-- Он за узду потянул, она и порвалась! -- ответил конь, усмехнувшись.
Развернулся и неспешно присоединился к другому коню, хвостом и гривой подметая траву, которые не доставали до земли чуток.
-- Про старика не знаю, но вашей проклятой на таком коне тоже не усидеть, -- сказал Его Величество, поднимаясь с колен и отряхиваясь. -- Ей и на тяжеловозе не удержаться. Я вас не понимаю, имея такой... потенциал, вас бы на руках носили. Такому коню цены нет.
-- Так и ей, Манечке нашей, цена не более, -- сокрушился водяной. -- И человека, чтобы на здоровье пожаловался. Всяк поднимает на руки и с места на место переносит, туда-сюда, туда-сюда. А с Манечкой мы про болячки свои, про редьку с хреном, про соль в костях, про несытое житье-бытие. Вроде не переносили, а полегчало. И за болотом успели побывать, и по небу прокатились, и в Раю погостили, и в Аду помучались...
-- И часто вы с ней... так беседуете? -- поинтересовался Его Величество, усмехнувшись. Не прост был водяной, пожалуй, он вампира вокруг пальца обведет, тот и не заметит.
-- Да почти каждый раз, как топор в воду уронит, а не видит, куда упал. Стоит и щепки кидает, и вопит что есть мочи: "Дедушка водяной, забери мою худую жизнь, верни топор!" За худую жизнь мне топора не жалко. Бывало, замучу ее до смерти, а она кричит: еще, еще! -- и так самого замучает, сил нет уйти под воду. Куда уж там воду мутить! Поднимут рыбоньки мои золотые топор со дна, ну и посидим, поговорим о том о сем...
Его Величество побледнел и отвернулся.
Наскочил же! Откуда у проклятой столько умных мыслей, чтобы понять свое состояние и разобраться с тем, что вампиры ей ниспослали свыше? Знания это были чисто вампирские, которые охранялись пуще глаза. Сама она не догадалась бы, ума не хватит -- ей таблицу умножения суметь бы выучить. Садо-мазо пожалуй, не закроешь, их не только вампиры, их люди боялись, как огня, не зная чего ожидать. Прощай вампир -- когда проклятый заболевал такой болезнью. Он боролся за свою жизнь самым непредсказуемым образом: проходил все стадии проклятия, которые накачивали его половину ментального поля либидо, которое должно было поднимать у человека желание умереть, а у вампира желание от проклятого избавиться. Чаще это происходило, когда вампиры доставали не ту душу, и проклятый, имея в себе Проклятие, не имел Зова. И еще хуже, если он сам случайным образом имел в себе Проклятие на вампира.
При воспоминании о проклятой, живот свело судорогой.
"Сука!" -- подумал он в который раз. Сразу захотелось проснуться: от земли этой, от водяного с кряжистым, от изб, от дурманящего аромата трав и цветущих плодовых кустов, от жары, которая плавила тело, так что спина рубашки промокла насквозь -- этого не должно было быть! А вдруг произошла ошибка? Но ведь сто раз проверяли. Это она была связана с ним, а, значит, не существенно, ошибка исключается. Так, что дальше? Зов работает, иначе... "Что иначе, разлюблю жену? Никогда! Удавлюсь и удавлю!" Может быть, не так как раньше, но мыслей о других нет, чувствовал он только ее. Мысли о смерти? В конце концов, и вампирам не вечно быть молодыми, тем более ему, который даже не вампир пока.
-- Скажи-ка, любезный, а мы... нашего роду племени приходят ли сюда? -- спросил он напрямик без обиняков.
Водяной глянул на него изумленно.
-- Как сказать... -- развел он руками. -- В руки не даются, но молитву терпим. Все как-то веселее... С Манечкой они...
Его Величество в который раз почувствовал, как продрог до костей. Он спрятал руки под столешницу, чтобы кряжистый и водяной не заметили, что они начинают дрожать. Так, значит, вампиры все же были. Но как жили-то здесь? Может, поэтому бывают здесь так редко, что жить приходится в другом месте? Выходит, Ее Величество опять права. Он вконец запутался. Или водяной нес околесицу, или говорил правду, но не всю.
-- А кто тут у вас за главного? -- спросил он, взглянув на кряжистого и водяного исподлобья.
-- Мы все... сами по себе и как бы вместе. Главное не нарываться, а то мы когда боимся, нас несет! -- разоткровенничался водяной. -- Ведь если Манечку убьют, мы сиротами останемся! -- он пролил слезу и высморкался. -- Но когда горе на горе, разве ж богатырке нашей дома усидится?
-- Значит, что же... она у вас вес имеет? -- удивился Его Величество. -- Кому она нужна? Кто бы слушать стал? Это у нас с ней горе, а без нее и горя нет!
Принять проклятую как человека, с которым запросто могли иметь дело, голова отказывалась. Тело отяжелело, голова стала мутной, не своей, в глазах появился песок.
-- А как же без весу-то? -- водяной выпучил глаза, будто увидел чудо. -- Это я легонький... Так, я не мерил себя сегодня, -- спохватился он, обернувшись к кряжистому, который, усевшись за стол вразвалку, молча наблюдал за Его Величеством, не скрывая ехидства.
-- А горе у вас, что правда, то правда, -- согласился кряжистый, посмеиваясь. -- Но ведь это с чьей точки зрения посмотреть!
-- Ну, не за главного же?! -- воскликнул Его Величество, совсем сбитый с толку. Похоже, оба уродца принимали его слова в том значении, в каком они употреблялись применительно к объекту. Вес у чудовища был, и надо полагать, не меньше, чем положено иметь человеку. Тростинкой, какой была его жена, не многие умудрялись остаться до ее возраста.
-- Нет! -- признался водяной сокрушенно. И добавил: -- Меньше ее тут никого нет.
-- Значит, пропилась, проелась, и пришла проситься на постой! -- удовлетворенно заключил Его Величество, чувствуя, как уходит тяжесть. В общем, он выяснил все, о чем хотел узнать. -- Ну, когда надоест об слезу ее запинаться, поставите меня в известность. Мы как-нибудь решим вашу проблему.
-- Обязательно известим! -- пообещал водяной, раскланявшись.
На берег выплыла одна русалка, вторая, третья, четвертая. Поднялись на берег, и хвосты обернулись в ноги. Его Величество засмотрелся. Его жена была красавица, но русалки имели свежесть, которая с нее уже сошла. Особенно в последнее время. Он вдруг вспомнил, что за праздник жизни приходится расплачиваться. Да, стоило вампиру подумать или пожелать, как все начинало крутиться, и выстраивались в очередь желающие угодить. Вампир не мог сказать, что он не умеет жить, не добился, или думает чужой головой, но сам он вряд ли жил в гармонии с самим собой. Миллионы вампиров испытывали постоянное неудовлетворение по любому поводу, страх, подозрения, лицо вампира менялось. Обмануть можно было и человека, и оборотня, и Отца Небесного, и, поговаривали, Дьявола, но только не вампира. Он видел, в кого превратится, когда чудовище, наконец, сдохнет. Первое впечатление напугало его. Но страх быстро прошел: нельзя получить, ничего не отдавая взамен. Зато вампир никогда не мучился угрызениями совести, в любое время испытывая невероятную чистоту своих помыслов, какой бы они не были направленности.
Показательный пример, когда некий Царь решил войти в историю, как реформатор, обнаружив, что весь мир ушел далеко вперед, отказавшись от рабства. Огромная страна испытывала потребность в рабочей силе, в свежих идеях, в открытии новых производств, и, в конце концов, не имея средств, чтобы платить помещикам за каждого рекрута, он подумал, что неплохо бы освободиться от давления со стороны дворянства, укрепившего свои позиции на мировом рынке экспорта зерна. Ведь до чего дошло: имея за границами имения, могли в лицо плюнуть Батюшке Царю и свалить. Особенно молодежь, которая никак не могла выйти в люди. Раньше этот вопрос решался просто: Царь, внезапно осознавший тягу к служению отечеству, вперед ногами выставлял из царских покоев предыдущего Царя, а молодежь призывал под ружье -- и сразу почет и уважение и Царю, и молодежи. А тут не поймешь, кого призывать и против кого выступить. Весь народ в неволе, у каждого вампира родовитое имя, а бунтуют, в основном, разорившиеся помещики, которым ума не хватило пить кровь не сразу, а постепенно. Как истинный вампир он пошел проторенной дорогой, спихнув ответственность на чиновников и самих помещиков, но потратив уйму времени на уговоры, наконец, своим умом дошел: ни один помещик не имеет желания отказываться от своего имущества, которым был оскотинившийся человек. Порядка пятидесяти тысяч вампиров владели миллионами людей, которых могли казнить и миловать, продать, обменять, вырвать кишки, посадить на кол, забить плетьми, если тот не приносил ему дохода. И еще пятьдесят тысяч духовных наставников помогали удерживать человеческий скот в узде. Школы -- для вампира, больницы -- для вампира, искусство, музыка, культура, театры....
