Итак, в эту ночь владыка Багдада ждал возвращения Селима с головой учёного, но к его глубокому возмущению заявился один Мирза и с пустыми руками.

— Что всё это значит, Мирза? — зловеще прошипел, брызжа слюной, Калиф.

Мирза дёрнулся тощим задом и не поднимая глаз завопил:

— Пощади, повелитель! Всё сорвалось! Селим убит, остальные — тоже! Один я остался!

— Так Ибн-Сина до сих пор жив? — задохнулся от гнева Калиф.

— О да, мой повелитель!

— Собака! — взвизгнул Калиф, вскакивая на ноги.

За троном стояла вооружённая до зубов стража. Среди них всегда ошивались два брата-близнеца. По национальности — китайцы, а по профессии — палачи. Уловив грозное движение бровей господина, раскосые уродцы, обладающие завидной мускулатурой, одновременно спрыгнули с возвышения и в мгновение ока очутились возле Мирзы.

Оба были обнажены по пояс. Их лимонного цвета кожа, смазанная оливковым маслом, лоснилась на свету. Один из братьев сжимал в руке бамбуковую палку, второй — ременный хлыст из воловьей шкуры. Не долго думая, они обрушили на провинившегося град ударов.

Мирза спрятал голову между коленей, укрыв лицо ладонями. Он отлично знал, что эти желтомордые шайтаны любили выбивать людям глаза во время порки. Эхо от глухих смачных хлопков полетело из угла в угол тронного зала.

Удары ложились на спину, затылок, рёбра и пятки жертвы. Боль была столь невыносима, что Мирза громко заголосил. Калифу это показалось забавным и он развеселился. Посмеиваясь, он решил про себя, что пожалуй позволит палачам забить разбойника до смерти.

Мирза понял, что настал его смертный час. Не поднимая головы, он перестал выть и сквозь стоны начал громко оправдываться.

— Помилуй, повелитель! Мы не виноваты! Наши люди почти ворвались в дом твоего врага, но тут прискакал Синдбад-Мореход со своими чёрными шайтанами и атаковал нас со спины. Мы и опомниться не успели, как половина наших была изрублена на куски! Это Синдбад метнул кинжал в глаз Селима и сразил его наповал! Пощади!

Калиф удивился и поднял руку. Палачи тут же перестали колотить несчастного и с поклонами вновь затесались в ряды стражников.

— Ты упомянул Синдбада? — переспросил Калиф, — А он то как там оказался?

— Ибн-Сина и Синдбад друзья! Купец приехал к учёному в гости!

Калиф уже остыл, ярость оставила его и он начал соображать. Подумав мгновение, он вкрадчиво спросил:

— Скажи, Мирза, ведь после смерти Селима главарём вашей шайки становишься ты, не так ли?

— Так, мой справедливейший господин! — подтвердил обрадовавшийся разбойник, понимая, что угроза смерти на этот раз кажется миновала.

— И обязательства, данные мне Селимом, переходят на тебя?

— Да, наимудрейший!

— Теперь ответь, я заплатил вам за голову Ибн-Сины?

— Да, мы получили от тебя много золота, наищедрейший!

— Тогда иди и доделай дело! Но не вздумай бежать из Багдада! Мои соглядатаи везде отыщут тебя и тогда твоя смерть будет ужасна! Они распорют тебе живот и зашьют в него голодных крыс, а самого тебя посадят в кожаный мешок и бросят в реку!

— О, всемилостивейший! — вскричал в отчаянии Мирза, — Но я не могу не ослушаться твоего повеления! Что бы покончить с учёным, мне придётся уехать в Басру, ибо туда намерен тайно переправиться твой враг в женском обличье!

— Зачем? — удивился Калиф.

— Что бы вместе с Синдбадом отправиться на его корабле в долгое плавание и таким образом скрыться от твоего праведного гнева.

— А тебе откуда это известно?

— Я подкупил одного слугу в доме Ибн-Сины, он подслушал разговор хозяина с гостем и передал мне.

— Хорошо! — Калиф поманил пальцем разбойника и когда тот на коленях подполз к трону, прошептал ему на ухо наставления:

— Вот что ты сделаешь, Мирза! Ты немедленно отправишься в Басру и всеми правдами и неправдами наймёшься на корабль Синдбада. Глаз не спускай с учёного, и как только корабль отплывёт достаточно далеко от берега, ты улучишь момент, подкрадёшься к моему врагу и вонзишь вот этот кинжал ему прямо в сердце! Понял меня? При этом ты скажешь ему такие слова: "Это тебе привет от Калифа Багдада!"

— Всё сделаю как ты говоришь, повелитель! — с жаром пообещал Мирза.

Калиф вытащил из-за пояса свой самый любимый кинжал с ручкой из слоновой кости, усыпанной драгоценными камнями, и передал его разбойнику. Мирза, приняв оружие, благоговейно приложился к клинку губами и спрятал на груди под халатом.

— Теперь ступай! — Калиф пнул разбойника под зад, тот не разгибаясь поспешил покинуть дворец.

Калиф посмотрел ему вслед, нахмурился и щёлкнул пальцами. К нему подскочил Исмаил.

— Что желает мой повелитель?

— Пошли за ним своих людей для пригляда! Если он не сможет попасть на корабль Синдбада, пусть они его прикончат, а заодно прирежут и Ибн-Сину!

— Слушаю и повинуюсь, повелитель! — Исмаил низко поклонился и метнулся исполнять поручение.

Во дворце вновь зазвучала музыка и закружились танцовщицы…

* * *

— Ты мало походишь на араба, Синдбад. Кто были твои родители?

— Я их не знал! Тайна моего рождения скрыта за семью печатями. Рыбак-араб, в чьей семье я рос и воспитывался, рассказал мне, как однажды он рыбачил в море и волны прибили к его лодке обмазанную глиной корзину с младенцем. Это был я…

— Занимательная история! По законам жанра у тебя на шее должен был висеть какой-нибудь драгоценный медальон с инициалами снаружи и минипортретами мужчины и женщины внутри…

— Не было ни медальона, ни другого какого украшения.

— Ну, значит, твои пелёнки должны были быть из отбеленного льна с золотистой или серебряной нитью и с фигурно вышитыми инициалами…

— Дались тебе эти инициалы! — подосадовал Синдбад, — Не было ни того, ни другого. Я лежал абсолютно голый на подстилке из клока соломы и солнце успело так прожарить мою нежную кожу, что она покрылась волдырями и струпьями. Я был еле жив, но пищал как котёнок.

— Тогда на теле у тебя должна быть какая-нибудь отметина! Типа родимого пятна, но странной формы.

— Ну, этого добра у меня навалом! Родинок полно, но все до одной обыкновенные, без странностей и вывертов!

Ибн-Сина глотнул вина и глубоко затянулся.

— Жаль! Мне было бы приятно иметь среди друзей принца крови — жертву дворцовых интриг.

— Какой дворец, какие интриги? Скорее я — жертва кораблекрушения. Мои родители, простые бедные люди, плыли на корабле, а когда он пошёл ко дну, утонули вместе с ним, успев отправить меня в моё первое самостоятельное плавание в корзине. Возможно, отсюда и происходит моя неистребимая тяга к морским путешествиям…

— Может так, а может и нет… В том месте, где твой рыбак перехватил корзину, была какая-нибудь река?

— Да! Она впадала в море поблизости от его жилища. Но к чему ты клонишь?

— Вот! — воскликнул обрадовано учёный, — История знает множество случаев, когда спасая царственных младенцев от кровожадных тиранов, их матери отправляли своих драгоценных чад в корзинах по течению рек, а сами становились жертвами дворцовых переворотов. Возможно, что твоя корзина приплыла по реке к морю, а не наоборот.

— Даже если и так, всё равно я из простой крестьянской семьи. Выше по течению не было ни одной приличной деревушки, не то что какого-то могучего государства с династией правителей. Дебри и пустыни, населённые лишь дикими животными. Я едва подрос, изучил те края так же подробно, как хибару вырастившего меня рыбака.

— Хорошо! Пусть там раскинулась пустыня. А по ним, сам знаешь, изредка бредут караваны. Кто станет отрицать, что с одним таким

караваном не ехала красавица королева с младенцем сыном, что бы проведать своих дальних родственников с разрешения мужа. Они остановились на ночлег у реки, а в полночь на них напали разбойники, которых подкупил двоюродный брат короля, помешавшийся от безответной любви к королевне. Всех поубивали. Королевна, что бы избежать надругательства и позорного плена, заколола себя кинжалом, предварительно успев отправить младенца в корзине вниз по реке.