Таким образом, либо Бог есть, либо его нет. Если Он сам соглашается с нашей ситуацией, при которой защитники обеих точек зрения имеют аргументы в поддержку своей теории — поскольку “божественные” доказывают существование Бога, а “небожественные” доказывают его отсутствие — следовательно, с точки зрения логики мы получаем игру, партнерами в которой являются, с одной стороны, все “божественные” и “небожественные”, а с другой — один Бог. Необходимое логическое свойство этой игры заключается в том, что за неверие в Него Бог не имеет права никого наказывать. Определенно неизвестно, существует ли некая вещь или нет; некоторые просто утверждают, что да, а другие — что нет, и если возможно выдвинуть гипотезу, что этой вещи вообще никогда не существовало, то ни один справедливый суд не может приговорить того, кто отрицает ее существование, поскольку во всех мирах дело обстоит так, что если в них нет полной уверенности, то нет и полной ответственности. Эта формулировка логически неоспорима, поскольку она устанавливает симметричную функцию награды в контексте теории игр; тот, кто в отсутствии полной уверенности потребует полной ответственности, нарушит математическую симметрию данной игры, и тогда мы получим так называемую игру с не-нулевой суммой.
Из этого следует, что либо Бог абсолютно справедлив, в каковом случае Он не имеет права наказывать “небожественных” лишь за то, что они “небожественны” (то есть за то, что они в него не верят); либо же он все же будет наказывать неверующих, что означает, что с логической точки зрения Он не абсолютно справедлив. Что из этого следует? То, что Он может делать все, что Ему угодно, поскольку, когда в логической системе появляется одно-единственное противоречие, тогда по принципу ex falso quodlibet из этой системы можно вывести какие угодно следствия. Иными словами, справедливый Бог не может тронуть и волоска на голове “небожественных”, если Он все же их накажет, значит он вовсе не то совершенное и справедливое существо, каким его описывают богословы.
АДНА спрашивает, как в этом свете мы должны рассматривать проблему причинения зла другим.
АДАН 300 отвечает: “Мы абсолютно уверены в том, что происходит здесь; о том же, что происходит “там” — то есть за границами этого мира, в вечности, с Богом, — мы можем лишь строить гипотезы. Здесь мы не должны делать зла, хотя принцип избегания зла логически и недоказуем. Но по той же причине существование мира также логически недоказуемо. Мир существует, хотя мог бы и не существовать. Зло может быть сделано, но мы не должны этого делать, как мне кажется, из-за нашего соглашения о взаимности: поступай со мной так, как я с тобой. Это никак не связано с существованием или несуществованием Бога. Если бы я воздерживался от совершения злых поступков из страха перед наказанием “там”, или старался быть хорошим, надеясь получить “там” вознаграждение, мое поведение было бы основано на зыбком фундаменте. Однако здесь не может быть оснований прочнее, чем наше взаимное соглашение. Если “там” и существуют другие основания, я не могу быть в них так же уверен, как я уверен в наших основаниях здесь. Живя, мы играем в игру жизни, и в ней мы все до одного — партнеры. Игра между нами абсолютна симметрична. Предполагая существование Бога, мы предполагаем продолжение этой игры за пределами нашего мира. Я считаю, что эта гипотеза допустима, пока она никоим образом не нарушает хода игры здесь. Иначе ради кого-то, кто, возможно, не существует, мы приносили бы в жертву то, что существует здесь, и существует определенно”.
НААД замечает, что отношение АДАНА 300 к Богу для него неясно. АДАН согласился с возможностью существования Создателя, не так ли? Так что из этого следует?
АДАН: “Абсолютно ничего. То есть, абсолютно ничего в области долга и обязанности. Я считаю, что во всех мирах действует следующий принцип: временная этика всегда независима от трансцендентной этики. Это означает, что этика здесь и теперь не может иметь вне себя ничего, что бы ее доказывало. И это значит, что тот, кто делает зло, в любом случае негодяй, а тот, кто делает добро, в любом случае праведник. Если кто-нибудь решает служить Богу, посчитав доказательства его существования достаточными, он не приобретает тем самым никаких дополнительных заслуг здесь. Это его собственное дело. Этот принцип основан на том, что если Бога нет, то Его нет вообще, а если Он есть, то Он всемогущ. Потому что, будучи всемогущим, Он мог бы создать не только другой мир, но и другую логику, отличную от той, на которой основаны мои рассуждения. В этой другой логике гипотеза временной этики с необходимостью бы зависела от этики трансцендентной. В таком случае, у нас были бы если и не ощутимые, то неопровержимые логические доказательства, заставившие бы нас поверить в существование Бога; а те, кто бы этого не сделал, согрешили бы против разума.”
НААД говорит, что Бог, возможно, не хочет создавать ситуацию, которая заставляла бы в Него верить — ситуацию, которая возникла бы у создания с этой другой логикой, предложенной АДАНОМ 300. На это АДАН отвечает:
“Всемогущий Бог также должен быть всеведущим; абсолютная мощь не является чем-то независимым от абсолютного знания, поскольку тот, кто может все, но не знает, какие последствия вызовет использование его абсолютной мощи, фактически уже не является всемогущим. Если же Бог иногда совершает чудеса, как о Нем говорят, то это сделало бы его совершенство еще более сомнительным, потому что чудо — это нарушение автономии Его собственного творения, грубое вмешательство. Однако тому, кто постоянно регулирует свои создания и знаком с их поведением с начала до конца, нет нужды нарушать эту автономию. Если он все же ее нарушает, оставаясь всеведущим, это означает, что он совершенно не исправляет свое творение (ведь исправление могло бы только означать, что он с самого начала не был всеведущим); вместо этого он подает — путем чуда — знак своего существования. Однако это неверное рассуждение, потому что подача любого такого знака должна производить впечатление, что творение, по крайней мере на местном уровне, исправлено. Локальный анализ новой модели показывает следующее: творение подвергается исправлениям, источник которых находится не внутри него, но снаружи (от трансцендентного, от Бога), и поэтому чудеса должны быть нормой; иными словами, творение должно быть таким образом исправлено и усовершенствовано, что нужда в чудесах отпадет. Дело в том, что чудеса как произвольное вмешательство не могут быть только знаками Божественного существования; в конце концов, они указывают не только на их автора, но и на того, кому они адресованы (того, на кого они направлены здесь с целью ему помочь). Таким образом, логически рассуждая, мы приходим к следующему: либо творение совершенно, в каковом случае чудеса не являются необходимыми, либо чудеса необходимы, в каковом случае творение несовершенно. (С чудесами или без них, исправить можно только то, что имеет какие-то недостатки, поскольку чудо, вмешивающееся в совершенство, только его нарушит и испортит). Таким образом, сигнализируя нам о своем существовании при помощи чудес, с точки зрения логики Бог выбирает самый плохой способ манифестации.”
НААД спрашивает, не может ли Бог в действительности хотеть, чтобы существовала дихотомия между логикой и верой в Него — может быть, акт веры должен быть отказом от логики в пользу полного доверия?
АДАН: “Как только мы позволяем внутреннему противоречию закрасться в логическую реконструкцию чего бы то ни было (будь то существо, теодицея или богостроительство), становится возможным доказать все, что угодно. Взгляни, как обстоит дело. Мы говорим о создании кого-то и о наделении его определенной логикой и затем о предложении пожертвовать этой логикой в пользу веры в Создателя всего сущего. Чтобы эта система оставалась непротиворечивой, здесь необходимо применить, в форме металогики, иной тип рассуждений, совершенно отличный от логики самого создания. Если это и не вскроет несовершенство Создателя, то покажет то, что я называю нехваткой математической элегантности — sui generis неметодичность (непоследовательность) акта творения”.
