Мрачное пение звучало все громче, человек в красной маске бешено молотил ногами по каменному алтарю. Когда голоса молящихся взмыли вверх и достигли наивысшего напряжения, сатанист в маске рухнул на пол и забился в судорогах. Бартоломью догадался, что трюк этот призван отвлечь внимание собравшихся от того, что происходит под крышей, и принялся наблюдать за своими соседями. Догадка его оправдалась — они вновь опустили некий предмет сквозь отверстие меж балками. В следующий миг пение стихло, и над головами сектантов в жутком безмолвии закружились на удивление огромные летучие мыши. Их было не меньше семи. По всей видимости, тайные участники действа принесли их в мешке и в надлежащий момент выпустили на свободу. Некоторое время отвратительные твари метались по церкви, не находя выхода, потом, одна за другой, устремились в окно и исчезли в темноте. Один из сектантов жалобно вскрикнул и бросился к двери, но остальные не дали ему бежать.

Человек в красной маске поднялся на ноги и снова принялся что-то бормотать нараспев. Обряд явно достиг апогея. Глава секты, сотрясаясь всем телом и совершая дикие прыжки, выкрикивал что-то нечленораздельное. Все прочие сгрудились вокруг алтаря и с ужасом оглядывались по сторонам. При этом они не прерывали пения, которое звучало все более пронзительно и отчаянно. Но вот один из поклонников дьявола рухнул на колени, припав лбом к каменному полу. Мгновение спустя его примеру последовали все остальные. Теперь, когда ни один случайный взор не мог подняться к церковным сводам, двое на крыше снова принялись за дело. Они извлекли из мешка голову козла и на тонкой веревке стали спускать ее вниз.

Человек в красной маске, по-прежнему завывая и вскрикивая, проворно отвязал веревку, давая своим подручным возможность убрать ее. Потом он испустил душераздирающий вопль и повалился навзничь. В церкви воцарилось гробовое молчание. Сатанисты робко поднимали глаза. Человек в маске поднялся, схватил козлиную голову за рога и воздел в воздух. Его паства в испуге жалась друг к другу.

— Господин наш говорил со мной на языке, на коем изъясняются ангелы тьмы, — изрек глава секты по-английски.

Некоторые сатанисты приглушенно зарыдали.

— Он сказал, что вам, его детям, надлежит повиноваться своему главе и не прекословить ему ни в чем. Прежде чем на небе народится новая луна, в этом городе еще раз прольется кровь. Господин пошлет нам знамение, дабы мы могли убедиться, что приход его близок.

Произнеся эту тираду, человек в маске благоговейно опустил козлиную голову на алтарь, низко поклонился и накрыл ее черной тканью. Обряд был завершен. По крайней мере, так думал Бартоломью. Но подручные главного сатаниста вновь засуетились. Сквозь отверстия в крыше закапала кровь, окропившая бредущих к дверям сектантов. Один из них поднял вверх искаженное рыданиями лицо, и Бартоломью узнал в нем Ричарда Талейта-старшего. Какая-то пожилая женщина замерла на месте, словно ужас сковал ей ноги. Взгляд ее был устремлен на черную ткань, под которой скрылась козлиная голова. То была мистрис Талейт. Супруг ее был так потрясен увиденным, что, похоже, позабыл о ней. Главный сатанист взял ее под руку и вывел из церкви, дабы она могла присоединиться к остальным нечестивцам.

Двое тайных участников действа собрали свой скарб и принялись пробираться к дверям. Они тщательно проследили за тем, чтобы не оставить никаких следов. Тот, что был меньше ростом, рискнул наступить на шаткую балку, дабы подобрать черное воронье перо.

Так и не заметив ни Джонстана, ни Бартоломью, они в молчании спустились по винтовой лестнице.

Глава секты поджидал их внизу. Некоторое время он о чем-то негромко переговаривался с низкорослым, а высокий стоял в почтительном отдалении. Бартоломью вытянул шею, пытаясь разглядеть их лица, но его усилия оказались тщетными. На незнакомцах были плащи с низко опущенными капюшонами, и даже если кто-нибудь из сектантов неожиданно вернулся бы в церковь, то не узнал бы их. Проводив помощников до дверей, глава секты стал приводить церковь в порядок. Бартоломью казалось, что прошла целая вечность, прежде чем поклонник дьявола потушил последний факел, снял маску и положил ее в сумку вместе с другими пожитками. Затем он закрыл голову капюшоном и вышел из церкви. Бартоломью беззвучно выругался. Он так и не сумел разглядеть лицо предводителя сатанистов; оставалось надеяться, что это удалось товарищам доктора.

Мэттью осторожно поднялся на ноги и потянулся. Он не имел представления, сколько времени продолжалась богопротивная церемония, но, судя по тому, как ныли его затекшие члены, обряд был довольно долгим. Пробираясь меж стропил, он случайно взглянул вниз, на каменный пол нефа. Тут же у него закружилась голова, он был вынужден замереть на месте и закрыть глаза.

Джонстан ожидал его у дверей на лестницу. На бледном лице младшего проктора блестели бисеринки пота.

— Господи боже, Мэтт, ну и натерпелся я страху! — воскликнул он. — У меня до сих пор поджилки трясутся! Мы должны как можно скорей выбраться из этого прибежища сатаны!

Бартоломью помог ему спуститься по лестнице. Стоило им оказаться в нефе, как из темноты внезапно возник Кинрик, заставив обоих вздрогнуть.

— Все сектанты разошлись, — вполголоса сообщил валлиец. — Я пытался проследить за их главарем, но он оказался на редкость проворным и сумел скрыться.

Кинрик явно избегал встречаться с Бартоломью взглядом. Похоже, на этот раз сметливый помощник не проявил обычного усердия, пронеслось в голове у доктора.

Несколько мгновений спустя к ним присоединился Майкл. Его пухлые щеки покрывала мертвенная бледность.

— Нам нельзя здесь оставаться, — первым делом заявил он и потянул Бартоломью за рукав. — Рассказ де Белема не имеет никакого отношения к истине. Он пытался внушить нам, что сатанинские секты не представляют опасности. Но мы своими глазами видели, что здесь поклоняются злу и пороку. Не сомневаюсь: все, что ныне творится в нашем городе, дело рук этих мерзких вероотступников.

Кинрик первым вышел в церковный двор и осмотрелся, дабы убедиться, что никто из сектантов не скрывается поблизости. Бартоломью и Майкл вели под руки отчаянно хромавшего Джонстана. Реку они снова перешли вброд, по пояс в холодной воде. Из-за проктора, тяжело повисшего на руках товарищей, передвигались они куда медленнее, нежели в прошлый раз. Когда небольшой отряд наконец оказался у задних ворот Майкл-хауза, Бартоломью вздохнул с облегчением. Миновав фруктовый сад, они вошли в кухню. Кинрик отправился за педелями Джонстана, по-прежнему стоявшими в карауле. Бартоломью разжег огонь. Ночь выдалась холодная, а Майкл и Кинрик, наблюдавшие за церемонией со двора, промокли до нитки.

Поставив на огонь кастрюльку с вином, доктор принялся осматривать ногу Джонстана. На поврежденной лодыжке расплылся огромный синяк, и нога так распухла, что стала едва ли не вдвое толще обычного. Бартоломью тщательно перевязал ее и устроил на стуле, подложив для мягкости свой плащ. Оглядев бледные лица товарищей, он убедился, что все они пребывают в подавленном настроении. Продрогшего Майкла по-прежнему сотрясала крупная дрожь. Бартоломью налил им подогретого вина. Майкл осушил свой бокал со скоростью, поразительной даже для него, и потянулся за новой порцией.

— Кому-нибудь удалось разглядеть лицо главаря мерзкого шабаша? — подал голос Джонстан.

Все отрицательно покачали головами.

— Вот неудача, — вздохнул Бартоломью. — Я надеялся, что ты его видел, Майкл.

— Нет, он был слишком далеко, — пожал плечами Майкл. — К тому же он низко надвинул на лицо капюшон. Я еще удивился, как он ухитряется ходить почти вслепую. Но одного из участников сборища я узнал. Представьте себе, там был Ричард Талейт.

— Шериф? — потрясенно выдохнул Джонстан.

— Нет, его отец, торговец. Возможно, шериф тоже присутствовал, но я его не разглядел.

— Зато его матушка там точно была, — произнес Бартоломью. — Супруг ее так испугался, когда с потолка полилась кровь, что бросил несчастную женщину на произвол судьбы.