В стороны мчится она, а хищник с пронзительным клектом Взмахами крыл нагоняет, и сердце в нем жаждет добычи: Так он, усердствуя, мчался вперед. А трепещущий Гектор Быстро коленями двигал, идя вдоль стены Илионской. Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветрам открытой, Оба они прибежали к стене, колесничной дорогой, И светлоструйных достигли двух водных вместилищ, откуда Два родника выбегают глубокопучинного Ксанфа: С теплой водою один, и над ним непрестанно клубится Пар, далеко расстилаясь, как дым над пылающим лесом; Ключ же другой и средь лета струится, по холоду равный Граду иль мерзлому снегу, иль в лед превратившейся влаге. Там у ключей находились просторные, пышные мойни, Гладким обложены камнем, где светлые мыли одежды Дочери храбрых троянцев и жены, прекрасные видом, В прежние мирные дни, до прихода ахейского войска. Мимо бойцы пронеслись, — этот спасаясь, а тот догоняя. Доблестный муж убегал, настигал же безмерно храбрейший. Ибо не жертвы они добивались, не кожи бычачьей, Что достается обычно в награду быстрейшему в беге, Но о душе состязались могучего сына Приама. Точно к победе привыкшие цельнокопытные кони Мчатся, мету огибая, и славная ждет их награда, — Медный треножник, иль дева, на тризне убитого мужа: Так они город Приама три раза кругом обежали, Быстрым ногам доверяясь. И все на них боги взирали. Первый меж ними воскликнул отец и людей и бессмертных: "Горе, любезный мне воин бежит вкруг стены Илионской, Славным гонимый врагом. Я гляжу и душа моя плачет В скорби по Гекторе: часто он бедра бычачьи сжигал мне В жертву на многолощинных высотах Идейских и в Трое, В городе верхнем. Теперь же его Ахиллес богоравный Быстро преследует в бегстве вкруг славной твердыни Приама. Но помогите, о, боги, обсудим и примем решенье: Снова спасем ли его от погибели, или дозволим, Чтоб, не взирая на доблесть, он пал, укрощенный Ахиллом?" И синеокая так возразила богиня Паллада: "Молниеносный Зевес, что сказал ты, о, тучегонитель! Мужа, рожденного смертным, давно подчиненного року, Ныне обратно желаешь похитить у смерти зловещей? Делай, но мы, остальные все боги тебя не одобрим". Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель: "Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть багосклонным. Делай, как сердце прикажет, и не отступай пред желаньем". Так, побуждая, сказал он Афине, усердия полной, И с Олимпийских высот она бросилась вниз и помчалась. А быстроногий Ахилл за испуганным Гектором гнался. Точно собака в горах за оленем охотится юным, С лога подняв и гоняя долиной и темною чащей; Не утаиться ему, хоть бы в страхе прилег за кустами. Ибо, обнюхав следы, она гонит, пока не настигнет: Также не мог Приамид уклониться от сына Пелея. Всякий же раз, как, бросаясь вперед, он пытался достигнуть Крепких Дарданских ворот и укрыться близь башен высоких, Где бы троянцы могли защитить его сверху стрелами, Быстрый Пелид забегал стороною и гнал его снова По направлению к полю, а сам он держался твердыни. Точно во сне невозможно настигнуть бегущего мужа, Ни убежать от погони тому, кто преследует сзади: Также не в силах был Гектор спастись, а нагнать — сын Пелея. Нет, он не мог бы один уклоняться так долго от Парок, Если бы Феб не явился с последней предсмертной защитой, Силы в него не вдохнул и не сделал проворными ноги. Войску меж тем Ахиллес богоравный дал знак головою В Гектора стрел не бросать, как бы кто, поразив Приамида, Не приобрел себе славы, а он бы вторым не явился. Снова, в четвертый уж раз, к родникам подбежали герои. Тотчас весы золотые Зевес натянул Олимпиец И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены, — Гектора, резвых коней укротителя, и Ахиллеса, — Поднял в средине. И Гектора день роковой преклонился, Пал до Аида. И Феб Дальновержец покинул героя, А к Пелиону спустилась Паллада Афина, Стала вблизи и такое сказала крылатое слово: "Ныне, любимец Зевеса, Ахилл многославный, надеюсь, К войску ахеян и к флоту вернемся с великою славой, Гектора жизни лишим, ненасытного в брани героя. Дольше ему невозможно от нас уклоняться обоих, Сколько бы Феб Дальновержец, заботясь о нем, ни трудился, Хоть бы валялся у ног Эгидодержавного Зевса. Но отдохни, Ахиллес, и побудь здесь недвижно, покуда Я к Приамиду пойду и внушу ему биться с тобою". Так говорила Афина и он подчинился охотно. Стал, опираясь на ясень, оправленный острою медью. |
