— Тише, — шепнул Брук, когда мы вышли в коридор. Я ясно услышал шум лифта в глубине здания.

Я побежал туда. Этот лифт использовался очень редко, во-первых, потому что о нем знали очень немногие, даже из сотрудников, не говоря уже о посетителях, а во-вторых, люди боялись в нем ездить, потому что он часто застревал между этажами. Но прежде чем я добрался до двери лифта, мотор заглох.

Я посмотрел вниз через сетчатую дверь. Я не смог различить, где остановился лифт: на первом этаже или в подвале. Я закричал:

— Ночной сторож! Вы меня слышите?

Мне никто не ответил, но дверь лифта открылась. Там, внизу, кто-то был — совсем близко, — кто-то таился в ночи; неизвестный, который, может быть, знал ответы на все вопросы.

— Пойдемте вниз, — сказал я.

Я устремился вперед, достаточно быстро, чтобы быть первым, но все-таки не так быстро, чтобы далеко обогнать остальных и встретиться с неизвестным в одиночку. На первом этаже лифта не было. Мы спустились в подвальное помещение.

Свет из кабины лифта был ярче, чем освещение в коридоре. Сетчатые двери были открыты. Я не без страха приблизился к лифту, одновременно испытывая чувство некоего странного благоговения, как если бы это был алтарь какого-нибудь языческого идола.

В глубине лифта сидел человек. Его голова склонилась набок. Пролилось столько крови, что было трудно определить, какая из ран была хуже всего. Лоб пересекал след от ужасного удара, на одной руке не хватало двух пальцев. Я узнал его по цвету пальто и по галстуку в желтых пятнах: это был Новарио.

Брук подошел к нему, пощупал пульс, а потом почти неслышным голосом сообщил, что он мертв.

В этой затемненной части подвала ярко освещенный лифт напоминал маленькую сцену, на которую смотрели мы — четверо зрителей. Казалось, что представление закончено и ничего больше не будет, но тут мы с Конде одновременно бросились в лифт. Я оказался проворнее и схватил голубую тетрадь. Она была точной копией той, которую мы нашли у тела коменданта. (Сейчас мне казалось, что та экспедиция на пятый этаж была очень давно.)

Голубая обложка была покрыта гипсовой пылью.

Я открыл окровавленную тетрадь. На первой странице было написано:

Это был тот же каллиграфический почерк, который мы видели в других тетрадях, найденных на пятом этаже во время нашей ночной экспедиции. Я пролистал тетрадь, но все остальные страницы были девственно чисты.

— Похоже, кто-то играет в Брокку, — сказал я.

— Меня не интересует этот писатель-призрак. Я хочу немедленно выйти отсюда. — Дюпре побледнел. При виде трупа он как будто состарился лет на десять.

Брук, казалось, был больше озабочен тетрадью, чем мертвецом.

— И что все это значит, есть какие-нибудь идеи? — Он обратился сначала к Конде, а потом ко мне. Я решил рассказать правду: и о нашем походе на пятый этаж, и о том, как мы нашли тело коменданта. Я рассказал также о голубых тетрадях.

«Эта тетрадь пустая».

— А вдруг Брокка жив? Его кто-нибудь когда-нибудь видел?

— Он умер больше двадцати лет назад, — сказал Конде. — Утонул.

— Это не доказано. Также не доказано, что он вообще существовал.

— Прочтите биографию, которую я написал, Миро. Она выйдет в свет в конце года. Если позволите, я пошлю вам один экземпляр.

— Но, пожалуйста, без посвящения. — Я посмотрел на Брука. — Один человек, мы знаем только его инициалы, был пациентом дома отдыха «Спиноза». Там начинается и заканчивается биография Брокки. Все остальное — его жизнь, его книги — придумал Конде. Нашлись люди, которые восприняли его фантазии серьезно и теперь верят, что Брокка действительно существовал.

— В здании находится сумасшедший, мы — в опасности, а вы продолжаете свои обвинения… — Конде показал на лифт. — Это я тоже выдумал?

— Оставим все разбирательства на потом, сейчас нам надо спасать свою жизнь, — сказал Брук. — Здесь есть туннель, который связан с колониальным музеем. В прошлом году по нему прошла группа студентов-археологов, чтобы составить карту. Я никогда туда не входил, но мне говорили, что там нет никаких препятствий, и можно пройти его до конца. В музее должен быть ночной сторож, мы попросим его о помощи, чтобы вынести Трехо из здания. Все согласны?

— А где вход в туннель? — спросил Дюпре.

— На втором уровне подвала.

— А если мы заблудимся?

— Туннель короткий. Я видел студенческую карту, там нет никаких ответвлений. Единственная проблема: где взять фонари или свечи.

Я вспомнил, что на третьем этаже в конце коридора была подсобка, где хранились щетки, веники и тряпки. Пожалуй, там могли быть и свечи.

Когда мы поднялись на третий этаж, Трехо по-прежнему был без сознания, но ровно дышал. Дверь подсобки не запиралась на ключ. На полках стояли пустые банки от моющих средств, два металлических ведра, в углу валялись какие-то тряпки, превратившиеся в лохмотья. В глубине полки я нашел ржавый фонарик. Не без труда я сдвинул выключатель, но фонарик не загорелся. Я разобрал его: батарейки были новые, но контакты покрылись слоем купороса, вылившегося из старой батарейки. Конде нашел деревянный ящик, в котором хранились инструменты. Там были гвозди, щипцы и молоток. Я почистил отверткой контакты фонарика, освободив их от окиси, и снова включил. На этот раз он зажегся.

— Если вас уволят с кафедры, я возьму вас на работу в администрацию, — сказал мне Брук, забирая у меня фонарик. — Теперь мы готовы.

Конде взял из ящика молоток.

— Если на нас нападут, будет чем защищаться, — сказал он.

Мы вернулись в подвал и спустились по мраморной лестнице на нижний уровень. Из глубины потянуло прохладным ветром.

— Я боюсь тараканов, — сказал Дюпре.

Брук зажег фонарик и осветил вход в туннель.

— Та группа, о которой я вам говорил, прошла здесь днем, и их было больше двадцати человек, — сказал Брук. — А нас всего четверо.

— Трос, — сказал Конде. — Я не пойду, я страдаю клаустрофобией.

— Но в здании опаснее, чем в туннеле.

— Я где-нибудь закроюсь и подожду, пока не придут нас освободить. — Конде начал подниматься по лестнице.

— Опомнитесь, доктор. Там наверху — убийца, — закричал Дюпре.

Мне очень хотелось как можно скорее покинуть здание, но я вспомнил о Трехо, который лежал на втором этаже. И где-то там, наверху, был убийца.

— Я тоже останусь. Нельзя бросать раненого человека.

Брук и Дюпре, более заинтересованные в дополнительном спутнике, чем в моей безопасности, настаивали, чтобы я пошел с ними. В конце концов они уступили.

— Спрячьтесь в надежное место и забаррикадируйте дверь. Помощь скоро придет, — пообещал Брук.

— Дай Бог, — сказал Дюпре.

Брук пожал мне руку и пожелал удачи. Дюпре сделал то же самое. Неуверенными шагами они направились к туннелю.

— Да поможет вам Бог, Миро, — крикнул Брук. — Да поможет Он нам всем.

Голоса и шаги затерялись в глубине холодного туннеля. Я начал медленно подниматься по мраморной лестнице. Но уже через пару секунд я безотчетно ускорил шаги, и на третий этаж я поднялся уже бегом.