Как получилось так, что один из творцов советского культурного ренессанса, автор минималистских, обостренно драматичных "Пяти вечеров" — превратился в нечто иное? Стал напоминать ловкого повара, пекущего пышные многоэтажные торты с кремовыми вензелями?

     Но — скажете вы — Михалков не исключение. После 1991 года вся культура провалилась в тартар…

     Да, с крахом империи исчезло общее культурное пространство, разбилось на сотни осколков. В обществе пропала, так сказать, смысловая гравитация; растворились интегральные мифы, а вместе с ними пропали их величественные оппозиции. Распались иерархии, ухнули в бездну критерии оценки искусства.

     Заодно потерпела крах вторая по мощи киноиндустрия мира. Отечественные фильмы из-за отсутствия финансов перестали снимать, многие режиссеры наглухо замкнулись в себе.

     Остатки советских мощностей продуцировали чудовищные "комедии", отдающие такой пошлятиной, что в кинотеатрах начинали чихать тараканы. Именно в этих лентах так бездарно засветился и, увы, израсходовался замечательный актер Александр Панкратов-Чёрный. А между тем, Голливуд своей обволакивающей патокой залил все имеющиеся лакуны, забил собой все живые поры, все экраны и мониторы.

     К середине 90-х из лексикона кинематографистов исчезло понятие "большое кино". Вернее, оно стало прилагаться исключительно к заокеанским фильмам, к западным блокбастерам, величие которых определялось порой не содержанием, а высотой кассовых сборов.

     На этом безрадостном фоне Михалков со своими несколько утомленными жизнью цирюльниками и порядком упрощенной "русской идеей" выглядит подлинным локомотивом российского кинематографа. Последние ленты Михалкова могут казаться искусственными и неубедительными, но зато они претендуют быть чем-то значимым в жизни общества. В самой этой претензии состоит главное достоинство Михалкова и главная для него опасность. Не решить поставленную задачу — значит, провалиться, обанкротиться, а снизить планку — значит, потерять себя, превратиться в часть "жадной толпы". Организационная и общественная деятельность не дают сосредоточиться на кино, а честолюбие и амбиции не позволяют Михалкову сбить градус своих притязаний.

     То, что Михалкову постоянно вменяется в вину — а именно, аккумулирование огромных финансовых средств и бросание их в топку очередного, по факту спорного, фильма — является закономерным явлением. Михалков - флагман, витрина сегодняшнего российского кино. Как бы к нему ни относиться — это такое самоходное гусеничное устройство, которое выдви- нулось на передовые линии обороны. Танкетки, телеги, полевые кухни и "хрусталев-машины" остались в глубоком тылу.

     Те, кто из либерального лагеря мстительно кричат сейчас: "Акела промахнулся!", вряд ли могут предложить сегодня реальную альтернативу весьма дорогому Никите Сергеевичу.

     Счастливая особенность Михалкова, доставшаяся ему по наследству, — это умение играть по чужим правилам. Способность по ним не только играть, но и выигрывать. Именно это качество делает Михалкова выдающимся деятелем наших дней. И… величайшим конформистом и царедворцем.

     Подобно герою Николая Лескова, который "пережидил всех жидов", наш Никита Сергеевич, если надо, способен перегламурить любой гламур, но в то же время есть у него за душой что-то свое, сокровенное, затаенное, цельное и неразменное. То, что позволило ему на разгромном Пятом съезде кинематографистов дать отпор орущей перестроечной кодле, которая по отмашке Александра Яковлева чуть ли не рвала зубами поверженного Сергея Бондарчука. То, что позволило отодвинуть от кормушки московского отделения Союза кинематографистов "ослов и лилипутов", активизировав дремавший человеческий потенциал. Кому бы еще удалось перетянуть на свою сторону разуверившихся, нищих, униженных творческих людей из русской глубинки? Хитрости, аппаратной ловкости и человеческого обаяния для такого трудного дела явно недостаточно! Значит, есть еще что-то, кроме самолюбия и артистического эгоизма…

     Вырезки из трудов Ивана Ильина, общие рассуждения об "исторической России", дежурные панегирики Петру Столыпину — по всей видимости, не приближают нас к подлинному Михалкову. Православие? Самодержавие? Народность?

     Что касается первого пункта, то мы знаем, что Никита Михалков, ежели его вдруг ударят по щеке, — ничуть не подставит вторую ланиту, а, напротив, вломит обидчику пару раз с ноги. Скорбим, но осуждать не смеем!

     Что касается самодержавия — да! Никита Михалков — царедворец. Это тип придворного художника, способного выполнить высочайшую волю, стать выразителем величия и мощи империи. Сам склад его души, манера поведения в обществе, психология его взаимодействия с властью говорят о том, что это так.

     Но где та империя? Где тот царь? Где тот двор?

     Власть исполняет дежурно свой ноктюрн пустоты, а сочинители помпезных од, тонкие льстецы и возвышающие ее творцы — остаются, по сути, не у дел. Нынешней власти необходимы простые и грубые вещи: пиар, телевидение, юмористы…

     Национально-государственной идеи, которую пытается в художественной форме воплотить Никита Михалков, — её просто не существует на сегодняшней день. И поэтому торт, назначенный для усопшего кесаря, автоматически достается самому Михалкову, пришедшему пообедать в компании с призраками.

     Таким образом, вал критики и издевательств, который обрушился на Михалкова после выхода очередных “Утомленных солнцем”, есть закономерный итог художника, воплощающего несуществующий идеал.

     Михалков — свой среди чужих, чужой среди своих.

     Впрочем, из всей знаменитой триады к Михалкову применим, пожалуй, последний пункт, повествующий о народности.

     Никита Михалков — яркий представитель русского народа, чувствующий народную психологию и знающий русский национальный характер. Это, кстати, очень хорошо видно по фильму, в котором типажи не страдают малокровием и вполне узнаваемы для каждого жителя России. На этой своей народности сановный Михалков выезжает всегда и везде, и в искусстве — и в жизни.

     Неутомимый, необузданный, взрывной, лукавый и талантливый — он действительно похож на легендарного графа Ростопчина…

     Того самого, которому как-то объявили бойкот дворяне Ярославской губернии, а он на них плевал с высокой колокольни.

     Придет время, и Никита Михалков станет снова снимать потрясающие, глубокие, точные и красивые фильмы, а вслед за ним подтянутся все остальные режиссеры художественного кинематографа.

     Но это будет уже совсем другая эпоха.

1