Не позабыла Фетида, но, волны морские покинув, Рано направила путь по великому небу к Олимпу. Там увидала Кронида, глядящего вдаль: одиноко На многоверхом Олимпе сидел он на крайней вершине. Села с ним рядом богиня и, левой обнявши колени, Правой рукою за низ подбородка к нему прикоснулась, И, умоляя, сказала владыке Зевесу Крониду: "Зевс, наш родитель! О, если когда-либо словом иль делом Я средь бессмертных тебе угодила, — исполни мне просьбу, Сына почти моего: из героев он всех кратковечней Ныне ж бесчестье нанес ему пастырь племен Агамемнон, Ибо его он владеет наградою, сам отобравшми Ты ж отомсти за него, Олимпиец, Зевес Помыслитель Силу троянцам даруй ты дотоле, покуда ахейцы Сына опять не почтут моего, возвеличивши славой". Так говорила. Зевес не ответил ей Тучегонитель, Долго безмолвный сидел он. Она ж, как обвила колени, Так и держала, прильнув, и опять, во второй раз, молила: "Или сейчас обещай непреложно и знак дай согласья, Иль откажи, ибо страх тебе чужд. И тогда пусть узнаю, Сколько из всех я, богиня, тобой наименее чтима". Громко вздохнув, отвечал ей Зевес, облаков собиратель: "Скорбны последствия будут, когда приведешь меня к распре С Герою, если б меня раздражать она вздумала бранью. В сонме бессмертных богов и так уже вечно со мною Спорит она, говоря, что троянцам в бою помогаю. Ты же теперь возвратися домой, и пускай не заметит Гера тебя. Буду сам я о всем помышлять, чтоб свершилось. Хочешь, тебе головой в знак согласья кивну, да поверишь. Знаменье это мое величайшее между богами, Все, что когда-либоо я подтверждал головы наклоненьем, Неотменяемо и необманно, и не безуспешно". Молвил и сдвинул Кронид в знак согласия темные брови, И, ниспадая, встряхнулись нетленные кудри владыки Вокруг бессмертной главы — и великий Олимп содрогнулся. Так рассудивши, расстались они. Вслед за этим богиня С белой вершины Олимпа в глубокое ринулась море, Зевс удалился в чертог свой. И перед отцом своим боги Все из седалищ поднялись, — никто не дерзал дожидаться, Стоя, его приближенья, но все устремились навстречу. Тотчас он сел на престол свой. А Гере все было известно, Ибо она подглядела, как с ним замышляла решенья Дочь среброногая старца морского, богиня Фетида. К Зевсу Крониду она с колкой речью тогда обратилась: "Кто из богинь, о, лукавец, с тобой замышляла решенья? Вечно любезно тебе, от меня в стороне обретаясь, Тайное в мыслях решать. И еще добровольно ни разу Ты о задуманном мне не решался и слова промолвить". И, отвечая, сказал ей отец и людей и бессмертных: "Гера, ты все разузнать не надейся мои помышленья. Трудно тебе это будет, хотя и моя ты супруга. Все, что я слуху доверить считаю приличным, об этом Раньше тебя не узнает никто из богов или смертных. Если ж вдали от богов что-нибудь пожелаю замыслить, Не вопрошай о подобном, равно узнавать не пытайся". И, волоокая так отвечала почтенная Гера: "О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил! Не вопрошала досель я тебя, узнавать не пыталась, В ненарушимом спокойствии все, что хотел, обсуждал ты. Ныне же в мыслях я страшно боюсь, что тебя обольстила Дочь среброногая старца морского, богиня Фетида: Рано придя, близь тебя она села, обнявши колени. Ей-то, боюсь, ты кивнул головой в знак того, что Ахилла Хочешь почтить, погубив пред судами не мало ахейцев". И, отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель: "Вечно, несчастная, ты подозрений полна и нельзя мне Скрыться никак. Но свершить ничего ты не сможешь, лишь дальше Станешь от мыслей моих, — для тебя ж это будет печальней. Если и было, как ты говоришь, знать оно мне угодно. Лучше безмолвно сиди, моему повинуясь веленью, Или тебе не помогут все боги Олимпа, как встану И на тебя наложу я свои непобедные руки". Так он сказал. Волоокая села почтенная Гера, Молча, объятая страхом, смиривши любезное сердце. И небожители боги вздыхали в чертоге Зевеса. Славный художник Гефест тогда обратился к ним с речью, Милую мть, белорукую Геру, утешить желая: "Скорбны последствия будут и невыносимо печальны, Если вы станете так из-за смертных вдвоем состязаться, Сея раздор меж богов. И какого нам ждать наслажденья От благородного пиршества, если вражда побеждает? Матери ж я посоветую, хоть и сама многоумна, К Зевсу — родителю милому — ласковой быть, чтобы снова Спора отец не затеял, расстроивши пиршество наше. Ибо, когда б захотел Громовержец Олимпа, то смог бы |
