— Мешки долго простояли на улице, их изодрали бродячие коты, — пояснил констебль. Он надеялся, что хотя бы за действия котов его не станут ругать.

— Все пропало, — сказал Маркби. — Если, конечно, орудие убийства было здесь. Теперь его увезут на свалку и переработают. Черт, черт, черт! — Он зашагал к своей машине. Старший инспектор считал Пирса способным молодым человеком, но сегодня сержант допустил непростительную ошибку. Впрочем, отчасти в том повинно время. Они узнали, что Парди ударили по голове, только после того, как Маркби вернулся из зала суда. Если бы он попал на Джубили-роуд на час раньше… Но что толку сейчас жалеть! Ответственность за то, что произошло, лежит на нем.

Из-за угла показалась фигура в желтом комбинезоне. Мусорщик очень спешил.

— Слушай, приятель! — окликнул он констебля. — Помнится, ты говорил, что вы вроде ищете орудие убийства…

— Да, а что? — Констебль опасливо покосился на старшего инспектора. Если старик услышит, что он болтал с посторонним, он его на куски разорвет!

— Мешок возле крайнего дома был совсем драный, — сказал мусорщик. — Я его поднял, и вот что оттуда выпало. Я передал ребятам твои слова, и Баз, наш водитель, посоветовал на всякий случай показать эту штуку вам. Мало ли что… — Он протянул констеблю маленький деревянный молоток.

— Осторожнее, не лапай! — воскликнул констебль. — Мистер Маркби, сэр, погодите минутку!

Под вечер в пятницу снова заморосил дождь, Мередит включила газовый камин и телевизор. Она время от времени поглядывала на телефон, но телефон молчал, а она из принципа не желала звонить Алану первой. Смотреть телевизор она не очень любила, потому что он мешал думать. Но сейчас ей хотелось именно не думать. Она села на диван, поджала ноги и принялась переключать каналы. Наконец, устав от бесконечного мелькания, остановилась на четвертом канале и стала смотреть какой-то испанский фильм, который дублировали актеры с исключительно гнусавыми голосами. Сюжет был бессвязный, события перемежались воспоминаниями и снами героев. Мередит смотрела в экран, но не сопереживала героям фильма. Мысли ее крутились сами по себе.

Вот она сидит в чужом доме, на чужом диване и смотрит чужой телевизор. Она дожила до тридцати пяти лет, но у нее нет ничего своего, кроме старенькой машины и пары чемоданов с одеждой. Еще у нее есть контейнер с кухонной утварью и постельным бельем; сейчас ее пожитки путешествуют из Восточной Европы в товарном вагоне. Когда контейнер доставят, она, скорее всего, даже не откроет его: здесь у нее и без того достаточно посуды и постельного белья. А если она все же когда-нибудь решит осмотреть свои вещи, то удивится. Зачем было трудиться и отправлять домой такое барахло? Конечно, причина все же имелась. Мередит послала посылку самой себе, чтобы доказать, что дом у нее все-таки есть. Она носит свой дом у себя на спине, как улитка или черепаха. Отправка личных вещей, пусть даже совсем не ценных, на родину — доказательство того, что ее жизнь не фикция. Она даже застраховала свой багаж, для чего пришлось заполнить массу квитанций и отстоять в очереди. Но если ее вещи по дороге пропадут, она ничуточки не пожалеет.

Но ведь именно к такой жизни она стремилась, разве нет? Когда Мередит впервые надолго покидала родину (точнее будет сказать — сбежала), она говорила себе, что ни к кому и ни к чему не хочет привязываться. Она боялась воспоминаний. Вот как ей хотелось жить: иметь возможность в любую минуту собрать чемодан и убежать от любых переживаний, способных взмутить гладкую поверхность ее личного омута.

За прошедшее с тех пор время она кое-что поняла. Во-первых, от воспоминаний все равно не уйдешь. Во-вторых, постоянное бегство в конечном счете превращается в одиночный марафонский забег. Без родных независимость и свобода перестают привлекать. Без корней и близких независимость и свобода надоедают, прискучивают. Но она настолько привыкла к определенному стилю жизни, настолько привыкла идти своей дорогой, что страшно было свернуть с нее и попробовать что-нибудь другое.

Самокопание редко доставляет удовольствие. Увидев, что фильм прервался на рекламу, Мередит встала с дивана и подошла к окну. На улице было темно, только справа наискосок желтел тусклый свет. Значит, вернулись хозяева дома с «колодцем желаний». Феннивики. По крайней мере, она теперь в Пакс-Коммон не одна. Луч желтого света как-то успокаивал. Конечно, еще есть Том на конюшне. А завтра суббота. Интересно, приедут ли на выходные Хейнсы. Бедная Люси!

Мередит посмотрела на часы. Уже поздно. Но вечер выдался скверным, и ей ужасно не хотелось подниматься на второй этаж и ложиться спать. Она досмотрела фильм до конца, так толком ничего и не поняв. Потом она посмотрела следующую передачу, сварила себе какао и снова вернулась к телевизору. Она засиделась до глубокой ночи, тем более что показывали старый фильм ужасов, от которого невозможно было оторваться. Фильм кончился в два часа ночи, и она решила наконец идти спать. Посмотрев в окно, она увидела, что свет у Феннивиков уже погас. Дождь усилился. В такую погоду неприятно оказаться на улице. В такую ночь лучше всего нырнуть под теплое одеяло и стараться не думать о том, как хорошо, когда рядом с тобой в постели кто-то есть.

На следующее утро светило солнце, но Мередит встала невыспавшаяся и злая. Отчасти ее состояние объяснялось тем, что Алан так и не позвонил, отчасти — тем, что она поздно легла спать и слишком долго смотрела телевизор, отчасти — тем, что не было новостей, кроме той, что вынесение вердикта по делу о смерти Гарриет отложили. После выходных начинается работа, ежедневные поездки в Лондон и обратно. Сегодня в Пакс-Коммон делать нечего. Мередит надела куртку, села в машину и завела мотор. Она решила куда-нибудь съездить — в Бамфорд или даже в Оксфорд.

Мотор закашлял, запыхтел и заглох. Мередит заволновалась. Неужели что-то с машиной? До сих пор она бегала исправно. А в понедельник надо ехать в Бамфорд, на вокзал! Она снова повернула ключ в замке зажигания. Ничего! Мередит вышла и, подняв капот, с сомнением оглядела мотор. Она не была механиком, но понадеялась, что, может быть, удастся заметить порванный проводок или какую другую очевидную неисправность. Ничего такого она не увидела. Скорее всего, мотор не заводится из-за сырости. Бедная машина всю ночь простояла под проливным дождем. Мередит захлопнула капот, вытерла руки и вздохнула. Хорошо, что гараж Феннивика совсем недалеко, у поворота на шоссе. Туда можно дойти и пешком.

Из-под старой машины торчали чьи-то ноги. Мередит решила, что ноги принадлежат Джо Феннивику.

— Мистер Феннивик?

— Он самый… — послышался приглушенный голос. Затем мужчина выбрался из-под машины. Он оказался невысоким, с узким лицом и густыми рыжеватыми волосами. — Здрасте… — Вместо рукопожатия, он помахал ей гаечным ключом. — Что случилось? Заправиться хотите?

— Нет, у меня, кажется, сломалась машина. Что-то с зажиганием. Или аккумулятор разрядился. Она стоит в Пакс-Коммон, рядом с коттеджем «Роза».

Мистер Феннивик с трудом распрямился.

— А, значит, вы и есть та дамочка, что поселилась в доме Расселов? Рад с вами познакомиться. — Он протянул было Мередит замасленную руку, но потом передумал и отдернул ее. — Жена обязательно заглянула бы к вам поздороваться, но нас не было все праздники. Ездили к свояченице. Она ногу подвернула, свояченица-то, вот жена и предложила ей помочь, а мы с сынишкой за компанию. Там и Рождество отпраздновали. Жена вернется завтра, и сынишка тоже, а мне пришлось приехать пораньше из-за работы. Зажигание, говорите? — Мистер Феннивик с сомнением покачал головой. — Вот что… Скорее всего, у вас аккумулятор разрядился. Машина-то стояла на улице, верно?

— Да, боюсь, что так.

— А может, и с проводкой что. В общем, попозже я подгоню к вам эвакуатор и отбуксирую машину сюда, а тут уж посмотрю. Я бы посмотрел прямо на месте, да сегодня не могу, я ведь здесь один, без помощников.

— Да, мистер Феннивик, конечно, я все понимаю. Но машина понадобится мне уже в понедельник утром; мне нужно ехать в Бамфорд, а оттуда с первым поездом — в Лондон.