Маньке вдруг отчаянно захотелось применить те же самые слова, которыми изгаживали ее, к душе Благодетельницы, на которую она смотрела почти с ненавистью. Но она удержала себя. Могла ли она встать ногой на землю, которая была беспомощна и убита много раз? Злость прошла. Внезапно ей показалось, что Дьявол, наверное, испытывал ее — так ранить мог только он.

— Если земля такая умная, понять бы ей пора, где я, а где вампир, — недовольно проговорила она. — Я никогда не желала зла ни себе, ни вампиру, и если что-то у земли на меня есть, то без меня это было. Но ведь не получилось выставить вампира! — воскликнула она почти в отчаянии, прислушиваясь к себе.

Все как обычно. Радио работало на нескольких каналах сразу — слева, справа, спереди, со спины и из чрева. В последнее время она прекрасно слышала все каналы, без всякой боли, без выскакивания черта. Иногда разговаривали двое, иногда людей на передаче было больше. Они говорили о чем-то своем, никак не касаясь ее жизни — недалекие, а разговоры глупые. В основном просили денег, требовали, доказывали, плакали, кричали, когда мольбы не достигали ушей, и ей почему-то сразу приходи на ум разные мысли о себе самой, когда она начинала невольно представлять то, о чем ее просят, только на свой лад. И все они считали себя интересными. Денег у нее сроду не было, и была она без определенного места жительства, поэтому, следуя советам Дьявола, начинала мысленно рассказывать им о своей безрадостной жизни, советуя обратиться к кому-нибудь другому. Но мысленно получалось только слушать. Иногда произносила мысли вслух, в трех словах — идите в баню!

— Где развод и девичья фамилия? — возмущенно проворчала она.

— Ты не боль, ты здравый рассудок, — ответил Дьявол с теплотой. — А вампиры — и боль, и обман, и множество врагов. Они тоже не дремлют. Любой разрыв отношений начинается с подозрений, сравнений, взаимных обид. Но это человеческие отношения. Вампиры не искореняют друг друга, они избавляются от подозрений, сравнений, обид. Самым простым и доступным способом — проходят обряд наложения проклятий на твою голову. А раз у земли сознание, которое ее слушает, одно, то все головы она, естественно, несет тебе: «Маня, посмотри, что они делали со мной?!»… Радоваться надо! Пока не искала землю, она к тебе не обращалась. Ты обрела слух — а это уже две четверти земли! Может быть, когда-нибудь и зрение вернется. Главное, разумеешь о своей увечности.

— Вампирам от моей слышимости ни холодно, ни жарко… — Манька скрипнула зубами. Голос Благодетельницы пришел из-за спины слева, но не как черт. — Ну вот! Опять что-то советует, выгоду объясняет… уверенно… Даже здесь, в Аду! Ну почему ближний так глуп, почему не понимает? Почему земля не показывает ему то, что вижу я?

— Естественно! И вполне объяснимо. Сын Человеческий, как Дух Божий, витает над твоей землею. Как же к вампиру потекут реки воды из чрева, если он вдруг перестанет быть для земли, как сознание? А какое он сознание, если земля однажды не найдет его? Мысленно древний вампир радуется возможности показать земле начало, напоминая о Благодетеле, который возвеличился, почтив ее своим вниманием. Тебя для того и выдавливают, чтобы не мешала человеческим фактором. И ты Дух Божий. И не какой-нибудь, а родной! Двенадцать каналов направлены на тебя, чтобы заставить замолчать, или мыслить, как нужно вампиру.

Представь, что у земли вдруг появилось свое мнение, и ты в земле…

И все, и нет Сына Человеческого, а к вампиру пришел Конец Света…

Вампир не рубил с плеча, когда внезапно понял преимущество существования в образе вампира. Отказавшись от души, он возненавидел душу. Он не верит в сказки, он понимает, что душа — это человек. Ты ненавистна ему, и раздражаешь, а твое мнение ему противно до мозга костей. То бишь до матричной памяти. Глупой она кажется тебе. Но он Царь, к его услугам множество слуг, дворцы, которые ломятся изобилием. Даже если он услышит тебя, он оглянется и спросит себя: зачем мне отказываться от всего, что я имею?!

А ты упрямо пытаешься поднять его из праха…

Да, было бы неплохо, проснуться однажды, и понять, что ты свободна, но этого не будет! Он не птица Феникс. Вампиризм не болезнь, которую можно вылечить — это смерть. Вампира выдавливают с ребром. Единственный выход — научиться жить рядом с мертвецом и превозмочь мертвеца. Вампир для тебя, как Бездна для меня — объективная реальность. Проиграть, значит умереть вместе с ним. Он сгниет, высохнет, но не раньше, чем уберешь маску, скрывающую его истинное лицо.

В моей жизни существует не менее опасное существо, с единственной разницей, что оно не умеет повесить на меня ярлыки. Но, Маня, оно много опаснее любого вампира. Оно без чести, без совести, без смерти. Бездна — это Бог! Бог, который сражен мной. Он боится меня и бегает за мной по пятам, он давит на меня со всех сторон. Закон — это не прихоть, а необходимость, которая помогает мне удержать его на расстоянии. Быть головой, а не хвостом — понять, насколько опасен твой враг, и как много у него способов достать твою кровь. И следить за ним каждую секунду. И ответственность.

Земля рассказывает тебе о врагах, разве этого мало? Ведь и ты держишь в руках сердце…

Посмотри! — Дьявол развернул Маньку против ее воли к горящей головне, как-то вдруг, со всех сторон обхватив плотным пространством, как руками. — Вот твое будущее! Его предначертал вампир. Но будущее можно изменить! Человек укушен и спит в то время, когда руки его держат жало гремучей змеи. Она откладывала яйца и выводила на свет потомство, а он кормил ее своей плотью и припадал к ногам. То же самое, что кролику умолять удава, — совершеннейшая глупость…

Спорить Маньке не стала. Она лишь передернулась, наткнувшись на пустые глазницы, в которые было жутко смотреть. Дьявол имел веские основания так говорить.

Она не была другой, и точно так же много раз искала себе смерти, не найдя взаимопонимания с людьми. Слава Богу, обошлось. И ум, наверное, был ни при чем. Смогла же она проткнуть себя в сердце Дьявольским кинжалом, когда он, или кривое зеркало, чуть-чуть приглушили одни голоса, позволив говорить другим. Многие высказывания на спине матери пришлись на нее в то время, когда она была в полубессознательном состоянии, в то время как мать лежала без сознания, или когда была без сознания, в то время, как мать в полубессознательности. Воспринимались слова противоположно. Кроме того, мать она не знала, многие высказывания воспринимались ею, как от родного человека.

Ужас был в том, что все случилось, как случилось, и в том, что вдруг не случилось бы.

Но принять это было тяжело. Свершившееся все еще пугало ее.

— Наши там как? — кисло поинтересовалась она, рассматривая человеческие останки, с комом в горле.

— Нормально, чего им сделается? — безразлично ответил Дьявол. — Плюют в меня и проклинают…

Наверное, Дьявол тоже смотрел на землю человека, который умудрялся бодать себя даже в Аду, обнаружив прыткое и несвойственное покойнику половое влечение. Манька смутилась и вдруг испытала некоторую неловкость, вспомнив, что стоит посреди Ада в чем мать родила. Прикрыться было нечем. И невольно покраснела. А головня вдруг застонала. В том месте, где у него был половой орган, огонь стал красным, и потекла кровь.

— Благодетельница любовью занялась… — Дьявол обратил ее внимание на характерные движения.

— А я почему ничего не чувствую? — покраснев еще больше, Манька снова прислушалась к себе.

— Не с Благодетелем… Здесь сразу обрезаются. Убилась бы… Они же йодом поливают, или натирают солью, могут сунуть что-нибудь, или руками внутрь залазят. Оргии — одно из важнейших составляющих заклятия.

— От этого у меня по утрам болит живот? — догадалась она.

— И врач поставил бы диагноз: нет секса — нет здорового образа жизни… — подтвердил Дьявол. — Не обязательно, это самый распространенный могучий червь, который селится в земле человека в утробе матери. Ни одна тварь не имеет половых отношений после того, как зачато потомство, кроме человека. Представь, что ребеночек бултыхается придавленный и истыканный до смерти между папой и мамой, которые в перерывах ведут интеллектуальные беседы, сдабривая речи оргазмами. Они и знать не знают, что червь даст потомство и выест все внутренности еще не родившегося чада. В своем теле ребенок мертв, он может быть кем-то из родителей. Стоит хоть раз насильнику вогнать мужа в личину матери — и человек стал голубым. Оргазм женщин глубже, чем оргазм мужчин. А душа в это время получает сразу двух Благодетелей, которые будут иметь ее во все места во все дни ее жизни.