С ревом раненого медведя человек перекатился на живот и схватил женщину за лодыжки. Последующий резкий рывок швырнул девушку на землю. С присущей эльфам ловкостью она сумела изогнуться и подставить под себя руки, чем немного смягчила падение, но вырваться из рук мужчины у нее не хватало сил.

Бунлап медленно поднялся на четвереньки, ловким броском подмял под себя эльфийку и прижал ее спину к земле.

Он был высоким, не менее шести футов, и весил достаточно. Ни одна женщина, какой бы искусной воительницей она ни была, не смогла бы вырваться из-под такой тяжести.

Бунлап приподнялся на одном локте, а второй рукой стал методично наносить удары по лицу жертвы. Он получал удовольствие при виде багровых кровоподтеков на бледной коже, но ни разу не ударил в полную силу, так что кости остались целыми. В его голове зародился план отмщения, и человек наслаждался каждым мгновением.

Эльфийка сначала пыталась бороться, упираясь руками в широкую грудь. Но постепенно ее напряжение ослабело, а глаза – странные, голубые с золотистыми крапинками глаза стали далекими и отрешенными. Бунлапу было знакомо такое поведение. Ужас мог толкнуть женщин на странные поступки, и ее состояние не показалось ему необычным. Тем более не обратил он внимания на то, что губы эльфийки зашевелились в беззвучной молитве, а безвольно раскинутые руки стали потихоньку двигаться.

Бунлап не ощущал магии.

Жажда воинской победы уступила место более темным желаниям. Он разорвал рубашку на груди женщины и поморщился, когда его пальцы вцепились в сверкающее серебро эльфийской кольчуги.

К этому моменту женщина закончила творить заклинание. Магическая энергия хлынула из нее мощным потоком, и ее меч, и кольчуга раскалились добела. Волны волшебства потрясли тело Бунлапа, и он закричал от боли и ярости, но попытался не выпустить из рук раскаленную кольчугу эльфийки.

Человек даже не почувствовал, когда исчез смертоносный жар, как сумела выскользнуть из-под него эльфийка. Когда он очнулся, то обнаружил, что стоит на коленях и смотрит на обожженные до черноты пальцы, похожие на обуглившиеся птичьи лапы.

– Бери свое оружие, – глубоким мелодичным голосом произнесла эльфийка. – Если у тебя осталась хоть капля чести, вставай и сражайся!

Бунлап посмотрел в глаза женщины, потом перевел взгляд на кончик ее меча. И то и другое горело враждебным голубым огнем. Всякое желание драться пропало.

– Вот этим? – кивнул он на обожженные руки. – Как ты можешь говорить о чести?

– Я даю тебе возможность умереть стоя, с мечом в руке, – пояснила эльфийка. – Это больше, чем ты заслуживаешь. Если откажешься, я заколю тебя, не дав подняться с коленей.

Глубокое презрение, сочившееся из ее слов, заставило Бунлапа действовать. Он схватил свой палаш и вскочил на ноги.

Бунлап был закаленным солдатом. Он впервые убил человека, когда ему было всего тринадцать лет, и с тех пор мечом зарабатывал себе на жизнь. Почти за сорок лет непрерывных сражений ни разу не встречал он такого бойца, как стоящая перед ним эльфийка.

С холодной жестокой неумолимостью она заставляла его опускать меч после каждого удара, после каждого выпада. Наконец эльфийка прижала кончик его палаша к земле. Быстрым движением ноги она ударила по лезвию и вырвала меч из обожженных рук.

Не сводя глаз с лица Бунлапа, эльфийка пронзила его горло.

Все это Амарил видел, но смотрел, словно через закопченное стекло. Он не мог пошевелиться, не мог помешать врагу сражаться с женщиной, которую любил больше, чем кого бы то ни было. И дальнейшие действия эльфийки казались ему чем-то нереальным. Она наклонилась и осторожно приподняла его, прислонив спиной к дереву. Затем ощупала ребра и сказала, что кости целы. Перевязав раны, эльфийка поднесла к его губам фляжку с водой. Пелена боли начала постепенно рассеиваться перед глазами Амарила, и тогда эльфийка обхватила ладонями его лицо и повернула к себе.

Амарил даже вздрогнул от изумления: перед ним была не Эрилин, а кто-то настолько похожий, что можно было считать ее двойником. Только редкий сапфировый цвет волос да более заостренный подбородок отличали ее от полуэльфийки.

– Я благодарю тебя за все, что ты сделал для моей дочери, – раздался голос эльфийки, похожий на песню ветерка. – Ты заставил Эрилин понять, что у нее душа эльфа. Скажи ей, что мать гордится своей дочерью. Скажи ей, что мы снова будем вместе служить народу эльфов так долго, как потребуется. А когда наша миссия закончится, мы с ней останемся в Арвандоре. Скажи ей это! Я бы сама все это ей рассказала, – с откровенной тоской добавила эльфийка, – но мой приход может ускорить наше воссоединение, а я не должна этого делать. Эрилин еще нужна эльфам. Ты передашь ей мои слова?

Амарил кивнул, и прекрасная эльфийка растаяла в воздухе облачком тумана.

Сердце лесного эльфа сжалось от страха. Однажды он уже видел, как во время боя облачками тумана исчезали эльфийские тени; это случилось после того, как повелительница Лунного Клинка потеряла сознание. Амарил собрался с силами, встал на ноги и захромал в ту сторону, откуда был виден голубой свет меча Эрилин.

Лунный Клинок лежал на окровавленной земле, и его волшебное сияние быстро угасало. Его хозяйка лежала рядом. Как ни странно, рядом с Эрилин, бережно поддерживая ее голову, на коленях стояла Феррет. Вокруг собралось кольцо торжествующих воинов: Эльманесси и Сулдаски, кентавры, фавны, литари и даже порядком побитый, но весело усмехающийся дворф.

Феррет подняла голову и встретила вопрошающий взгляд Амарила.

– Мы победили в бою, и Эрилин жива!

После того как все раны были перевязаны, а погибшие возвращены лесу, лесные обитатели отправились на север. По общему согласию они решили основать новое поселение на Лебяжьей Поляне, где останутся жить и Эльманесси, и Сулдаски. После сражения всем стало ясно, как важно объединить свои силы.

Эрилин и Ганамед шли рядом. Полуэльфийка все еще была слаба, но сознание выполненной миссии поддерживало ее, как ободряло и послание, переданное Амарилом.

Ни она, ни литари никогда не отличались склонностью к болтовне, кроме того, каждому из них было о чем подумать.

Девушка вспомнила, что ей снова придется просить друга о помощи. Теперь ей было легче обратиться к литари с просьбой. С ее помощью лесные племена осознали необходимость сотрудничества, и попросить или предложить поддержку уже не казалось чем-то необычным. Теперь лесные жители ощущали себя единым целым.

– Прежде чем я покину владения лесного народа, я должна сделать еще кое-что, – сказала Эрилин. – Когда-то ты сказал, что настанет день и мне придется перешагнуть границу между двумя мирами. Этот день настал, но мне нужна твоя помощь.

Ганамед на мгновение всмотрелся в ее глаза, а затем кивнул, выражая согласие и одобрение.

– Я перенесу тебя на Эвермит, – пообещал он.

Королева Амлауруил с беспокойством взглянула на свой мизинец: кольцо на нем подавало беззвучный сигнал тревоги. Это кольцо многие годы оставалось на ее пальце и должно было предупреждать о том, что кто-то вошел через волшебные врата, находившиеся в отдаленном уголке дворцового парка. Это же колечко могло мгновенно перенести ее туда вместе с любыми спутниками. Но Амлауруил не побоялась бы отправиться туда и одна. Она не была хрупкой и беспомощной, чтобы нуждаться в опеке и защите. Амлауруил и сама была могущественной защитницей безопасности Эвермита. Она знала секреты древней эльфийской магии и обладала волшебными силами, которыми одарил ее Селдарин. Немного нашлось бы храбрецов, которые могли одолеть законную правительницу Эвермита.

Амлауруил кивком подозвала писца и двух личных стражников, а затем повернула кольцо. Все четверо тотчас оказались на тенистой лесной поляне. Там их ожидали двое: огромный серебристо-серый литари и высокая стройная лунная эльфийка. Но ни один из них не заметил появления королевы.

Эрилин с восхищением оглядывала родину своих предков. Лужайка пестрела лесными цветами, над которыми порхали многочисленные мотыльки; древние дубы шелестели темно-зеленым убором позднего лета. Если бы не аура волшебства, пронизывающая воздух наравне с солнечными лучами, такую картину можно было бы отыскать во многих девственных лесах.