Голову сзади держал быстроногий Ахилл богоравный, Тяжко скорбя: он в Аид провожал беспорочного друга. Вскоре пришли они к морю, где место Ахилл указал им, Труп опустили на землю, и складывать стали поленья. Только другое в то время замыслил Ахилл богоравный. Став от костра в стороне, белокурые срезал он кудри, Те, что растил и лелеял для Сперхия, бога речного. Тяжко вздохнув, он промолвил, на темное море взирая: "Сперхий, напрасно тебе дал обет мой отец престарелый, Что по моем возвращеньи в любезную отчую землю. Кудри обрежет мои в твою честь и сожжет гекатомбу, И пятьдесят тебе в жертву заколет баранов цветущих, Кровь проливая в ключи, где твой храм и алтарь благовонный. Так обещал тебе старец, ты ж не дал свершиться обету. Ныне, когда уж назад не вернуться мне в отчую землю, Кудри герою Патроклу отдам — пусть с собой их уносит". Слово окончив, он волосы в руки вложил дорогому Другу, товарищу брани, и плакать все войско заставил. Так бы рыдали они до заката блестящего солнца, Если б Ахилл не предстал пред Атридом и слово не молвил: "Славный Атрид! Мы и после успеем насытиться плачем. Войску теперь прикажи, ибо речи твоей все послушны, Пусть от костра отойдут. Повели, чтоб готовили ужин. Мы остальное свершим, оттого что у нас наибольше Сердце скорбит об умершем. Вожди пусть останутся с нами". Слово Пелида услышав, владыка мужей Агамемнон Тотчас войскам повелел разойтись по судам соразмерным. Те лишь остались на месте, кто был погребением занят, Клали поленья в костер, шириной и длиною в сто сажень, Тело на верх положили, объятые скорбью великой. С множества тучных баранов и крупных быков криворогих Кожу содрали они пред костром, приготовив как должно. Жир отобрал благородный Пелид и покрыл им Патрокла От головы и до пят, а кругом навалил он все туши И посредине поставил амфоры с елеем и медом, К ложу слегка преклонив. И коней четырех крутошеих, Тяжко вздыхая, он, мощный, взвалил на костер погребальный. Десять собак за столом у царя Ахиллеса кормилось. Двух он из них обезглавил и бросил на груду поленьев. Грозное дело замыслив, он медью зарезал двенадцать Воинов юных троянских, отважных душой, благородных, И положил на костер; беспощадный огонь, да бушует. Сам же, вздохнув тяжело, обратился к любезному другу: "Радуйся, милый Патрокл, и в темном жилище Аида! Всё я свершил неизменно, как дал обещание прежде. Юных троянцев двенадцать, отважных душой, благородных, Вместе с тобой уничтожит огонь. Лишь Приамова сына Не приобщу я огню, а собакам отдам на съеденье". Так он промолвил, грозя. Но собаки не трогали тела, Ибо и ночью, и днем отгоняла их прочь Афродита, Зевсова дочь. Она Гектора труп благовонным натерла Розовым маслом, чтоб не был истерзан, во прахе влекомый. Темное облако с неба в долину низвел Дальновержец Феб Аполлон и покрыл совершенно то место средь поля, Где его тело лежало, чтоб сила палящего солнца Не иссушила на членах прекрасную кожу и жилы. Не разгорался, однако, костер с бездыханным Патроклом, И быстроногий Ахилл богоравный затеял другое. Он от костра удалился и вслух стал молиться обоим Ветрам — Борею с Зефиром — суля им прекрасные жертвы. Он возлиянья им кубком свершал золотым, умоляя С неба слететь, чтобы пламя скорее тела охватило, Чтобы дрова запылали живей. И, услышав молитву, Легкою вестницей к ветрам помчалась богиня Ирида. Ветры, собравшись в чертоге Зефира, несущего бурю, Там заседали за пиром, когда прибежала Ирида И перед каменным стала порогом. Увидев богиню, Все устремились навстречу к ней, каждый к себе призывая. Но, отклонив приглашенье садиться, богиня сказала: "Не до сиденья теперь. Я к потоку лечу к Океану, В землю спешу эфиопов: они гекатомбу приносят Вечным богам, и я также участвовать в жертве желаю. Но Ахиллес умоляет Борея с Зефиром шумящим Быстро примчаться на помощь, суля вам прекрасные жертвы, Если раздуете яркий огонь под костром пргребальным, Где почивает Патрокл, оплаканный войском ахеян". Слово окончив, богиня умчалась. И ринулись ветры, Громко свистя над землей, облака пред собой погоняя. После на море подули, и звучным дыханьем гонима, Встала волна. Наконец в плодородную Трою примчались И за костер принялись. Застонал раздуваемый пламень. Целую ночь они оба огонь над костром развевали, Звучно дыша. И всю ночь быстроногий Ахилл богоравный, Кубок держа двусторонний, вино почерпал беспрестанно Из золотого сосуда и лил на кормилицу землю, |
