Также и дань уплатить Аргивянам в размере приличном, Чтобы и память о ней в поколеньях грядущих осталась. Если ж падет Александр, но Приам и Приамовы дети Не пожелают потом уплатить нам условленной дани, Буду еще воевать, добиваясь военной награды, Здесь оставаясь, пока не наступит войны окончанье". Молвил и горло ягнят перерезал безжалостной медью И положил их на землю, трепещущих, жизни лишенных, Ибо жестокая медь лишила их жизненной силы. После из чаши глубокой вино они черпали в кубки И возливали с молитвой богам, существующим вечно. Каждый троянец и каждый ахеянин так говорили: "Зевс величайший, славнейший и все вы бессмертные боги! Кто из нас первый нарушит священные клятвы союза, Пусть, как вот это вино, его мозг по земле разольется, Дети его пусть умрут, а жена покорится другому". Так говорили они, но Кронид не услышал моленья. Слово тогда им промолвил Приам, от Дардана рожденный: "Слушайте, Трои сыны и ахейцы в прекрасных доспехах! Я возвращаюсь назад в Илион, быстрым ветрам открытый, Ибо мне тягостно будет увидеть своими глазами, Как с Менелаем, любезным Арею, сын милый сразится. Знает один лишь Зевес и другие бессмертные боги Имя того, кому смертный конец приготовлен судьбою". Молвив, ягнят положил в колесницу божественный смертный, После взобрался он сам и к себе натянувши, взял вожжи; Подле него Антенор на прекрасную стал колесницу; Оба, назад повернув, к Илиону направились быстро. Гектор, Приама дитя, и с ним Одиссей богоравный Смерили прежде всего для сражения место, а после. Жребии взяв сотрясали их в шлеме, окованном медью, Дабы решить, кто копье свое медное ранее бросит. Руки к богам воздевая, тем временем войско молилось; Каждый ахеец и каждый троянец тогда говорили: "Зевс, наш отец, ты, на Идее царящий, славнейший, великий! Тот, кто из них был виновником бедствий обоих народов, Дай, чтоб убитый сошел он в подземную область Аида, Мы же союз заключим и священные клятвы исполним". Так говорили. Тогда шлемовеющий Гектор великий Жребии, взор отвернувши, встряхнул: выпал жребий Париса. Тотчас рядами уселись войска, там где каждый оружье Пестрое наземь сложил и поставил коней быстроногих. Тою порой облекаться в оружие пышное начал Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены. Прежде всего наложил он на голени латы ножные, Дивные видом, — они на серебряных пряжках держались. Панцирь потом на груди укрепил; ему панцирь достался От Ликаона, от брата родного, и был ему впору. После того через плечи он бросил свой меч среброгвоздый, Медный; затем перекинул он щит и огромный, и крепкий, Шлем возложил на могучую голову, сделанный пышно, С конскою гривой и гребнем вверху, колебавшимся грозно. Крепкое взял он копье, — приходилось к руке оно плотно. Те же доспехи одел Менелай, любезный Арею. Оба тогда из толпы, в боевые доспехи облекшись, Вышли они на средину, меж войском троянцев и греков, Грозно смотря друг на друга. И зрителей смута объяла, — Резвых наездников Трои, ахеян в прекрасных доспехах. Близко бойцы друг от друга на месте измеренном стали, Копья колебля в руках и один угрожая другому. Первый тогда Александр копье длиннотенное бросил. Сына Атрея ударил он в щит, округленный искусно: Медь не пробив, острие над щитом его твердым погнулось. Тотчас за ним Менелай устремился, любимец Арея, С медным копьем, воссылая молитву к Зевесу Крониду: "Царственный Зевс, о, дозволь мне теперь отомстить Александру! Первый он сделал мне зло. От руки моей пусть он погибнет! Чтобы и в дальнем потомстве никто не осмелился злое Сделать тому, кто его принимал дружелюбно, как гостя". Так говоря и с размаха копье длиннотенное бросив. Сына Приама ударил он в щит, округленный искусно. Мощно проникло копье через щит ослепительно яркий, Панцирь пробило под ним, разукрашенный с дивным искусством, И разорвало тунику Парисову прямо вдоль паха. Тот отклонился назад и погибели черной избегнул. Сын же Атрея извлек торопливо свой меч среброгвозый И, замахнувшись, удорил по конусу шлема. Сломился Натрое меч и начетверо, пав из руки его наземь. И застонал Менелай, на широкое небо взирая: "Зевс, наш отец! Никого нет злотворней тебя средь бессмертных! Я уже думал, что вот отомщу Александру за горе. Ныне же меч у меня разломился в руке и напрасно Брошено было копье, — не убит он моею рукою". Так он сказал и, напавши, за шлем ухватил густогривый И, повернувшись, повлек Александра к ахейским дружинам. |