И поэтому сталинская культурная политика, основанная на возвращении к истокам культуры, с одной стороны, и на жестокой критике как культа культуры, так и разрушительности А-М-стиля — с другой, именно сейчас необходима и жизненна. Она жизненна еще и потому, что касалась в первую очередь НЕ проблемы искусства, стилей как самостоятельных явлений, а проблемы ЧЕЛОВЕКА, личности. Ибо человек должен быть полноценной личностью, чтобы без культа культуры восхотеть нечто иное, нежели оргиастические кривляния и сексуально-скобяные развлекалки пополам со страшилками. Конечно, "классовая борьба" и "проклятая буржуазность" тут ни при чем. Франция стала республикой без робеспьеровских жестов. Но республикой она стала — и продолжает оставаться ею. Так вернутся — не совсем в прежнем виде — и основные позиции сталинской эстетики. Да, собственно, они уже стали возвращаться — посмотрите на новодельный "сталинский ампир": Можайское шоссе, 38…

Только об этом еще рано говорить в полный голос. Наши еще не в городе.

Новый век подвел черту под десятилетием попыток остаточных околитературных групп реанимировать дух и стиль жизни "советских писателей": профессоров — властителей вузовских коридоров, противостоящих на кафедрах преступной власти; рвущихся в Союз писателей и ателье Литфонда суперпоэтов, отягощенных дачами и любовницами; многотомных прозаиков с московской пропиской, кормящихся десятилетиями за счет элегических воспоминаний "босоного детства" в тьмутараканской деревне. Даже раскол в 1991 году Союза писателей СССР на этнические союзы не оказал влияния на людей, упорно именующих себя «писателями» и заполняющих страницы «профильных» изданий ("Литературной России", "Московского литератора" и прочих) псевдолитературной продукцией или некомпетентным враньем о судьбах реализма.

Параллельно с этим осталась прежней методология изучения русской литературы и система литературного образования в России, органично связанная с литературным миром. Как и прежде, страницы вузовских пособий пестрят шаблонами, выдержанными в духе примитивного социологизма, вдобавок вывернутого наизнанку. (К примеру, если в советской высшей школе развитие социума и конкретного литературного образа объяснялось борьбой угнетенных классов с господствующими, то теперь — борьбой с тоталитаризмом, сталинизмом и т. п.) В литературоведении-2000 главенствует тенденция, бытовавшая после 1917 года: все, что было прежде — плохо. В сознание студентов настойчиво внедряют диаметрально расходящиеся с истиной оценки творчества отдельных писателей, их произведений, целых направлений. Цель одна: не позволить выйти на качественно новый уровень обобщения, затормозить развитие студента как национально мыслящего литературоведа. В современных учебниках и пособиях превалирует наследие 1960-х годов: доморощенный структурализм "хрущевской эпохи" (попытка объяснить художественное произведение исходя исключительно из его формальных параметров). На сотнях страниц тянутся рассуждения о композиции, структурных элементах, споры о методе и стиле писателя. Но игнорируется культурологический и теологический аспект в трактовке литературного произведения. В результате по сей день Гоголь предстает как обличитель самодержавно-крепостнической России, Достоевский описывает исключительно страдания "маленького человека", а основная идея романа "Война и Мир" в том, что не дворянство, а народ победил Наполеона.

Убогая конъюнктурщина методических подходов авторов учебников объясняется прежде всего их личной ничтожностью и трусостью, готовностью за жалкие подачки подкрепить псевдонаучной риторикой любую власть. Отсюда проистекает отсутствие перспективного видения, невосприятие расширившихся читательских горизонтов, нравственная бесцельность, когда изучение литературы подменяется ее развлекательным препарированием. Отсюда — и сознательное национальное самоотчуждение, изъятие из текстов учебников массы примеров и образов из произведений русских писателей XIX–XX века, суть которых состоит в утверждении героями активной национальной жизненной позиции, примеров, которые могут оказать необратимый (в положительном смысле этого слова) нравственно-психологический воспитательный эффект как на студентов, так и на школьников. Нынешнему преподавательскому корпусу в подавляющей его массе свойственно полное непонимание отечественной истории, сознательное уничижение роли русского народа в становлении Российского государства, антинациональный подход к истории собственной страны. Даже подбор имен, включаемых для изучения в вузовские учебники, всецело зависит от вкусовых и национальных пристрастий авторов, которые без церемоний навязываются: "Иосиф Бродский — поэт поэтов", "Шолохов — подставное лицо" и пр.

Вывод неутешителен: современный методологический подход авторов вузовских пособий по русской литературе, используемый и преподавателями гуманитарных вузов, из которых особо выделяются филологические факультеты Московского государственного университета (МГУ), Московского государственного педагогического университета (МГПУ), Литературный институт имени Горького (ЛИИГ) и Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ), являет собой пример современного необольшевизма, неотроцкизма (в худшем его варианте).

В 2000 году (как и в 1961, и 1985) выпускникам внешне патриотического, но интернационалистского изнутри Литературного института имени Горького выдали дипломы, где в графе профессия проставлена не существующая в природе специальность "литературный работник". Как и прежде, с надеждой приобщиться к истине устремятся в столицу тысячи абитуриентов; сотни ничего не подозревающих счастливчиков станут студентами упомянутых филфаков и гуманитарных вузов, а место им уступят «сломанные» выпускники, не нужные ни в Москве, ни тем более у себя в провинции (востребованные в лучшем случае в качестве пятисотрублевых учителей).

В чем же причина стагнации? Как оживить мертвящую воду космополитической антирусской лжи, которой обильно вспоены страницы вузовских пособий и школьных учебников и которая настояна на заморских концентратах «общечеловеческих» ценностей в угоду замкнутой московской антисистеме? Как восстановить мировой престиж русского литературоведения времен Шкловского и Бахтина?

Прежде всего следует задуматься над восприятием понятия «писатель» в современном, близком к постиндустриальному российском обществе и напомнить, что именно в 1990-е годы безвозвратно оборвалась русская традиция, тянувшаяся со времен Пушкина: традиция восприятия писателя как мастера живого сущего слова, воспроизводящего народный тип доступными ему языковыми средствами. Объективная причина утраты "писательской ментальности" и потребности в периодическом общении с книгой — наступление скоростных информационных технологий, упростивших поиск и передачу информации; субъективная — неверие простого человека, прошедшего горнила «перестройки» и «постперестройки», более никаким истинам (возможно, кроме традиционных, проповедуемых основными мировыми религиями). Литературе в ее современной форме уготована незавидная роль дурмана, отвлекающего от реальности. С книжных лотков востребован именно такой товар, а остатки противостоящих литературных «элит» взбадривают себя, взаимоисключая друг друга из литературного процесса, не желая осознать, что в этом процессе их уже нет.

Что же предлагают неофитам одряхлевшие московские мэтры, чьи взаимные симпатии и антипатии пестовались десятилетиями в идеологических подразделениях ЦК КПСС, чьи дискуссии и многополосные публикации совокупно взрастили и вознесли на властную высоту в 1992 году правительство Егора Гайдара — правительство детей членов Союза писателей СССР?