Практически с этого момента союзный и республиканский бюджеты стали консолидированными, что соответствовало реальному положению дел.
В тот же день мы с Барчуком пригласили Алексеева, председателя Гознака, и дали поручение подготовиться к выпуску денежных купюр более высокого номинала, 200 и 500 рублей. При освобождении цен и размораживании зарплаты объем денежной массы неизбежно возрастет, и нужно не допустить нехватки наличности. Он без лишних слов понял жизненную важность этого дела, сказал, что задание выполнит. На следующий день позвонил, сообщил, что соответствующие распоряжения отданы.
Продолжается формирование правительства. Принимая назначение, я исходил из того, что президент согласен с выдвинутыми мной условиями, одним из которых было назначение на посты министров, отвечающих за экономику, людей из "команды", то есть тех, кто разделяет мои взгляды на пути осуществления реформ и вывода страны из кризиса.
Мы собирались втроем, первый вице-премьер и два вице-премьера, обговаривали кандидатуры, готовили проекты указов и отправляли их к президенту. Встречались с ним, обсуждали вместе кандидатуры и другие дела, спорили, но, как правило, взаимоприемлемые решения находили довольно легко,
Правительство получило название команды реформ, но на самом деле по своему составу оно было достаточно разнородным. В нем присутствовали четыре группы людей с существенно разным опытом, навыками, мировоззрением. Первой из них была группа специалистов, профессиональных экономистов, пришедшая из науки. Кроме меня, Шохина, Чубайса, в нее входили: министр внешнеэкономических связей Петр Авен, министр науки Борис Салтыков, министр экологии Виктор Данилов-Данильян, председатель Комитета по делам СНГ Владимир Машиц, министр сельского хозяйства Виктор Хлыстун, первый заместитель министра экономики и финансов, а позже министр экономики Андрей Нечаев.
Вторая группа – это те, кто до того работали в республиканском правительстве Силаева: министр связи Владимир Булгак, министр транспорта Виталий Ефимов и председатель "Росхлебопродукта" Леонид Чешинский.
Третья – те, кто пришли из бывших союзных министерств: министр торговли и материальных ресурсов, возглавлявший последним союзный Госснаб, Станислав Анисимов, министр путей сообщения Геннадий Фадеев, первый заместитель министра экономики и финансов, чуть позже министр финансов Василий Барчук.
И наконец, четвертая – группа министров, пришедшая из политики, из бывших депутатов Верховного Совета: Геннадий Бурбулис, Элла Памфилова и Николай Федоров.
Вопрос состоял в том, смогут ли эти люди, такие разные, наладить взаимодействие, работать слаженно, как команда. Тем более, что некоторые из них не имели ни малейшего опыта работы в бюрократическом аппарате. Может быть, самый яркий пример в этом плане – министр внешнеэкономических связей Петр Олегович Авен. Интеллигентный парень,хорошо разбирающийся в экономике, знаток русской литературы и поэзии, выпускник элитной второй математической школы, затем экономического факультета МГУ. До назначения в правительство работал во Всесоюзном институте системных исследований, затем – в Международном институте прикладного системного анализа. Один из организаторов международных конференций, давших возможность познакомиться, а иногда и подружиться будущим реформаторам Восточной Европы и государств СНГ. Никогда не работал чиновником, ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал.
Надо признать, что Авен оказался неважным организатором. Ему мешало не только отсутствие опыта, но и нервы, частые перемены настроения. Все это делало его крайне уязвимым, а место главы одного из ведущих министерств было соблазнительным, с весны 1992 года многие его добивались. Вопрос о замене Авена Борис Николаевич Ельцин обсуждал со мной регулярно. Основной аргумент был один и тот же: "Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр". Все это так, однако отнюдь не только товарищеские чувства заставляли меня каждый раз защищать Петра Олеговича и категорически выступать против его отставки. Для меня все его недостатки перекрывал тот фундаментальный факт, что он прекрасно понимал общий замысел преобразований и мне не надо было контролировать его действия по подготовке к введению конвертируемого рубля. Он мог что-то недотянуть, что-то недоделать, но в целом, я был в этом убежден, стратегическая линия будет выдержана. Как мне кажется, я не ошибся. Сегодня я твердо знаю, что никто из руководителей российских министерств не сделал для введения конвертируемости рубля больше, чем Петр Авен. А ведь этот вопрос был одним из ключевых в экономической политике.
В некотором смысле зеркальной противоположностью Авену был министр финансов Василий Васильевич Барчук. Опытнейший чиновник, прошедший путь от районного налогового инспектора в Хабаровском крае до министра финансов, прекрасно знающий свое дело, умеющий четко организовать работу министерства. Думаю, никто лучше него не справился бы с немыслимо сложной задачей консолидации союзного и российского бюджетов, изменением всей структуры финансирования. Поручая ему кошелек России, был твердо уверен: он сделает все возможное для того, чтобы деньги из этого кошелька не разбазарили. И вместе с тем, он довольно долго не мог понять и принять истину, понятную каждому финансисту, выросшему в условиях работающего рынка: что централизованные внебюджетные кредиты Центрального банка оказывают точно такое же разрушительное воздействие на экономику, как и прямое кредитование дефицита бюджета. А это значит, что по одному из важнейших общеэкономических направлений на точность решений министерства финансов я не мог твердо полагаться. И потому макроэкономическая сторона работы Минфина требовала от меня постоянного внимания и контроля, хотя на это не всегда хватало времени.
Как мне кажется, в нашем правительстве только два человека по-настоящему сочетали в себе мощную административную хватку и глубокое понимание сути необходимых в их сфере деятельности преобразований. Это – Анатолий Борисович Чубайс и министр связи Владимир Борисович Булгак. У Булгака, оставшегося работать с нами после силаевского правительства, было уникальное сочетание административной четкости в организации работы подведомственной системы с полным отсутствием стремления сохранить ее в неизменной, жестко управляемой, администрируемой форме. Это тот случай, когда сутью работы отраслевого министерства на деле стало проведение рыночно ориентированных преобразований в большой и важнейшей отрасли. Было такое ощущение, что он на лету схватывает те новые проблемы, с которыми сталкивается его министерство в радикально изменившейся ситуации, и неслучайно, что именно связь стала той отраслью, которая одной из первых и в крупных масштабах начала получать реальные иностранные инвестиции, что именно здесь удалось добиться практического воплощения в жизнь крупномасштабных высокоэффективных окупаемых проектов с участием иностранного капитала. Еще несколько лет тому назад невозможность дозвониться до Москвы из-за границы была важнейшим препятствием на пути развития любой децентрализованной системы внешней торговли. Сейчас эта проблема ушла в прошлое, как будто ее никогда и не было.
Что касается Чубайса, то только он из всех пришедших из науки обладал таким же сочетанием административной эффективности с точным пониманием сути задач по реформированию экономики,которые стоят перед ним.
Ну, а я сам? Конечно, организация работы правительства отнюдь не была для меня простой задачей. Ни в малой мере не переоценивал ни свой административный опыт (никогда не доводилось управлять коллективом больше чем сто человек), ни административные таланты. Главную угрозу для себя видел в текучке, в бездне входящих и исходящих документов, в обязательном протоколе, от которого невозможно уклониться. Если дать себя увлечь всем этим,то очень легко стать каучуковым штемпелем, просто санкционирующим вырабатываемые аппаратом решения, утратить контроль за развитием событий, видение главных проблем и перспектив. Именно поэтому для меня так важно было, чтобы на ключевых направлениях экономической политики находились люди, которым полностью мог доверять.
