Итак, изучение всей (!) предшествующей философии — вот путь к овладению культурой теоретического мышления.

И далее Энгельс поясняет, что «наиболее плодотворными» для естествознания могут быть две исторические формы диалектической философии, а именно: древнегреческая и классическая немецкая философия от Канта до Гегеля.

Почему же греческая философия, столь далекая нашему времени, может быть плодотворна для естествознания? Потому что здесь диалектическое мышление выступает еще в «первобытной простоте», без последовавшего затем метафизического расчленения природы на частности, благодаря чему был закрыт путь от понимания отдельного к пониманию целого. Всеобщая связь явлений у греков не доказывается в подробностях: она является результатом непосредственного созерцания. В этом недостаток греческой философии, из-за которого она должна была впоследствии уступить место другим воззрениям. Но в этом же заключается и ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими противниками: если метафизика права по отношению к грекам в подробностях, то в целом греки правы по отношению к метафизике.

И далее Энгельс делает вывод, который следует воспроизвести целиком: «Это одна из причин, заставляющих нас все снова и снова возвращаться в философии, как и во многих других областях, к достижениям того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ. Другой же причиной является то, что в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений. Поэтому и теоретическое естествознание, если оно хочет проследить историю возникновения и развития своих теперешних общих положений, вынуждено возвращаться к грекам. И понимание этого все более и более прокладывает себе дорогу. Все более редкими становятся естествоиспытатели, которые, сами оперируя обрывками греческой философии, например, атомистики, как вечными истинами, смотрят на греков по-бэконовски свысока на том основании, что у последних не было эмпирического естествознания. Было бы только желательно, чтобы это понимание углубилось и привело к действительному ознакомлению с греческой философией»[18].

Приведенные слова Энгельса звучат как живое вступление к теме нашего разговора с читателем.

Пусть теперь читатель перенесется мысленно на двадцать шесть веков назад, на греческие земли, острова и колонии, где талантливый народ мореплавателей и торговцев, ремесленников и земледельцев, поэтов и рапсодов, пиратов и героев, наследников Геракла и Ахиллеса, Прометея и Дедала, Ясона и Одиссея, Гомера и Гесиода пустился в небывалое и полное приключений путешествие по бурным волнам теоретического мышления на поиски «золотого руна» истины.

Одной из самых поражающих воображение загадок человеческой истории является так называемое «греческое чудо» — почти внезапное возникновение и стремительное развитие такой философии, которая дала могучий толчок всему дальнейшему интеллектуальному прогрессу. Исследователи на протяжении ряда столетий соревнуются друг с другом в попытках выдвинуть наиболее убедительные и остроумные гипотезы для объяснения этого феномена. И хотя некоторые детали уже контурно обозначились, в целом проблема продолжает оставаться открытой[20].

Скорее всего это одна из тех проблем, где никому не дано сказать последнее слово.

В начале VI века до н. э. Греция открывает миру имена своих первых философов — искателей мудрости. Это и следующее столетие породили целую плеяду мудрецов, в лице которых умозрительная, не подпираемая прямо и непосредственно опытом и экспериментом мысль древних достигла удивительной ясности и стройности в истолковании тайн мирозданья.

Именно в этот период в материнском лоне философии зародились основы античных наук: физики, математики, астрономии, химии, биологии. Все последующие века лишь развивали, экспериментально подтверждали и конкретизировали те идеи, которые были заложены греками в период с VI по IV век до н. э.

Один из виднейших английских исследователей античности, Вернет, полагает, что понятие науки — науки вообще — можно определить как «размышление о мире по способу греков»[21].

Но почему именно Греция сыграла в истории эту почетную роль? Почему не Египет, не Вавилон, где зачатки научного знания появились значительно раньше? Почему не Китай или Индия, где философствование имело традиции, уходящие в глубь тысячелетий?

Специфика, феноменальность древнегреческой философии не в том, что здесь были развиты какие-то принципиально новые идеи. Самое беглое сравнение показывает удивительный параллелизм в этом отношении на Востоке и Западе.

В подтверждение этого часто ссылаются на почти буквальную схожесть ряда положений у философов династии Хань и пифагорейцев, Конфуция и Сократа, Хуэйши и Гераклита[22]. Как в восточной, так и в греческой философии человек рассматривается в непосредственном единстве с природой, а природа носит явные следы антропоморфизма, то есть ее жизнь истолковывается по аналогии с жизнью человека.

Но на этом, пожалуй, сходство и кончается. Отличия, специфику философской и естественнонаучной мысли Древней Греции постигнуть гораздо сложнее. В самом деле, что это за «греческий способ размышления», которому следует современная наука, в чем его особенность?

В самых общих чертах и в первом, весьма грубом приближении дело сводится, на мой взгляд, к следующему.

Если восточная философия развивалась, главным образом, в лоне религии, путем ее рационализации, то античная философия сразу же заняла по отношению к ней резко обособленную позицию.

Если восточная философия тяготела в связи с этим к морально-этическому направлению, к поучениям и наставлениям праведной жизни, то античная мысль у своих истоков тяготеет к рационалистическому объяснению мироздания.

Если поэтому точное, эмпирическое знание на Востоке развивается, как правило, вне и отдельно от философско-религиозных умозрений, то в Древней Греции точные науки неотделимы от философии, зарождаются и развиваются вместе с ней. Греческий способ мышления сочетает высокий уровень теоретичности и умозрения с логико-математической строгостью доказательств. Ранний греческий философ — это одновременно и математик, и астроном, и физик.

Если в Китае, например, основная социальная функция научных знаний либо организационно-управленческая (воспитать послушного, исполнительного, трудолюбивого и благонравного члена общества), либо технологическая (инженерные, гидравлические сооружения, технические изобретения), то античность создавала такую систему знаний, которая не имела столь узко-утилитарного и прикладного назначения. Как показал один из крупнейших исследователей восточной культуры Дж. Нидам, наука в Китае служила управленческой бюрократии и носила организованный и коллективный характер, тогда как в Европе она была делом отдельной личности[23].

В Индии и в Египте правящая бюрократия укрепила свое положение к тому же еще и кастовыми правами. Жречество и высшее чиновничество выступило в качестве монополистов знания и было обеспокоено не столько его развитием и приумножением, сколько его сбережением и охраной.