Появление славян на исторической арене, их дифференциация на восточную, западную и южную ветви, поселение на ныне известных территориях относятся к 300—600 годам новой эры. Это совпало с акматической стадией этногенеза, образованием суперэтноса и распространением его в пределах своего ландшафтного ареала. Фаза надлома пришлась на 600—800 годы, она оказалась связанной с резким снижением пассионарности суперэтноса и завершилась окончательным распадом славянского единства и образованием отдельных раннеславянских государств. 800—1100 годы в русской истории — это уже инерционная фаза развития, которая ознаменовалась дальнейшим снижением пассионарности суперэтноса и созданием восточноевропейского славянского государства — Киевской Руси, ее христианизацией с последующим расцветом культуры и ростом благосостояния народа.

Фаза обскурации 1100—1300 годов продолжила падение пассионарной энергии, привела к разрушению системных связей и ознаменовалась распадом монолитного государства — Киевской Руси — на удельные княжества, находившиеся друг с другом в непрерывных междоусобных конфликтах. В конечном счете искусственно раздробленный этнос попал под влияние Орды и Литвы. Завершает этногенетический цикл древнерусской истории мемориальная фаза, приходящаяся на 1300-1480 годы и приведшая к окончательной утрате этнического единства и трансформации культурной традиции.

Этногенетическая история Московской Руси, по Гумилёву, первоначально сопряжена с предшествующими стадиями этногенетического развития. Около 1200 года на территории Московии произошел очередной пассионарный взрыв и уже к 1380 году сформировался новый этнос, традиционно именуемый русским, образованный, однако, путем включения в свой состав не только славян, но и татар, литовцев и финно-угорских народов. Этот период ознаменовался созданием Великого княжества Московского, трансформировавшегося к 1500 году в Московское царство. Москва сумела в конце XIV — начале XV века возглавить обновленную пассионарным толчком Россию и вывести ее из состояния вассала Орды на широкий путь самоутверждения. Этому во многом способствовали религиозная терпимость к аборигенам и хорошее (безо всякого этнического превосходства) отношение к ним.

Триста лет (от 1500 до 1800 года) потребовалось, чтобы окончательно объединить под властью Москвы народы, жившие на просторах Евразии — от Прибалтики до Тихого океана. При этом многие из народностей Севера, Сибири и Дальнего Востока поучаствовали в становлении генетически обновленного российского этноса. После 1800 года снова наступила фаза надлома, характеризующаяся снижением пассионарности и нарастанием внутренних конфликтов. Но это не исключало из русской жизни значительных и великих событий, составивших ее гордость.

Особое значение во всех своих исследованиях Гумилёв придавал пассионарности славянского этноса. В указанном аспекте данные Гумилёвым объяснения многих событий российской истории представляются наиболее впечатляющими и убедительными. Особенно наглядно и ярко результаты очередного пассионарного толчка проявились при становлении Московской державы (о чем отчасти уже говорилось выше). Совсем не случайно начиная с XIV века полюс российской пассионарности стал постепенно перемещаться в Москву. Москве просто на роду было написано стать ноосферным и геополитическим центром Русского государства, что обусловлено ее географическим, геофизическим и космопланетарным положением. Все остальное — производное от данного факта и сопутствующих ему обстоятельств. Еще в XIX веке русские ученые-естествоиспытатели выдвинули идею, что само географическое положение Москвы, связанное с котловинным характером природного ландшафта, сыграло решающую роль в превращении ее в столицу – сначала княжества, а затем царства и империи.

Пассионарная вспышка, помноженная на энергетику сакрального места, и привела к появлению уникального социума, который вошел в мировую историю под названием Московского царства. Потенциальных и реальных пассионариев (князей, духовных пастырей, вдохновенных художников и подвижников), которые подсознательно ощущали внутреннюю энергетику матери-земли и благотворное излучение Космоса, постепенно как магнитом перетянуло в Московский геоактивный регион с его повышенной телурической энергетикой и оптимальными возможностями ноосферных контактов. С Москвой так было всегда: стоило только здесь появиться пассионарной личности, как она находила благодатную почву для великих дел. Лучший (но не единственный) пример — великий князь Дмитрий Иванович Донской (1350—1389). Типичный пассионарий, рожденный в Москве (и умерший здесь же), он подпитывался энергетикой родной земли и родного города. Именно он — и никто другой — оказался единственным вождем, способным сплотить русских людей вокруг Москвы и привести их к победе над Золотой Ордой. Хрестоматийные примеры лучшее тому подтверждение.

Как известно, за три года до Куликовской битвы великому князю Дмитрию Ивановичу (тогда еще не имевшему прозвание Донского) удалось убедить других князей выступить против золотоордынского воинства. На Нижегородскую землю он привел дружины из Москвы, Владимира, Ярославля, Юрьева, Мурома, Переяславля, но сам вскоре возвратился домой, доверив управление своему тестю — нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу. То, что случилось потом, получило название как побоище на реке Пьяне (приток Суры, впадающей в Волгу). Река Пьяна вообще имеет какой-то мистический облик: на местности (и соответственно на карте) она образует петлю — так, что исток оказывается почти вблизи устья. Роковое же сражение, произошедшее в этой «петле», подробно описано в Симеоновской летописи под годом 6885-м (1377-м):

«И собралось великое войско, и пошли они за реку за Пьяну. И пришла к ним весть о том, что царевич Арапша на Волчьей Воде. Они же повели себя беспечно, не помышляя об опасности: одни — доспехи свои на телеги сложили, а другие – держали их во вьюках, у иных сулицы оставались не насаженными на древко, а щиты и копья не приготовлены к бою были. А ездили все, расстегнув застежки и одежды с плеч спустив, разопрев от жары, ибо стояло знойное время. А если находили по зажитьям мед или пиво, то пили без меры, и напивались допьяна, и ездили пьяными. Поистине — за Пьяною пьяные! А старейшины, и князья их, и бояре старшие, и вельможи, и воеводы, те все разъехались, чтобы поохотиться, утеху себе устроили, словно они дома у себя были.

А в это самое время поганые князья мордовские подвели тайно рать татарскую из мамаевой Орды на князей наших. А князья ничего не знали, и не было им никакой вести об этом. И когда дошли наши до Шипары, то поганые, быстро разделившись на пять полков, стремительно и неожиданно ударили в тыл нашим и стали безжалостно рубить, колоть и сечь. Наши же не успели приготовиться к бою и, не в силах ничего сделать, побежали к реке к Пьяне, а татары преследовали их и избивали.

И тогда убили князя Семена Михайловича и множество бояр. Князь же Иван Дмитриевич, жестоко преследуемый, прибежал в оторопи к реке Пьяне, бросился на коне в реку и утонул, и с ним утонули в реке многие бояре и воины, без числа погибло народа. Это несчастье свершилось второго августа, в день памяти святого мученика Стефана, в воскресенье, в шестом часу пополудни.

Татары же, одолев христиан, стали на костях и весь полон: и все награбленные богатства здесь оставили, а сами пошли изгоном, не подавая вестей, на Нижний Новгород. У князя же Дмитрия Константиновича не было войск, чтобы выйти на бой с ними, и он побежал в Суздаль. А новгородские жители убежали на судах вверх по Волге к Городцу.

Татары же пришли к Нижнему Новгороду пятого августа, в среду, в день памяти святого мученика Евсигния, накануне Спасова дня, и оставшихся в городе людей перебили, а город весь, и церкви, и монастыри сожгли, и сгорело тогда в городе тридцать две церкви. Ушли же поганые иноплеменники из города в пятницу, разоряя нижненовгородские волости, сжигая села, и множество людей посекли, и бесчисленное количество женщин, и детей, и девиц повели в полон <…>».