Неудача с экспертом-взрывотехником заставила прокурора отказаться от вызова в суд эксперта-баллистика, хотя вопросов к нему больше, чем к кому-либо. Всем памятна фотография, на которой видно, как четыре пули ровной строчкой прошили наискось капот БМВ Чубайса. Так аккуратненько "прошить" капот из автомата можно лишь у стоящего автомобиля. Но ведь БМВ Чубайса не останавливался ни на секунду, лишь сбросил скорость до 60 км/час, а при такой скорости пуля от пули ближе полутора-двух метров не ложится. Как же обстреляли БМВ Чубайса? Баллистическая экспертиза ответа на этот вопрос так и не дала.
Как не дали ни одного ясного ответа и свидетели обвинения. Квачков спросил на суде Швеца, который дал команду "Не стрелять!" звонившему ему под обстрелом Моргунову: "Для чего охраннику пистолет, если не для отражения нападения?", на что Швец бойко отрапортовал: "Если бы они отстреливались, их бы подошли и добили. А так — не тронули и ушли".
"После имитации покушения на Чубайса какие премиальные выплачены охранникам со стороны РАО ЕЭС? — поинтересовался у Швеца Миронов.
Швец вдруг испугался: "Ни о каких премиальных не знаю! Спасибо, что живы остались".
Разве не странно, что Чубайс, с его олигархической конторой с оборотом в сорок миллиардов долларов, никак не отблагодарил охранников? Но в свете вырвавшегося откровения "Спасибо, что живы остались!" и странной, скоропостижной смерти Кутейникова, охранника из второй машины сопровождения, о чем впервые проговорился на суде все тот же Швец, становилось понятным, что телохранителям было за что говорить спасибо Чубайсу.
Недомолвки, нестыковки, явные натяжки в показаниях свидетелей обвинения так и лезли в глаза. Вот майор ГИБДД Иванов рассказывает суду, как попала в разработку машина полковника Квачкова: "Я выехал, полетел. Скорость 100-120 километров в час… Не доезжая метров 600-700 в сторону Москвы, на противоходе, смотрю — иномарка. Голова одна уже в машине, а другая — заходит, и машина с пробуксовкой начинает уходить"… Суд так и не понял, почему, зачем, куда "выехал, полетел" майор, ведь место происшествия зона ответственности вообще другого подразделения ГИБДД. Иванов напирал на то, что "руководствуясь интуицией", примчался проверить информацию о стрельбе, но не смог объяснить суду, откуда пришла информация о стрельбе. А машину марки СААБ на обочине шоссе он заметил якобы случайно и подозрительный номер ее запомнил "на всякий случай". А далее и вовсе чудеса: кто-то, неизвестно кто, подслушал разговор майора по спецсвязи о замеченной им машине и объявил план-перехват СААБа... Не слишком ли много случайностей, заложивших следствию основу такой невиданной оперативности, что уже через несколько часов после происшествия за "подрывником" домой приехала прокуратура с целой свитой тележурналистов?
По замыслу обвинения, две представшие перед судом старушки должны были свидетельствовать о логове в посёлке Жаворонки недалеко от дачи Чубайса, где собирались злоумышленники во главе с Яшиным, чтобы дённо и нощно следить за кортежем Чубайса. А показали свидетельницы на суде, как, воспользовавшись преклонным возрастом и слабым зрением бабушек, следователь вплел в их показания то, что необходимо было следствию, но что они никак не могли сказать. Одной из них в протокол допроса вписали даже номер машины, имена злоумышленников, которых она знать не знала, в глаза отродясь не видела и от чего, естественно на суде категорически отказалась. Попутно рассказали бабушки суду, что Чубайс обычно выезжал на работу кортежем из трёх машин при перекрытых гаишниками дорогах в Жаворонках. Но выяснить, почему 17 марта 2005 года порядок был изменён: ни второй машины сопровождения, ни гаишников на перекрёстках, судья не позволила, привычно обрубив все вопросы подсудимых и их адвокатов.
НО ПОИСТИНЕ БОМБОЙ, в прах разметавшей все и без того хлипкие мостки, наведённые следствием между взрывом на Митькинском шоссе и людьми в нем обвиняемыми, стали показания на суде главного свидетеля обвинения Игоря Карватко. Подробно, обстоятельно, называя конкретных лиц с их должностями и званиями, рассказывал Карватко суду как шантажом и угрозами его семье выколачивали из него в тверской тюрьме нужные следствию показания. 21 марта 2005 года его арестовали под предлогом сопротивления милиции, сразу в машине наркотики "нашли", а у его жены, нянчившейся дома с шестимесячным ребёнком, в тот же день при обыске "обнаружили" патроны в коробке с дрелью. Выбор у Карватко был невелик: или он подписывает, что ему велят, или они с женой отправляются по этапу за патроны и наркотики, а малое дитё — в детприёмник.
— Допросы проходили постоянно, по нескольку раз в день, — рассказывал суду Карватко. — Вел их человек по имени Владимир Сулейманович. Потом появился Корягин Олег Васильевич из Департамента по борьбе с организованной преступностью. Мне сразу написали показания, которые я должен дать следователю. В Генеральной прокуратуре меня допрашивал следователь Ущаповский. Когда я спросил о патронах и о жене, он сказал: "Ты мне эти вопросы не задавай, лично я был против, чтобы их тебе подбрасывали, это инициатива Корягина. Мы не знали ещё, какой ты — разумный или неразумный"...
Шантаж, запугивание, угрозы семье — кажется, этим в России уже никого не удивишь, но вот в зале судебных заседаний повисло зловещее слово "пытки". Карватко спросили: "Какие действия — физические, психические — к вам применяли?". Вот его ответ суду: "Обсуждается вопрос — я отказываюсь. Корягин выходит за дверь, входит другой и надевает мне на голову пакет. Наступает удушье. Когда снова отказываюсь, Корягин выходит, входит сержант, прижигает мне руки сигаретой со словами: "Руки тебе не нужны". Когда освободили, у меня оказались повреждены плечевая суставная сумка, правый локоть, ушиб грудины и так, по мелочи".
Самое дикое, что, выслушав Карватко, судья Пантелеева признала всё подписанное Карватко под пытками, страшась за жизнь шестимесячного ребёнка и жены, допустимым доказательством! Но что это за доказательства? 14 и 16 марта 2005 года Карватко видел на даче Квачкова самого хозяина дачи, его сына Александра, молодого человека по имени Иван, а также Яшина с Найденовым, которые ездили вместе с ним покупать утеплитель и прочие хозяйственные дачные мелочи, а потом сидели на даче и выпивали, что мало походит на, как трактует обвинение, "кропотливую и тщательную подготовку" профессиональных диверсантов к подрыву бронированного автомобиля с высочайшей степенью защиты.
Вещественные доказательства, подтверждающие, по мнению следствия, причастность обвиняемых к покушению, выглядели, мягко говоря, не солидно. Вот что было изъято на даче Квачкова: "пластиковая бутылка из-под минеральной воды, три стеклянные бутылки из-под водки, три стеклянные рюмки, пачка из-под сигарет "Золотая Ява", окурки". На водочных бутылках отпечатки пальцев подсудимого Яшина. Все остальные остатки дачного пикника следов подсудимых не имеют. Ещё на даче у Квачкова нашли макет автомата Калашникова, абсолютно непригодный к стрельбе, а в гараже пистолет, но на Митькинском шоссе нападавшие пистолетами не пользовались. Все эти вещи — вещественные доказательства чего?
Еще одну привязку подсудимых к "покушению" обвинение предъявило суду в виде распечатки телефонных звонков Квачкова, Яшина, Найдёнова, Миронова в Одинцовском районе, правда, "забыв" уточнить, что там дача не только Чубайса, но и дача Квачкова, а ещё там рынки, магазины, автомастерские...
