Пока рядовые омоновцы у квартиры Костро-ва лестничную площадку бронежилетами обтирали, Макарыч в комфортном номере «Прибоя», ничего не подозреваючи, пивком баловался и ночные кримновости по телеку наблюдал. Первым номером программы диктор о захвате чеченской террористической группировки объявил, заливался, мол, задержали за тяжкие и особо тяжкие преступления шесть бандитов кавказкой национальности и двух из них тут же демонстрировать в качестве доказательства анфас и в профиль начали, типа, не пострадал ли еще от них кто. Равиля-татарина и русского Вадима, оба здоровые, лысые, глаза злые, правда, на горцев не похожие, но по сравнению с повязанными «чехами» они наиболее колоритными фигурами оказались телегеничными.

Макарыч аж подпрыгнул от неожиданности с кровати, где до этого, разлегшись, устроился.

«При чем здесь чечены, а тем более терроризм? — думает. — Может, что без меня учудили, вокзал или баню взорвали, в курс не поставивши?» — запаниковал немного, но освоился и тут же к телефону, сначала Ящеру, так, мол, и так, но тот и сам видел, а потом Руслану. Трубка у того незнакомым голосом ответила, Костров разговаривать не стал. Все понял.

С адвокатами связался, узнайте что-чего-как и где содержат и татарином занимайтесь. Тоже оперативно сработал. Но здесь глава не об адвокатах, с ними мы немного пообщались, те свое дело знают, а об органах. Что ж они в такой ситуации обычно дальше делают.

Большинство читателей знает, сами школу прошли, а некоторые впервые на этих страницах с такими явлениями знакомятся. Так что те, кто прошли, не мешайте тем, кому предстоит еще. Может, они Процессуальный кодекс не читали, занятная, кстати, книжечка.

Однако операм по этой книжечке и подсуетиться положено, у них после удачного задержания не так уж и времени много для передачи дела следствию, а до этого неплохо бы в прокуратуре арест на подозреваемых получить. А это уж как отношения с прокурором сложатся.

У наших майоров этих отношений давно уже не было, так, можно сказать, все в порядке, те тоже с уличной преступностью в одном кулаке борются и препятствий для раскрытия не учиняют, тем более если доказательства есть.

В этом деле кроме заяв потерпевшего ничего не было, и славные опера с утра пораньше по договору приперлись разбираться, кого же вчера повязали. На вид все вроде бандюги злостные, но такие рожи и в мусорне встречаются, тоже здоровые и наголо стриженные и даже иногда попадаются на рэкете, мордобитии и еще чего похуже. И, бывает, сидят на своих милицейских зонах, но редко. Честь мундиров генералам дороже.

Но здесь майорам все ясно, и начали они вещдоки рассматривать, чего с собой повязанные в карманах хранили. Оружия немного оказалось: у Али — перочинный ножик, Вадик с пилочкой для ногтей шлялся и с пачкой анальгина вместо наркотиков, зубами маялся, подлечить стеснялся. Остальные — пустые. Правда, денег зарегистрировали, но не слишком. Равиль — всегда вооруженный, но кулаки к делу не пришьешь.

Сыпаться дело еще не сыпалось, но зашаталось. Мало ли чего терпила ляпнет, про оружие он много перечислял, но в наличии не подтвердилось. А если кто скажет, что в него какой-нибудь гражданин из гранатомета целился, то что, сразу этого товарища и вязать? А вдруг пошутили? Гранатомета-то не нашлось! Так всех пересажать можно!

Удручились опера, но еще не расстроились. Допросы и домашние обыски впереди. Был бы человек, а статья найдется. А люди здесь они, по камерам раскиданы. С кого начать?

С Равиля приступили, на вид — уголовник конченый.

— Ну что, говорить будем? — Иванько на чал допрос.

Татарин в таких переделках не раз бывал, над операми глумиться навострился:

— Будем! С адвокатами! А пока мне спать хочется…

Эти и так, и этак, а тот только зевает. Опера машину вызвали, сопровождение и на квартиру, Чернявеньким указанную, все вместе на обыск прибыли. Ключи, понятые соседские и бланки протоколов. Все перерыли, две гильзы под кушеткой нашли отстрелянные, а татарин только посмеивается. Помнит, как браунинг в Ольгино профукал, а пустую тару из-под водки к протоколам не подошьешь, пустые боеприпасы тоже.

Эти опять к татарину:

— Вот, Чернявенький пишет…

А Равиль свое:

— Никаких подзатыльников не выдавал, про доллары в первый раз слышу, и вообще давайте адвоката…

Майоры понимают, что адвоката нельзя, еще один преступник, оставшийся на свободе, все узнает. Отстали и обратно в камеру пихнули. Злые сидят.

О Кострове вспомнили, о засаде, что снимать пора. Подъехали и записочку на квартире оставили:

«Гр. Костров. Предлагаем вам добровольно явиться в такой-то отдел к ст. опер. уп. Иванько и Татарчуку. Телефон такой-то. Дата».

Сержантов в бронежилетах восвояси отправили, не век же маяться.

Кто следующий? Гражданин Вадим. Тоже лысый. Чернявенький пишет, что денег вымогал — десять тысяч долларов и две «Лады» девятой модели. Иванько и Татарчук уже злые, вопросы те же задают. Тот тоже по жизни лихо видел.

— Да, — говорит, — за деньгами приехал, которые за услуги его адвокатов собственно лично заплатил. А с какой кстати, не ваше дело вонючее, — нагрубил.

Майоры, как с Равилем, долго церемониться не стали, к батарее пристегнули наручниками и ногами по почкам, чтоб на физиономии следов не оставлять, лупят:

— Будешь сознаваться?

А ему и правда не в чем, за своими к Чернявчику приехал. Даже оплеух тому не выдал. А если б выдал и сознался, то все равно не доказательство. Справки из травмы в наличии не существуют.

В общем, Вадиму больше всех досталось, а к тому времени адвокаты уже ко всем прибыли, при них не забалуешь.

Чечены тоже не запирались, что украденных денег вернуть хотели. Обыски ничего не дали. Хоть подкладывай что-нибудь запрещенное, но у несостоявшихся подполковников ничего запрещенного в наличии не оказалось, даже дозы героина, косячка марихуаны или семечки конопли.

Короче. Бандиты есть, потерпевший в наличии, а дело не вырисовывается. В пору терпилу за кидок, воровство и лжепоказания самого за решетку отправлять. Но своих агентов опера по возможности берегут.

Свидетели, адвокатши Таня-Галя, директор «Прибоя» Мансур Ибрагимович и его секретарша, а также вахтеры гостиницы показаниями все подтвердили, что задержанные заявляли. Равилю незарегистрированные оплеухи не пришить, никто не сознается. Одна надежда у майоров осталась: Кострова с оружием взять и на допросе раскрутить, а то всех отпускать придется.

Легко сказать, а как сделать, если во все колокола по средствам массовой информации раструбили, даже газеты о муках гражданина Ч., подвергнувшемуся притеснению банды шести чеченов, свои непроверенные статейки опубликовали. Конечно, гражданин К., под шестым номером шедший, на самое дно уляжется. Иди и ищи!..

Вот, старшие оперуполномоченные в этот момент пожалели, что не всех прихватили и в первую ночь задержания почивать отправились, вместо того чтобы с бандитами до прихода адвокатов по-серьезному разобраться. В наличии так много средств у опытных милицейских дознавателей в арсенале находится. Кто испытание прошел на прочность в ментовских застенках, много чего порассказать могут. О мешках полиэтиленовых, водяных процедурах — это все для удушения, о побоях коварных без следов насилия, о бессоницах, искусственно устроенных, о шприцах в вену с препаратами для добровольных признаний даже в том, чего никогда не существовало и т. д., и т. п.

Ужасов много нашими доблестными правоохранителями придумано и в застенках без свидетелей испробовано. Слабый никогда не выдержит и в любом прелюбодеянии сознается, лишь бы муки закончились.

Вот здесь у автора иногда у самого вопросы ребром встают, его слово «правохранитель» смущает, не знает он до сих пор, как оно пишется.

«Правохранитель» — это, наверное, когда от права хранят власть имущих.

«Правоохранитель» — тот, кто право охраняет от многострадального народа, видимо.

«Правохоронитель» — здесь понятно, базара нет.