Статья Г. В. Вернадского писалась как бы в полемике с пресловутым русофобским опусом маркиза Адольфа де Кюстина «Россия в 1839 году», где очередной — на сей раз французский — Мюнхгаузен попытался исказить не только историю современной ему России, но и дегтем перепачкать ее достославное прошлое. Казалось бы, время де кюстинов безвозвратно ушло. Но нет, злопыхательский пыл разнокалиберных фальсификаторов русской истории за полтора века нисколько не поубавился. В 1983 году в Лондоне была издана очередная монография крупнейшего европейского специалиста по русской истории Джона Феннела «Кризис средневековой Руси: 1200—1304», через шесть лет книга вышла на русском языке. Английский «специалист» не просто принижает значение личности Александра Невского в отечественной истории — он отрицает фактическую сторону выигранных им сражений, называя Невскую битву и Ледовое побоище мелкими, случайными и малосущественными, о которых не сохранилось никаких достоверных известий, кроме агиографического «Жития святого благоверного и великого князя Александра», написанного более чем через сто лет после его смерти. (К сожалению, у английского историка нашлись последователи и в нашем отечестве).

Действительно, западно-европейские хроники хранят полнейшее молчание о битвах на Неве и Чудском озере. О первой из них умалчивают и современники — русские летописцы. Лишь о событиях, связанных с экспансией Ливонского ордена, сохранилась краткая запись в Лаврентьевской летописи. Да и та сделана таким образом, что на первый план выдвигается не князь Александр, а его брат Андрей: «В лето 6750 (1242). Великий князь Ярослав послал сына своего Андрея в Новгород Великий в помощь Александру против немцев, и победили их на Плесковском (Псковском) озере и взяли большой полон; и возвратился Андрей к отцу своему с честью». Вот и все, что можно узнать из ранних русских летописей об эпохальных событиях, в ходе которых решалась судьба России. В более поздних летописях появляются подробности, хорошо известные по школьным учебникам, художественным произведениям и классическому фильму Сергея Эйзенштейна. Откуда они взялись?

Как уже отмечалось, огромное количество древнерусских рукописных книг и документов погибло. Среди них множество ранних летописей, о содержании которых теперь можно только догадываться. Однако нельзя полностью игнорировать и стойкую устную традицию: народ дал любимому князю прозвание Невского, народ свято хранил в памяти его героические деяния. Это ведь только к радости «специалистов», вроде Джона Феннела, отсутствие соответствующей записи в какой-нибудь шведской или эстонской хронике может служить аргументом в пользу того, что случайная стычка на Неве не имела никакого значения для хода истории, а князь Александр получил свое прозвище неизвестно за что. По счастью, народ не состоит из одних только феннелов: в противном случае на Британских островах не сохранилось бы ни баллад о Робине Гуде, ни цикла сказаний о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, ни волшебных легенд Уэльса «Мабиногион», в которых в «снятом виде», как вы­ражаются философы, сохранились факты реальной, хотя и очень далекой, истории или же предыстории.

Устные рассказы сподвижников Александра Невского, вошедшие затем в летописи и житийное повествование, донесли до нас и факты ноосферных явлений, сопутствовавшие всей жизни благоверного и великого князя. Наиболее известными и показательными являются видения в решающие минуты святых русских мучеников Бориса и Глеба. Впервые они явились перед Невской битвой ижорскому старейшине Пелугию (в крещении Филиппу). Он стоял в ночном дозоре, и когда начало всходить солнце, он вдруг «слыша шюм страшенъ по морю и виде насадъ (речное судно. — В.Д.) един гребущь по морю, и посреди насада стояща святая мученика Бориса и Глеба въ одеждах чръвленых, и беста рукы дръжаща на рамех. Гребци же седяху, акы мглою одеани. Рече Борисъ: "Брате Глебе, вели грести, да поможемь сроднику своему князю Александру"». Перед нами не вымысел, галлюцинация от бессонницы, а типичное ноосферное явление, пробуждающееся в экстремальной ситуации, когда чувства и сознание человека до предела обострены.

Александр принял ноосферное знамение как благословение, и с тех пор сродники Борис и Глеб окрыляли знамя его побед. В особенности это проявилось во время Ледового побоища. Сразу множество воинов увидело (понятно, что речь идет о внутреннем видении, то есть подключении к информационному полю ноосферы), как святые покровители Руси Борис и Глеб «даша ратнии плещи свои и сечахут их и гоняхут, яко по яеру, и не бе им камо утечи, и биша их 7 верст по леду до Суболического (западного. — В. Д.) берега; и паде Немець 500, а Чюди числа нет». Так говорится в Московском летописном своде конца XV века.

Лев Николаевич Гумилёв написал множество книг – одна лучше другой (о статьях или художественных произведениях я уже и не говорю). Но есть среди них главная, которая сегодня входит в «золотой фонд» современной науки. Ее название известно любому культурному человеку — «Этногенез и биосфера Земли». Эта книга из тех, что создавалась автором на протяжении всей его сознательной жизни. А когда пришла пора сесть за письменный стол, чтобы написать первую страницу, в голове давно уже сложилось почти всё произведение целиком. Потому-то так легко и радостно было трудиться Гумилёву над своим детищем. За каждой строкой по существу стоял опыт всей его жизни. Написать книгу легко — было бы время да желание! Гораздо труднее сломать устоявшиеся научные стереотипы, преодолеть идеологические догмы и инерцию мышления псевдоученых и патологический страх издательских работников, боящихся брать на себя малейшую ответственность за публикацию крамольного труда гонимого автора.

У этой книги Льва Николаевича Гумилёва оказалась нелегкая судьба. Печатать ее запретили сразу же. Разрешили депонировать. Существовала в те времена такая хитрая форма обнародования научных работ: один машинописный экземпляр сдавался на хранение в специально созданный для этого Всесоюзный институт научной и технической информации (ВИНИТИ), где ксерокопию работы в принципе имел право заказать любой желающий. По утвержденному положению, если заказы на депонированную работу становились массовыми, ее обязаны были напечатать типографским способом. Но на книгу Гумилёва сие правило не распространилось, и ее ожидала совершенно иная участь: спустя некоторое время эпохальный труд вообще перестали размножать и пересылать заказчикам. Как результат репрессивной политики властей — на «черном» книжном рынке цена успевших разойтись экземпляров достигла астрономической цифры. Гумилёву же по-прежнему продолжали чинить препятствия по всем направлениям. На его голову обрушился очередной вал разнузданной критики. Но Лев Николаевич как истый пассионарий не привык без боя сдавать позиции. Он обстоятельно (устно и письменно) отвечал своим многочисленным оппонентам и завистливым недругам, обращался в официальные инстанции, искал (и получал) поддержку и у известных ученых, и у скромных подвижников науки.

Высокую оценку монографии Гумилёва дал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906—1999). Вместе с другими именитыми учеными он обращался непосредственно в ЦК КПСС. В своей официальной рецензии он утверждал: «<…> Книга Л. Н. Гумилёва "Этногенез и биосфера Земли" (защищенная автором как вторая докторская диссертация и депонированная в ВИНИТИ), в которой он дает систематическое изложение своих представлений об этносе как связующем звене между природой и человеком, уже почти десять лет привлекает к себе пристальное внимание самого широкого читателя. Причина тому — необычайная постановка проблемы, широта обобщения огромного фактического материала всемирной истории и географии, необычайная эрудиция автора, соединение исторического, географического и биологического взглядов на предмет исследования на базе системного подхода. Как специалист по истории культуры, объединяющий филологию, искусствоведение и историю, я приветствую такое расширение научного видения в сторону естествознания, и в частности, в сторону географии.