Историография приписывает славу «изобретателя диалектики» то Сократу, то Зенону, то Гераклиту, то Платону. Каждый из названных мыслителей действительно внес существенный вклад в создание диалектики, но ни одному из них не принадлежит исключительное право на авторство. Диалектика есть плод совокупных творческих усилий греческой философии в целом. И это взлелеянное ею детище, пожалуй, наиболее ценный ее подарок человечеству.

Перед взором древнегреческих мыслителей вселенная явилась во всей своей первозданной свежести и слитности, предстала телесной и животворящей, как Уран и Гея у Гесиода, полной энергии и жизни, как Дискобол в известной статуе Праксителя, текучей и изменчивой, как река Гераклита, в которую нельзя войти дважды.

Бурлящая политическая жизнь античных полисов с постоянными катаклизмами государственных переворотов, войн, побед, поражений, с возвышением одних и падением других политических групп и авторитетов, жизнь, проходившая в морских путешествиях, военных походах, горячих словесных баталиях и баталиях ратных, в буйных дионисийских оргиях, мистериях и спортивных состязаниях, — такая жизнь рождала диалектическое мироощущение и никакое другое.

Уже для греческой мифологии мир предстает в развитии, в историческом процессе рождения из Хаоса и в последующей длинной генеалогии богов, в их рождении, любви, борьбе друг с другом. Результатом этой любви и этой борьбы выступает становление всего мироздания: ночи и дня, земли и неба, Аида и Тартара, моря и суши. Стихии природы, как телесные, одухотворенные существа, наделены гордыней и завистью, милосердием и жестокостью, любовью и ненавистью. Они живут сами и, «сочетаясь в жарких объятиях», порождают новую жизнь — новые животворящие стихии.

Философская мысль у самых своих истоков окрасила это представление о мире в рационалистические цвета, сохранив его целостность, одухотворенность и многокрасочность. Ранние античные натурфилософы еще не знают умертвляющего скальпеля метафизики, расчленяющего живое тело мира на анатомические объекты. Мир предстает перед ними как «картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает»[136].

Если античная философия, начиная с Фалеса, ищет первооснову сущего, праматерию, из которой все возникло, то это уже само по себе означает признание бесконечной цепи диалектических превращений. Если вода (или воздух, огонь) — первоэлемент, то, значит, все другие наблюдаемые формы материи есть ее метаморфозы, различные ступени ее качественных превращений. Здесь уже глубокая диалектика единичного и многого. Если за основу берется Апейрон — Бесконечное, то, значит, все конечные чувственные вещи и явления проникнуты этой природой бесконечного, значит, мы имеем здесь дело с диалектикой предела и беспредельного.

Если исходным пунктом берется число, то это потому, что число выступает в качестве меры, определенной количественной оценки предела и беспредельного, единого и многого, покоящегося и движущегося, света и тьмы. Мера у пифагорейцев берется как совпадение противоположностей в гармонию. Математическая гармония, в которой пребывает у них вселенная, —это не застывшая, мертвая и косная неподвижность — это уравновешенность и симметричность, сдержанность и сила юного, здорового, пропорционально сложенного и эстетически прекрасного тела.

Каждая из древнегреческих философских теорий есть попытка теоретического отображения мира и вместе с тем попытка его диалектического освоения. Конечно, каждая на свой лад. На целом ряде примеров мы уже могли убедиться в этом. Здесь же мы более внимательно присмотримся к двум выдающимся мыслителям античности, развивавшим диалектику с прямо противоположных позиций. Речь идет о Гераклите Эфесском и Зеноне Элейском.

Гераклит окончательно устранил из вселенной покой и неподвижность. Его принцип «все течет» захватывает равно и органическую и неорганическую материю (греки в то время вообще не знали такого разделения), небесные и земные тела, политическую и социальную жизнь. Ему принадлежит последовательная разработка представления о мире как о вечном круговороте веществ, как о «беличьем колесе» жизни.

Что там река! У него даже Солнце «не только новое каждый день, но вечно и непрерывно новое».

Гераклита поразила относительность тех понятий, которые считались незыблемыми и абсолютными. Возможно, именно это и послужило толчком для диалектического осмысления природы вещей.

Этот человек уродлив? Да, скажете вы. Нет, говорит Гераклит. Он красавец по сравнению, например, с обезьяной. Вы полагаете, что мудрец действительно умен. Но сравните его в этом отношении с богом, не покажется ли он вам обезьяной по мудрости и красоте? И разве не наблюдаем мы, как мудрость оборачивается глупостью, теплое — холодным, сухое — влажным, сила — слабостью, смерть — жизнью? Разве не поддерживаем мы нашу жизнь смертью растений и животных?

В этом мире каждая вещь та же самая и в то же время другая. Каждая познается в сравнении с другой и обменивается на нее. Если я располагаю золотом, то это не только золото, это и ковры, и одежда, оружие — любой из товаров, на которые золото обменивается. Значит, золото — это то общее, что объединяет все товары, что позволяет им вступать в связь друг с другом, измерять друг друга, обмениваться.

Но не так ли и в природе? Что объединяет все процессы в самой природе, из чего все они возникают и во что разрешаются? По Гераклиту, это огонь. «На огонь обменивается все, и огонь — на все, как на золото — товары и на товары — золото»[137].

В самом деле, огонь превращает в пепел, в землю дерево, он же расплавляет лед в воду. Кипящая вода образует пар — воздух. Воздух же дает силу огню — питает его. В «воздух обращаются облака», сгущаясь, они проливаются водою, которая впитывается в землю, земля же дает материал для огня. Круговорот замыкается. Так естественными наблюдениями процессов природы расшифровываются «темные» строки Гераклита:

«Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью; вода живет воздуха смертью, земля — воды (смертью).

Огня смерть — воздуха рождение и воздуха смерть — воды рождение. Из смерти земли рождается вода, из смерти воды рождается воздух, (из смерти) воздуха — огонь, и наоборот»[138].

Огонь для Гераклита не только одна из стихий в круговороте веществ. Он основной принцип образования и жизни всей вселенной. С ним связывается происхождение и динамика космических процессов. Он — абсолютное среди релятивного. Гераклитовское представление о мировом огне имеет, очевидно, много общего с пифагорейским. Это огонь божественного свойства, он носитель разумного мира, он управляет всем и тождествен Логосу, «единому, единственно мудрому, который не желает и желает называться именем Зевса». К богам традиционной религии — олимпийским небожителям — Гераклит относится весьма скептически и иронично.

Торжественно и вдохновенно звучат знаменитые его строки, в которых с непререкаемостью пророка вещается новое видение мира:

— Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим».

В строках этих такая, словно пружиной сжатая, внутренняя сила, такое богатство многообразия, заключенное в столь лаконичные и строгие формы, чарующие ритмикой и гармонией, что они и сейчас волнуют и захватывают воображение.

Гераклит, видимо, и исторически представлял себе вселенную, возникшую из мирового огня — Логоса. Об этом свидетельствует следующий, например, отрывок: «Превращения (или перемены, повороты) огня: сначала — море, море же — наполовину земля и наполовину престер (то есть воздух, эфир.— Авт.). [Это значит, что огонь посредством всеуправляющего] Логоса [и бога через воздух превращается в воду — как бы семя мирообразования, которую он называет] морем; [из воды же происходит земля и небо и все между ними находящееся. Каким же образом он в обратном направлении восстанавливается и возжигается, он разъясняет так]: море мерами разлагается по тому же Логосу, какой и прежде был до возникновения земли».