Джонсон было не наплевать на малину с кайфом — и на вероятный приказ. Берц, видать, тоже было не наплевать на то, что именно я в состоянии отмочить, зайди у меня в башке шарики за ролики. А может, ей просто было не наплевать на меня.

— Да, не наплевать, — зачем-то повторила Джонсон и сунула мне чашку. — Пей.

— Я даже наплюю на то, что будет потом, — медленно сказала я.

— Потом не будет ничего, — вдруг сказала Джонсон. — Есть только здесь и сейчас.

Разве не об том же самом я думала час назад? Видать, алкоголь не только способствовал временному расширению сосудов и круга друзей, а ещё и позволял приобрести способности к ясновидению. Но это здесь и сейчас для меня уже не годилось. Потому что я представила, какое "сейчас" может быть у Адели.

— Я. Налью. Тебе. Ещё, — неожиданно твёрдым голосом сказала Джонсон. — Я. Налью. Тебе. Много. И ты это выпьешь — и не будешь дёргаться.

Она ошибалась. Я стала бы дёргаться, даже если бы меня уже держали на прицеле.

У нас обеих не было оружия. А вокруг не было ни единого чёртова человека, словно по расположению пронеслось торнадо и унесло всех в неизвестном направлении.

Я молчала. Ведь не могла же я считать предателем человека, который просто выполнял приказ…

Она молчала тоже. Ведь не могла же она считать предателем человека, плечом к плечу с которым она отправляла в мир иной толпу народу…

Был приказ. Точнее, Приказ. А вокруг меня вертелась целая куча чёртовых объективных фактов этого мира.

По стеклу ползала довольно бодрая муха, никак не тянущая на звание осенней; на койке Риц задралось одеяло; на полу, как и за два года до этого, нагло синело чернильное пятно, которое не выводилось никакой хлоркой… Реальность немного текла и искажалась, но это была всего только капля алкоголя, а реальность была моей реальностью, моим домом, которому впервые в жизни я пожелала провалиться в тартарары. Отныне я хотела задавать вопросы — и хотела, чтоб у человека, которого я, похоже, любила, было будущее. "Задрало", — сказал кто-то у меня в голове. "Задрало", — крошечный винтик огромного механизма щёлкнул и в одну секунду пал жертвой усталостного износа. "Задрало", — подтвердила муха — и вылетела наружу.

Я плавала среди этого моря фактов, словно огрызок в помойной яме. Объективные факты этого мира таки собрались — и приложили меня мордой об асфальт. Где-то была Берц, и ещё была Адель. На Старый город надвигалась осень, на тумбочке валялся недоеденный помидор, и ещё в столешницу этой тумбочки была воткнута выкидуха, словно стоящая торчком серебристая рыбка.

— Твою мать… — услышала я.

…Ведь я дотянулась до неё быстрее…

Вариантом номер два было сделать вид, что выкидухи нет, до кучи к спирту приплюсовать промедол — а потом сказать себе, что я не знаю, кто такая Доктор Ад. Но следом за всем этим мне осталось бы только пустить себе пулю в башку — или попросить, чтоб это сделал кто-нибудь другой.

И поэтому я выбрала — первый раз в своей жизни. Выбор заключался не в выкидухе и не во всём, что последовало за этим, — а в том, что я выбирала для Адели то, что у неё, возможно, будет будущее. Вариант номер раз начинался с выкидухи, продолжался сорванной с оружейки пломбой и раздражающим миганием сигнализации, воплями типа "руки-за-голову-мухой-метнулся" — на весь гараж, — и заканчивался разваливающимся на ходу внедорожником, из которого, хоть убей, не удавалось выжать больше пятидесяти километров в час.

— Адель, ты умеешь водить машину? — спросила я, не глядя на неё.

— Умею, — сказала она. — Немножко.

— Значит, сейчас ты по ходу пьесы реактивно освоишь "Курс молодого бойца", — просветила я.

— Это как? — удивилась она.

— Извини, ошибочка вышла, — я улыбнулась, по-прежнему глядя в стекло и видя там её отражение.

— Какая? — уточнила она.

— "Курс молодого водителя", — пошутила я. — То есть, реактивно научишься. Даже если и не умела.

— Зачем? — спокойно спросила она.

— За надом, — ответила я.

Минуты утекали безвозвратно, я прямо-таки всей кожей ощущала их уже позади. А в это время в полную силу разворачивалась пружина плана "Перехват" под каким-то немерено крутым кодовым названием: "Уран"… или "Нептун"… или, может, "Сатурн" — я почему-то никак не могла вспомнить… А ведь это была моя работа, моё дело. Каждый слинявший дезертир, человек без лица, из которого требовалось изготовить котлету, был когда-то моим делом — до тех пор, пока я сама не превратилась в этого слинявшего дезертира…

У меня было совсем немного времени, может, пять минут, может, меньше. А если судьба ещё раз не повернётся ко мне задом, то и больше. Одной непрухи — еле ковыляющей тачки — нам было выше крыши. Я рассказала Адель, где газ, тормоз и сцепление, и велела, после того, как я спрыгну, жать на газ с такой силой, словно за ней гонятся демоны или стадо бешеных слонов. Впрочем, в нашем случае, это было вовсе не "словно".

— А что потом? — тихо спросила она.

— Потом ты наймёшь любую машину — только сразу, Адель, сей секунд, как сможешь до неё добежать — а дальше сядешь на любой поезд, идущий куда угодно, только не в сторону границы.

— А потом? — она хотела знать всё до конца.

— Потом ты доберёшься до моего города, попытаешься найти Ника и дашь ему денег. Не просто сколько-то там денег, а МНОГО денег.

— А ты? — настороженно сказала она.

— Слушай, ты так и будешь контролировать каждый мой шаг, а? — возмутилась я.

— Я просто хотела узнать, — парировала она.

— Тогда я могу попросить тебя о небольшом одолжении? — я всё ещё глядела только вперёд — потому что иначе я не смогла бы расстаться с ней. Ни за что.

— О каком это? — конечно, тут же спросила Адель.

Я выдохнула и приготовилась сказать самое важное.

За стеклом по-прежнему была серая хмарь, пронизанная нитками дождя. Именно поэтому я могла хоть как-то видеть в стекле её милое лицо, хоть и не могла разобрать, о чём она сейчас думает.

— Пожалуйста… пожалуйста, сними с меня цепочку и подержи её у себя, — наконец, сказала я. — Недолго. Совсем чуть-чуть.

— Сколько? — спросила она деловито, словно была не в этой машине, а выбирала себе на базаре овощи или новую блузку.

— Совсем недолго, — сказала я. — Обещаю.

Она немного помедлила. Словно не решалась прикоснуться ко мне, опасаясь, что машина вильнёт, и мы полетим в кювет. А потом подняла руки и стала расстёгивать этот хитрый замочек.

А мне и впрямь стало как-то не по себе… Так не по себе, что руки на какое-то мгновенье ослабели, и я превратилась в подобие чучела или куклы, сшитой из тряпок. Машина резко ушла в сторону, и в этот момент раздался звук, точно где-то лопнула струна.

— Цепочка, — сдавленно сказала Адель.

— Порвалась? — я поняла это почти сразу.

— Да. Извини, — виновато ответила она.

— Ерунда, — я опять улыбнулась, чтобы она не слишком гоняла.

— Ты не понимаешь, — возразила она — и голос был похож на горящую бумагу, когда она еле слышно шуршит, сворачиваясь от пламени. Или на осенние листья, которые ветер гонит, жёлтые и никому не нужные, по брусчатке Старого города…

— Я понимаю, — ласково сказала я. — Не переживай.

— И что теперь? — спросила она.

— Просто храни, — я починила бы эту цепочку, да вот только прямо сейчас на это уж точно не было времени.

— Помни, недолго, — требовательно сказала она. — Ты обещала.

— Честное военное, — пошутила я.

И наконец посмотрела на неё. Потом, держа руль одной рукой, поцеловала в ухо, вдохнув милый запах её волос, слабо-слабо пахнущих цветочным мылом.

— Перелезай на моё место, — сказала я и сжала изо всех сил зубы. Чтобы не сказать ей "прощай" или ещё какую-нибудь галиматью. Я просто сказала:

— Адель…

— Я тоже… — тут же отозвалась она, и мир вокруг стал тёплым, словно летний полдень…

Я последний раз сжала её руку и перелезла на заднее сиденье. Машина какое-то время виляла по дороге, как пьянчужка, идущий домой из пивной, а потом выровнялась и рывками сбавила ход. Я взяла винтовку, завернула в свою куртку, чтоб, не дай господь, не покоцать оптику, и на ходу выпрыгнула из машины.