыто и ни к чему нельзя придраться. Или секретарша с большим стажем и опытом, все про всех знающая, бдительная, проницательная и порой не в меру инициативная Роза Всеволодовна, каждой бочке затычка, прощупывательница всех сотрудников и посетителей редакции, выведывательница чужих планов и намерений, верная боевая подруга Сергея Залыгина и всех своих предыдущих начальников — Косолапова, Наровчатова, Карпова, которая всю жизнь ждала начальника, за которым она "чувствовала бы себя, как за каменной стеной", и "не дождалась".

Если бы я была режиссер, я бы поставила по роману Сергея Яковлева художественный фильм, и это был бы захватывающий трагикомический фильм, тянущий по меньшей мере на Золотого Оскара. И сами герои этого фильма, то есть их прототипы, во главе с новым главным редактором "Нового мира" Андреем Василевским с удовольствием смотрели бы его и аплодировали автору «Задворок» Сергею Яковлеву!

В конце своих воспоминаний Сергей Яковлев написал: я сознаю, что после публикации своих "Задворок…" "я приобрету массу врагов и едва ли хоть одного сторонника… многие из (моих) прежних знакомых и друзей от меня отвернутся…". Должно быть, он и в самом деле обрел массу врагов. Но это и естественно. Этого и надо было ожидать. А иначе грош цена была бы и ему, и его исповеди. Он был готов ко всему и знал, на что шел, "на что он руку поднимал". Как рыцарь без страха и упрека.

Он совершил подвиг, акт отчаянного мужества, который заслуживает уважения и восхищения. "Да, были люди в наше время!" — сказал когда-то герой Лермонтова. Есть они и наше время. И яркий пример тому — Сергей Яковлев. Но в чем он ошибся, так это в том, что едва ли он обретет хоть одного сторонника. Он обрел даже и не одного сторонника, а многих, и в лице главного редактора «Невы» Бориса Никольского, взявшего на себя смелость напечатать его вещь в своем журнале… и в лице Юрия Кувалдина… и т. д. Они, вместе с Сергеем Яковлевым, и есть истинные друзья "Нового мира", они, а не всякая окололитературная шелупонь.

А "Новый мир" пускай не обижается на своих непокладистых авторов, а гордится ими. Потому что только благодаря им и таким, как они, он может вернуть свою славу, свою популярность, свою фирменную литературную марку и поднять свой упавший авторитет и престиж. И таким образом избежать своего закрытия в самом прямом смысле слова.

…А если бы я была Андреем Василевским, я бы выдвинула Сергея Яковлева на премию "Нового мира" или на какую-нибудь другую, повыше. Или хотя бы на награду, которая приравнивалась бы к медали "За отвагу на пожаре".

Я люблю время от времени слышать хриплый, взволнованный голос этого человека, когда он звонит мне по телефону с далекого австралийского континента:

— Станислав, это ты! Здравствуй! Как живешь? Как твой журнал? Как Россия?

Я люблю получать его письма, написанные каллиграфическим почерком, приобретенным им еще до войны в киевской средней школе.

Я люблю отвечать на его переписку, одобрять его новые стихи о своей страдальческой судьбе, о России и неизбывной трагедии разлуки русского человека с родной землей.

Поэтическая память о родителях, погибших в недрах ГУЛАГа, о юности на берегах Днепра, о войне, разделившей его сознание: родину надо защищать от врага, но кто защитит его самого от жестоких законов родины? — вот начало его жизни. А потом был штрафной батальон, плен, освобождение, бельгийские угольные шахты, и наконец — Австралия… А во второй половине жизни два тернистых пути — к России и к Богу.

В 1990 году Смолянинов с замирающим сердцем через полвека навестил родную землю и нашел в себе мужество написать горькие строки:

Прости меня, ушедшего от казни,

Прости ослабшего среди чужих дорог.

Душой я твой навеки, без боязни,

Вернусь к тебе, когда позволит Бог.

Все мы когда-нибудь вернемся в родную землю горсточкой праха, но на что надеяться русским людям, живущим в дальних краях? Я верю вместе с Игорем Смоляниновым, что души их вернутся на родину и будут витать в ее небесах.

Десять лет тому назад в России вышла книга стихотворений Смолянинова "Города и годы". "Родные берега" — новый сборник поэта, перевалившего восьмидесятилетний рубеж. Долгая жизнь! А сердце и душа по-прежнему молоды! Недаром поэт пишет мне в одном из последних своих писем: "Был бы тебе очень благодарен, если бы ты к этой книжечке написал несколько слов о старом поэте с молодой русской душой, которая с Божьей помощью продолжает творить, считая это своим долгом перед Отечеством. Это не слова. Это — святая правда, это именно то, что меня держит на этом свете, то, чем я живу".