Помещичий сынок, не здороваясь, властно приказал:

– Седлай коня и следуй за мной! Мужики опять бунтуют… Их собралось видимо-невидимо, и этот сброд рвется сюда… Немецких солдат у нас мало, им не справиться с холопами. Пока комендатура пришлет помощь, они нас тут укокошат. Ну, чего стоишь как истукан? Чего ждешь?

Танхум подумал: «Рахмиэл и Заве-Лейб с ними… Теперь братья рассчитаются со мной за все!».

Алексей тронул коня. Только сейчас Танхум заметил, что панский сынок не один, у ворот его поджидают еще несколько всадников.

– До рассвета тебе нужно прибыть на хутор Терновку. Там наш сборный пункт, – сказал Бужейко.

Всадники быстро умчались, а Танхум, испуганный и растерянный, стоял на пороге дома и думал о том, как ему быть, на что решиться. Наконец отчаянно махнул рукой, вернулся в дом и стал будить жену:

– Нехама, вставай! Скорей вставай! Приготовь мне что-нибудь в дорогу.

– Что, что случилось? – спросила Нехама. – Куда вздумал ехать среди ночи?

– Говорю тебе, живее пошевеливайся! – начал сердиться Танхум. – Положи в мешочек хлеба и еще чего-нибудь, чтобы перекусить в дороге.

С минуту Нехама недоуменно глядела на мужа, затем встала. Танхум взволнованно ходил взад и вперед по комнате, что-то бормоча про себя.

– Танхум! Ради бога, скажи, что случилось? – умоляла Нехама.

– Ты что, не слыхала, что за мной приезжали? Люди хотят защищать свое добро… Меня собираются разорить, без земли оставить, а я должен молчать?

– Ой, горе мое горькое! – ломала руки Нехама. – Куда ты едешь?… Тебе жизнь не дорога? На кого меня покидаешь?… Если большевики ворвутся в Садаево, они же с меня спросят за все!

– Хватит тебе каркать! Приготовь что-нибудь в дорогу.

Танхум вышел в хлев, накормил и напоил коня и вернулся в дом. Жена не переставала рыдать.

– Чего разревелась? Хочешь, чтобы народ сбежался? Ну, перестань, говорят тебе! У меня нет времени толковать с тобой… Слышишь, перестань!

Он схватил мешочек с едой, выбежал из дому и вскочил на лошадь.

– Смотри, никому не говори, куда я поехал! – строго наказал он, – Если красные вернутся, тогда я пропал. Но ехать я должен. Авось все обойдется, выкручусь как-нибудь…

– Танхум, подумай хорошенько, куда ты лезешь? – Нехама припала к дверной притолоке и громко заплакала. – Куда лезешь?… Подумай, с кем ты связываешься…

– Перестанешь ли ты наконец?! Или… – пригрозил Танхум и помчался степной дорогой в имение помещика Бужейко.

Партизанскому отряду Давида Кабо удалось незаметно обойти населенные пункты, где были размещены немецкие подразделения, и двинуться на Садаево.

К отряду по пути присоединились комбедовцы и активисты сельских ревкомов, которые не успели эвакуироваться. Во время налета на немецкий склад вблизи Садаева партизаны захватили оружие, боеприпасы и другие виды военного снаряжения. Неожиданная добыча еще больше укрепила отряд, подняла боевой дух бойцов.

Посланная отрядом разведка в Садаево пришла под утро. Она разузнала, когда и куда немцы ушли, и вернулась обратно.

Как только стало известно, что партизаны вот-вот войдут в Садаево, народ повалил им навстречу. Впереди всех бежала Фрейда. Взволнованная, ворвалась она в колонну партизан и с плачем бросилась на шею мужу:

– Рахмиэл! Дорогой! Какое счастье… Я все глаза выплакала. Уж и не знала, что и думать… Не чаяла видеть тебя живым!

Разбившись на группы, отряд рассыпался по дворам. Давид с несколькими партизанами отправился в ревком, а Рахмиэл с Фрейдой – домой, поглядеть на детишек. Но те уже бежали им навстречу, кричали:

– Па-па!

– Дай мне винтовку, па… Хоть на минутку дай поглядеть.

– Ты будешь буржуев бить, па? Бей их и скорей возвращайся домой.

Фрейда хотела взять Шимеле на руки, но тот не давался, все тянулся к винтовке.

Подошел Заве-Лейб, за ним – Бер Донда, только что выпущенный из подвала. Он едва плелся, глубоко запавшие глаза часто мигали. Он обнял сына.

– Смотри, до чего я дожил… В тюрьму посадили эти разбойники.

– За что?

– Требовали, чтобы я сказал, где ты находишься, где Заве-Лейб и Давид.

– А Танхум где был?

– Танхум? – Старик с отчаянием махнул рукой.

Дозорный, посланный разведать, где находится противник, сообщил, что неприятельская колонна движется верстах в десяти отсюда. Давид приказал окопаться, принять боевой порядок.

Вскоре, однако, выяснилось, что немецкая колонна повернула на запад и больше не угрожает партизанам. Давид приказал отряду двигаться дальше, на соединение с рабочими отрядами, чтобы вместе с ними вступить в бой.

Немецкая комендатура приказала атаману Алексею Бужейко разведать, где находится отряд Давида Кабо, и уничтожить его, пообещав, в случае надобности, оказать необходимую помощь. Выполняя приказ, атаман выслал разведку, но та наткнулась на сильное боевое охранение. После короткого, но жаркого боя разведчики Бужейко отступили, не раздобыв никаких сведений об отряде Кабо. Атаман, усилив группу, приказал разведчикам проникнуть в расположение отряда, заставившего их отступать, и выяснить – Кабо действует здесь или кто-то другой и какими силами отряд располагает.

Разведчики и на этот раз не выполнили приказа: окруженные партизанами, немногие из них смогли вырваться и уйти.

Среди тех, кто вырвался из окружения, был и Танхум. Воспользовавшись паникой, он шмыгнул в сторону, спрятался в балке и, бросив свое ружье, удрал домой.

В Садаево Танхум приехал поздно ночью. У ворот своего дома слез с коня, огляделся. Кругом было тихо, даже собачьего лая не слышно. Танхум отвел лошадь в конюшню и, озираясь по сторонам, подошел к окошку, постучал.

– Кто там? – испуганно спросила Нехама.

– Открывай, это я, – вполголоса проговорил Танхум.

Нащупав в темноте засов, она открыла дверь и бросилась искать лампу, чтобы засветить огонь, но Танхум схватил ее за руку:

– Не надо зажигать лампу… Никто не должен знать, что я приехал, слышишь?! Никто не приходил сюда? Не искали меня?

– Нет, никто не приходил, – покачала головой Нехама.

– Ты никому не проговорилась, куда я ездил? – с беспокойством продолжал расспрашивать Танхум.

– Упаси бог… Никто у меня ничего не спрашивал, и я никому ничего не говорила.

– Я еле ноги унес… Мне дали ружье и велели вместе с холопами Бужейко ловить партизан Давида. Дорогой мы наткнулись на каких-то вооруженных и попали в ловушку… Все разбежались кто куда, и я удрал домой… Пусть думают, что я попал к партизанам в руки, пока я пересижу эту заваруху… Атаман может прислать людей, узнать, где я. Скажешь – как уехал с вами, так и не вернулся. А если соседи спросят, скажешь – уехал в город продавать кое-что…

После сева начались проливные дожди. Одно время они прекратились, но ненадолго, вскоре пошли с новой силой и как раз в ту пору, когда хлеба начали вызревать. Обилие влаги способствовало буйному росту трав, которые так заполонили кукурузу, подсолнух и картофель, что прополоть их не было никакой возможности. Танхум с Нехамой выбивались из сил, но справиться с сорняками не могли.

– Вот беда! – огорчался Танхум. – Смотри, Нехама, как трава прет. Только выполешь кукурузу, а назавтра трава опять выползает. А картошку бурьян так забил, что местами и кустов не найдешь. Надо бы нанять людей на подмогу, а то все пропадет.

Подоспел и сенокос. Густые, вымахавшие почти в человеческий рост и полегшие от ливневых дождей травы косить было невозможно, и допустить, чтобы они сгнили на корню, неубранные, Танхум тоже не мог.

– Хоть разорвись! – жаловался он жене. – Что нам делать?

Но вот прекратились дожди, и с пропашными Танхум, наняв на время батраков, справился, да и траву кое-как скосили, Трудно было, правда, вывезти из степи копны, но Танхум, никому не давая и часа передышки, управился и с этим, переключился на уборку хлеба.