Где, восседая в пирах, будешь белые ноги покоить". И, отвечая на это, промолвил ей Сон безмятежный: "Кроноса славного дочь, о, богиня почтенная Гера! Я бы другого кого из богов, существующих вечно, Мог без труда усыпить, даже бурный поток Океана, Бога, который рождение дал остальным всем бессмертным. Только к Зевесу Крониду приблизиться я не осмелюсь, Не усыплю я его, коли сам он того не прикажет. Ибо уже умудрен я твоею подобною просьбой, В день, когда славный воитель, бестрепетный сын Громовержца, От Илиона отплыл, разрушивши город троянцев. Разум тогда усыпил я Эгидодержавного Зевса, Нежно его обнимая. Ты ж гибель готовя Гераклу, Подняла ветров дыханье поверх разъяренного моря И отнесла его вдаль к населенному острову Косу Прочь от товарищей всех. А проснувшись Кронид рассердился. Всех разогнал он богов по чертогу, меня же всех больше Гневно искал и с небес, уничтожив, низринул бы в море, Если бы Ночь не укрыла, царица людей и бессмертных. К ней убежал я, спасаясь, и Зевс, хоть рассерженный сильно, Тотчас отстал: огорчить быстролетную Ночь он боялся. Ныне опять мне велишь невозможное дело исполнить". И волоокая так отвечала почтенная Гера: "Сон, о, зачем ты об этом теперь вспоминаешь напрасно? Разве боишься, что Зевс за троянцев заступится так же, Как рассердился тогда из-за милого сына Геракла? Лучше идем, и тебе я хариту одну из юнейших В жены отдам, называть ее будешь супругой любезной, Ту, по которой всегда ты томился в душе — Пазифею". Так она молвила. Сон, восхищенный, сказал, отвечая: "Ты поклянись мне сперва непреложною Стикса водою, Правой рукою коснись необъятной земли плодоносной, Левой — зеркального моря, и пусть нам свидетели будут Все под землею живущие с Кроносом вечные боги, Что необманно отдашь мне хариту одну из юнейших, Ту, по которой всегда я томился в душе — Пазифею". Так он сказал. Подчинилась ему белорукая Гера, Клятву дала, как велел он, и всех поименно назвала В Тартаре скрытых богов, которым названье — Титаны. После того, как она присягнула и клятву свершила, Оба, окутаны тучей, обратной помчались дорогой, Имбр и город Лемнос позади за собою оставив. К Иде, отчизне зверей, прилетели они многоводной, К мысу Лектону, где прежде покинули море; оттуда Сушей пошли — и леса под ногами их низко качались. Сон оставался там ждать, чтобы Зевс не видал его близко; С этою целью он влез на громадную ель, что на Иде В те времена поднималась по воздуху в область эфира. Там, средь еловых ветвей, притаился он, образ принявши Птицы, живущей в горах, голосистой, которую боги Все называют Халкидой, а смертные люди — Килиндой. Гера меж тем поспешила взобраться на Гаргар — вершину Иды высокой — и Зевс увидал ее, туч собиратель. Только ее он заметил — и страсть в нем окутала разум, Точно в тот день, как впервые они сочетались любовью, Оба на ложе взойдя, от родителей милых украдкой. К ней подошел Громовержец и слово сказал, вопрошая: "Гера, куда так поспешно с Олимпа шаги направляешь? Ни колесницы твоей не видать, ни коней быстроногих". В мыслях лукавя, ему отвечала почтенная Гера: "Я отправляюсь к пределам земли плодоносной, чтоб видеть И Океана, отца всех бессмертных, и мать их Тефису, Тех, что в чертоге своем воспитали меня и взрастили, Их навестить я иду и раздор прекратить непрерывный, Ибо уж долгое время они избегают друг друга, Гневом объятые в сердце, от ложа любви уклоняясь. Кони стоят у подножия Иды, богатой ключами; Быстро они понесут меня всюду по морю и суше. Ради тебя с Олимпийской вершины сюда я спустилась, Чтоб не сердился ты после, когда бы украдкой пошла я В пышный чертог Океана, текущего в русле глубоком". "И, отвечая, сказал ей Зевес, облаков собиратель: "Гера, успеешь и после отправиться в дом Океана. Ныне любовью с тобою давай насладимся на ложе, Ибо ни разу любовь ни к богине, ни к женщине смертной, Не покоряла так сильно меня, вокруг сердца разлившись. Так никогда не любил я супруги царя Иксиона, Что родила Пирифоя, с бессмертными равного мужа, Ни белоногой Данаи, Афризия дочери дивной, Что родила мне Персея, славнейшего в сонме героев, Ни красотою прославленной дочери Феникса милой, Что родила мне Миноса, а также бойца Радамаса. Так не любил я Семелы, ни в Фивах прекрасной Алкмены, Что родила мне Геракла, отважного сердцем ребенка, А Дионисий рожден был Семелой, — отрада для смертных. |
