Латиняне, обосновавшиеся в Леванте, разумеется, не подозревали о посланиях, которыми обменивались султан и василевс; однако множество признаков указывало на предательство их императором, отрекшимся от союза с христианами ради сомнительных переговоров с мусульманами: быть может, это была типичная для Востока реакция — объединение людей (вне зависимости от их религии) с целью изгнать чужака? Участники четвертого крестового похода (1204 г.) сделали свои выводы из подобного поведения, быть может, трудные, но единственно возможные с логической точки зрения.
Правоверные мусульмане Багдада воспользовались прибытием византийского посольства, чтобы упрекнуть султана за медлительность, с какой он начинал священную войну: «Значит, ты не боишься кары Аллаха, — кричали они султану, — ты допускаешь, что бы аль-Мелик аль-Рум (правитель греков) с большим рвением выступал за ислам, ты ждешь, пока он отправит тебе посла и воодушевит тебя начать священную войну?» (Ибн аль-Асир).
Весной 1111 г. атабек Мосула, Мавдуд, приказал собранным войскам начать джихад. Первой добычей, на которую накинулась месопотамская армия, стала Эдесса; однако ее недавно укрепленные стены не оставляли ни малейшей надежды на то, что она легко сдастся. Миновав ее, армия перешла Евфрат и осадила Турбессель, вторую столицу графства, резиденцию Жослена де Куртене, наместника Балдуина дю Бурга. Крепость находилась на волоске от гибели, когда Жослену удалось подкупить одного влиятельного эмира, чтобы он уговорил снять осаду. Нужно добавить, что армия султана получила призыв о помощи: мелик Ридван, турецкий эмир Алеппо, яростно теснимый Танкредом, находился в отчаянном положении.
Армия султана направилась к Алеппо; Мавдуд рассчитывал превратить столицу Северной Сирии в хорошо укрепленное место, плацдарм будущих завоеваний. Но армия, которую призывали жители Алеппо, представляла собой гораздо более серьезную опасность для политической стабильности Сирии, чем грабежи князя Антиохийского. С приближением Мавдуда Ридван и Танкред ловко заключили перемирие: не стоило вмешивать чужеземцев в то, что творилось в Сирии, поскольку Алеппо вполне мог пробудить аппетиты многочисленных месопотамских эмиров и полководцев султана. Ридван закрыл ворота прямо перед носом армии, спешившей ему на выручку: «Он взял с собой в цитадель заложников, выбранных из жителей города, чтобы пресечь всякую попытку открыть ворота, и поручил охрану укреплений солдатам и исмаилитам, состоящим у него на службе, приказав не допускать к нему жителей города. Горожане пробыли там три дня, не имея ни крошки еды. Участились кражи со стороны бедняков, и благородные горожане начали опасаться за свою жизнь. Поступок мелика восстановил против него население. Хула и проклятия были у всех на устах. Ридван, все более и более страшась, как бы народ не сдал город, не осмеливался выехать на коне. То он приказывал перерезать горло какому-то человеку за то, что тот свистел с крепостных стен, то сбросить за стену несчастного, который завладел туникой, чтобы отдать ее другому. Армия забирала и то, что оставили франки, когда грабили и разоряли окрестности Алеппо. Мародеры, высланные Ридваном, настигали и ловили тех, кто сильно удалялся от армии. Последняя в конце месяца Сафар 505 (сентябрь 1111 г.) направилась в Маарат ан-Нуман. Там она пробыла несколько дней и нашла провизию, которая была в таком изобилии, что армия не смогла взять ее с собой» (Кемаль ад-Дин).
Дабы заградить ей проход, франкские войска собрались вокруг Апамеи (Калат аль-Мудик), вот уже некоторое время находившейся во власти Танкреда. В следующем 1112 г. Мавдуд не пускался в столь большие походы, но снова предпринял попытку захватить Эдессу. Он внезапно подошел к городу в пасхальную неделю (т. е. слишком рано для начала сезона военных действий). Вступив в сговор с теми, кто находился внутри города, он с помощью армянских предателей занял башню, которая являлась ключевой в системе обороны города. Вот как повествует об этом армянин Матвей Эдесский: «Изменники явились к Мавдуду и сказали: „Пощади нас, и мы сегодня же передадим наш город в твои руки". Эти люди сильно страдали от голода и, пребывая в отчаянии, сами не ведали, что творили. Ночью они проводили Мавдуда и пятерых его воинов и сдали им многолюдный город Эдессу, сначала они передали им башню, возвышавшуюся над городом на востоке, а затем те захватили и две другие башни. Жослен атаковал их столь яростно и столь отважно, что вытеснил неверных за стены; в тот день Эдесса была освобождена от турков благодаря храбрости Жослена и воинов города. Князь (Балдуин дю Бург), разгневанный и раздраженный ложными доносами, пролил немало невинной крови жителей, приказав их убивать, сжигать или предавать жестоким мучениям».
Турецкая тактика приносила свои плоды, поскольку местные христиане уже начали вменять экономический кризис в вину своим франкским вождям. Так как последние, укрывшись в своих крепостях, были не в состоянии защитить землю — их собственную землю, — местные христиане рассматривали возможность возвращения к турецкой власти. Общая религия, объединявшая армян и франков, не выдерживала экономического упадка. Подобная ситуация жестоко ударила по тем, кто воспевал крестовый поход как «эпопею христианской общности в Леванте».
Армия султана также ощутила потребность опереться на какую-нибудь крепость: она стала лагерем вокруг Шейзара (Кесарии), поместив поклажу внутрь крепости. Тогда долина Оронта стала ареной целого ряда нападений и стычек. Противники, слишком далеко отошедшие от основных лагерей, не хотели начинать сражение. Понаблюдав друг за другом в течение 15 дней, они снялись с лагеря: Мавдуд вернулся в Северную Месопотамию, а франки — к себе. Во второй раз поход против крестоносцев окончился провалом.
Единственный вывод, который следует извлечь из этой кампании: для политической системы Сиро-Палестины прежде всего было важно поддержать территориальный «status quo». Турецкие, курдские или арабские эмиры, как и западные бароны, превыше всего опасались иностранного вмешательства, особенно со стороны византийцев. «Сирия — сирийцам» — таков был лозунг людей Леванта, всей душой ненавидящих друг друга. Поэтому, как только Мавдуд покинул их края, турецкие эмираты Алеппо и Дамаска вступили в тесный союз, нечто вроде федерации, стоявшей на защите мусульманской Сирии. Этот союз будет недолговечным, но, тем не менее, его много раз будут возобновлять.
Находясь в Мосульском княжестве, атабек Мавдуд внимательно следил за происходящим в Сирии. Весной 1113 г. он получил призыв о помощи от атабека Тугтекина, правителя Дамаска. Последний невыносимо страдал от ужасного разорения, чинимого королем Балдуином, который обирал богатые земли, снабжавшие Дамаск зерном, так что городу не хватало провизии. «Мавдуд, правитель Мосульский… собрал армию из турок, курдов и тех, кого мог найти, выступил в Сирию и пересек Евфрат в месяц зу-л-ка'да (19 апреля — 18 мая 1113 г.)… Тугтекин вышел из Дамаска вместе с армией, чтобы встретить Мавдуда и присоединиться к нему» (Ибн аль-Каланиси).
Возле Тивериадского озера союзники случайно столкнулись с иерусалимскими войсками: «Между турками и франками завязалась яростная битва… Она продолжалась, хотя никто не было готов к этой встрече, не были поставлены палатки, не был разбит лагерь и конница не атаковала в первых рядах. Два войска столкнулись грудь с грудью, и Бог — да будет благословенно Его имя! — после трех атак даровал мусульманам победу над многобожниками. Две тысячи франков нашли в этом месте смерть: это были знатные люди, благородные рыцари, храбрецы. Мусульмане завладели их палатками, которые те поставили, и знаменитой походной церковью. Балдуин, которого схватили, оставил оружие в руках неприятеля и бежал. Мусульмане захватили вьючных животных и все снаряжение пехоты; многие из них утонули в озере, кровь смешалась с водой, и в течение нескольких дней те, кто жил на берегу, не могли ее пить, пока она не стала чистой и прозрачной. Те из франков, кому удалось спастись, а большинство из них было ранено, укрылись в Тивериаде. После того как битва закончилась, на поле боя прибыла остальная франкская армия, т. е. соратники Танкреда и сына графа Сен-Жилльского» (Ибн аль-Каланиси).
