— Мэтт, — донесся встревоженный голос Стэнмора. — Мэтт, все эти злодейства очень беспокоят меня. Но более всего меня тревожит то, что ты вынужден распутывать козни людей, одержимых дьяволом. Прошу тебя, будь осторожен.

Бартоломью повернулся к Стэнмору и крепко сжал его руку.

— У меня к тебе тоже есть просьба. Пока все это не кончится, удержи Эдит от поездок в город.

— За Эдит можешь не волноваться, — с пылом заверил Стэнмор. — Завтра привезу сюда вдову моего брата и ее детей. Здесь они будут в безопасности. И Эдит не придется скучать. А теперь, с твоего позволения, я поверну домой.

Распрощавшись с родственником, Бартоломью продолжил путь в одиночестве. Разговор со Стэнмором изрядно замедлил его шаг, и теперь, когда темнота стремительно сгущалась, Бартоломью стало не по себе. Бесспорно, разгуливать в одиночестве по Трампингтонской дороге поздним вечером да еще с большой кожаной сумкой — чистой воды безрассудство. Любой встречный, не знавший доктора в лицо, непременно решил бы, что в этой вместительной сумке полно ценных вещей или съестных припасов. И подобное заблуждение вполне могло стоить Бартоломью жизни. Только убив его, прохожий получил бы возможность удостовериться, что содержимое сумки представляет ценность исключительно для докторов. Впрочем, с горечью подумал Бартоломью, далеко не для всех докторов. Ведь многие из коллег не желают пользоваться хирургическими инструментами и не имеют представления о тех редких снадобьях, что он неизменно носит с собой.

Бартоломью содрогнулся, заметив темный силуэт, метнувшийся через тропу. Мгновение спустя он вздохнул с облегчением: это всего лишь олень, возможно, тот самый, которым он любовался днем. Где-то поблизости захрустели сучья, и Бартоломью настороженно вперил взгляд в темноту, однако разглядел лишь сову — она преследовала какого-то мелкого грызуна, шуршавшего в траве. Ему вспомнилось, как несколько дней назад они с Майклом присоединились к целой толпе торговцев, опасаясь в сумерках возвращаться с ярмарки по пустынной дороге. Теперь он был совершенно один, вокруг стояла непроглядная тьма, и от города его отделяло куда более значительное расстояние. В кустах вдоль обочины вновь раздался треск и шорох. Бартоломью увидал два грозных сверкающих глаза, мгновенно исчезнувших в зарослях. Дикая кошка, догадался он. Откровенно говоря, доктор понятия не имел, что поблизости от Трампингтонской дороги во множестве водятся дикие животные, способные напугать его.

Судорожно сглотнув, Бартоломью попытался взять себя в руки и решительно зашагал к городу. Возможно, разумнее вернуться в дом Стэнмора и провести там ночь, промелькнуло у него в голове. Издалека донесся цокот копыт, слишком торопливый для мирных путешественников. Что, если это скачут грабители, творящие разбой на дорогах? Чуть живой от страха, Бартоломью сошел с тропы и притаился в кустах в надежде, что всадники его не заметят.

Цокот копыт становился все более громким и отчетливым; кто-то во весь опор мчался со стороны Трампингтона. Бартоломью сжался в комок, ощущая, как башмаки его, попавшие в небольшую лужицу, насквозь пропитались водой. Тут лошадь поравнялась с ним, и доктор едва не вскрикнул от радости — он узнал невзрачного пегого мерина, принадлежавшего Стэнмору. Оставив свое укрытие, Бартоломью выскочил на дорогу.

— Мэтт! — воскликнул Стэнмор, обрадованный не менее шурина. — Представь себе, стоило мне вернуться домой, и я смекнул, что бросил тебя на произвол судьбы на пустынной темной дороге. В одиночестве в такую пору лучше не расхаживать. Не далее как на прошлой неделе здесь едва не убили человека. И вот я кликнул своих людей, и мы поспешили тебе на выручку.

Бартоломью неуклюже вскарабкался на лошадь, которую привел с собой Стэнмор. Руки у него дрожали мелкой дрожью.

— Очень тебе благодарен, — выдохнул он. — Говоря по совести, мне было немного не по себе.

— Иными словами, ты изрядно перетрусил, — добродушно заявил Стэнмор, и работники, сопровождавшие своего хозяина, встретили его слова раскатистым смехом.

— Осторожность никогда не бывает излишней, — произнес Стэнмор. — Вспомните участь бедняги Уилла, — добавил он, и улыбка сползла с его лица. — Времена нынче опасные. Люди, которых пощадила черная смерть, радуются тому, что этот ужас остался позади. Но, может статься, нам предстоит испить до дна чашу гнева Господня. Мерзкие колдуны и чернокнижники, не знающие жалости и снисхождения разбойники, убийцы и воры посланы нам в наказание. Поглядите, что творится вокруг. Повсюду царят голод и нищета, сильные безнаказанно притесняют слабых, блудницы утратили последний стыд и торгуют своей плотью, в городе орудуют убийцы, а шериф откровенно пренебрегает своим долгом…

— Нам пора в путь, сэр, — робко напомнил разошедшемуся Стэнмору один из работников.

Слова эти заставили Стэнмора прервать обличительную тираду.

— Да, время позднее, — спохватился он. — Хью и Нед проводят тебя до колледжа, Мэтт. Переночуют они на Милн-стрит. А остальные вернутся домой вместе со мной.

Второй раз за вечер Бартоломью попрощался с зятем и поскакал в Кембридж в сопровождении Хью и Неда. Несмотря на то что езда по ухабистой дороге не доставила им большого удовольствия, они добрались до Майкл-хауза без приключений. Привратник Уолтер, угрюмый и заспанный, нехотя отворил дверь Бартоломью; он явно не одобрял дарованной доктору привилегии возвращаться в колледж сколь угодно поздно. Мэттью обернулся и заметил, что привратник оставил свой пост и скользнул по коридору, несомненно намереваясь сообщить Элкоту об очередном нарушении правил.

Тихонько заглянув в комнату Майкла, Бартоломью удостоверился, что друг его еще не вернулся из Или. Монахи, с которыми Майкл делил комнату, оглушительно храпели. Спустившись к себе, доктор рухнул в постель и мгновенно крепко заснул.

Ему показалось, что прошло лишь несколько минут. Потом кто-то бесцеремонно затряс его за плечо, вырывая из сладких объятий сна. С трудом открыв глаза, Бартоломью увидал у кровати Майкла со свечой в руках. Горячий воск капнул на руку доктора, и он сердито оттолкнул монаха.

— Что случилось? — пробормотал Бартоломью. — Неужели нельзя дать человеку выспаться?

— Я думал, мы с тобой друзья, — дрожащим от обиды голосом прошипел Майкл.

Бартоломью приподнялся и в недоумении взглянул на тучного монаха. Тот явно был вне себя от волнения. Пухлые руки его тряслись, и горячий воск со свечи вновь заставил Бартоломью поморщиться.

— Скажешь ты или нет, что произошло? — пробормотал Бартоломью, усаживаясь на кровати и пытаясь устроиться на безопасном расстоянии от огня.

— Я никогда не позволял себе потешаться над тобой! — сказал Майкл, и в голосе его зазвенели негодующие нотки.

— Тише. Весь колледж перебудишь. Прости, я никак не возьму в толк, с чего ты так разошелся.

Тут Майкл, содрогнувшись от омерзения, швырнул что-то на пол.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я! — выпалил он. — Как ты мог оставить такую мерзость на моей кровати? Неужели это месть за невинную проделку с тенями на стене?

Бартоломью, по-прежнему в полной растерянности, взглянул на пол и в неровных отблесках свечи различил отрубленную голову молодого козла.

— Ты нашел ее на своей кровати? — прошептал он, пристально глядя на разъяренного монаха.

— А где же еще? — пожал плечами Майкл. — Отбрось притворство, Мэтт. Тебе оно не к лицу. Вот уж не думал, что ты способен на подобное, — добавил он, вперив в Бартоломью укоризненный взгляд.

Пересилив отвращение, Бартоломью посмотрел на козлиную голову. Судя по всему, ее приобрели в лавке мясника. Доктор знал, что Агата частенько покупает эти головы по дешевке и варит из них супы и похлебки. В самой голове не было ровным счетом ничего ужасающего или зловещего, но при мысли, что кто-то положил ее на кровать спящего Майкла, Бартоломью невольно содрогнулся.

— Когда ты вернулся из Или? — обратился он к монаху.

— Примерно час назад. Я заглянул к тебе, но ты спал без задних ног или притворялся спящим — ведь совсем скоро, когда я заснул, ты поднялся в мою комнату и положил на кровать эту гадость.