– Ну?
– Как появятся хазары возле болотца, так ты спускайся и иди по тропе. Там возле клети стоит березюка, а на ней жердина с крюком. Ты на березюку-то влезь, да клеть отопри, лютые к болотцу и рванут, потому – бычьей кровью я им дорожку пометил… Аккурат перед твоим появлением в Дубровке я мужичку одному помогал бычка хворого прирезать, вот кровью и обзавелся.
– Ты бы еще медведей в клеть посадил…
– Не… С косолапым – одна морока. Из него какой охотник? Найдет малинник, и ну ягоды жрать. Лютые-то для татей пострашнее будут… Ты это, Стяпан, если подмогнуть решишь – по тропе ступай, не то на самострел нарвешься али в яму угодишь. Ну, бывай… – с этими словами Алатор скрылся в чаще.
* * *
Ждать пришлось недолго. Вскоре на прогалине показались четыре фигуры, впереди метался какой-то меховой комочек, наверное, собачка. Группа двигалась цепью, казалось, хазары прекрасно знают, где скрывается Алатор. Нет, не Алатор, а Белбородко, ведь это его кеды натерты вонючей дрянью.
Пора устроить татям веселую жизнь!
Клетка и правда находилась совсем недалеко, и, что особенно приятно, никаких ям или самострелов по пути не встретилось. Алатор умудрился запихнуть в нее четверых волков. Едва завидев Степана, волки оскалились, зарычали. С желтоватых клыков, словно мыльная пена, капала слюна.
– Ну-ну, ребята, потише, как-никак, я ваш избавитель… – Дверь клетки была закрыта на довольно-таки хлипкий с виду крючок, еще своротят…
Рядом, как и сказал Алатор, росла береза. Ствол был гладкий, как телеграфный столб, лишь на высоте в два человеческих роста начинались ветки. К одной была привязана веревка.
Степан закинул самострел за спину и принялся карабкаться. Сперва он попытался лезть как по канату, но быстро понял, что веревка чересчур тонка, ничего не выйдет. Тогда подтянулся, ногами уперся в ствол и, как бы шагая по нему, стал медленно перехватывать веревку, продвигаясь выше и выше. Наконец, после долгих мучений, Степан взгромоздился на ветку, отдышался.
Где же этот чертов крюк? А, вот он. К стволу была привязана тонкая жердочка, сразу и не заметишь. Крепехонько привязана, удружил Алатор. Еще бы гвоздями прибил!
Волки внизу совсем взбесились: рычали, кидались на прутья. Самое время отворить клеть, а у него из режущих предметов лишь ногти да зубы. Хотя…
В колчане стрелы были с черным оперением – бронебойные, а одна с белым – рассчитанная на бескольчужного воина или зверя. Степан вытянул ее – широкий плоский наконечник был довольно острым, вполне мог сойти за нож. Взяв стрелу за древко у самого наконечника, Степан принялся «пилить» веревку. Вскоре палка оказалась у него.
Подцепить с трехметровой высоты маленький крючок тоже оказалось делом непростым. Он то и дело уворачивался, приходилось начинать все сначала. Когда же зацеп наконец вышел из ушка, выяснилось, что волки не поняли, что их освободили, – дверь так и осталась закрытой, а с чего ей распахиваться – пружины-то нет. Пришлось пошуровать в клетке жердиной…
Выгнать-то Степан волков выгнал, но вместо того, чтобы побежать по кровавому следу, как обещал Алатор, они принялись кружить вокруг березы, подвывая и скалясь. Один задрал лобастую голову и взглянул прямо Степану в глаза. От этого взгляда повеяло холодком.
– Думаешь, слезу? Черта с два!
Если бы животина умела говорить, то сказала бы что-то вроде: «Поживем – увидим», такой у нее размышляюще-философский был вид.
Волки улеглись вокруг березы и преспокойно принялись выкусывать блох, потеряв всяческий интерес к Степану. Причем улеглись так, чтобы их было не достать жердиной. Умные твари! Ладно, сами напросились…
Степан выделил из волков того, что пялился вверх. Вот с тобой-то и поговорим!
Он снял самострел, примерился. Дело за малым – натянуть тетиву на спусковой механизм да наложить стрелу… Только самострел какой-то неправильный, без ворота… Степан только сейчас обратил на это внимание. Вообще-то все логично, арбалетный ворот был изобретен, кажется, в средние века… Попытаемся обойтись без него.
Силушкой бог не обидел, но тетива оказалась не обижена вдвойне. У Степана было такое ощущение, будто он тянет за стальной трос. Дело двигалось, но медленно и как-то неуверенно. Тетива то и дело норовила вернуться в исходное положение.
– Чего уставились?! – бросил он волкам. – Будет вам сейчас, не сомневайтесь… – Самый здоровый улыбнулся во всю зубастую пасть и лениво почесал за ухом – нам-то что, мы можем и подождать.
Степан вдруг вспомнил историю про узбечку, которая обогнала всех при сборе хлопка. Девушка повесила корзину себе на шею и орудовала обеими руками, в то время как остальные действовали по старинке – корзину держали в левой, а хлопок дергали правой… Поучительная история, недаром она в каком-то советском учебнике была приведена. Чтобы детишки учились: двумя руками завсегда сподручнее…
Степан сел на ветку верхом и прижал лук ногами к стволу, проверил, не соскользнет ли самострел. Вроде ничего, лежит устойчиво.
Теперь Белбородко мог тянуть за тетиву обеими руками! Почему-то самые простые решения даются сложнее всего. Тетива как родная села на спусковую собачку, торчащую из ложа.
Он положил стрелу в специальную канавку, насадил ушко на тетиву.
– Чуешь, чем пахнет? – Волк вновь «улыбнулся». – Ну поскалься, поскалься.
Стрела прошила волка насквозь – вошла в лоб и вышла откуда-то из крестца. Зверюга даже не взвизгнула…
Похоже, Степан определил правильно, этот волчара верховодил в группе. Едва почуяв кровь собрата, волки вскочили, заметались. Во всем их облике ощущалась растерянность.
– Хотите к нему?
Волки не хотели. Они быстро сообразили, что с типом, сидящим на дереве, лучше не связываться, во всяком случае пока он сидит на дереве… Покрутились немного, да и ретировались.
«Кому-то очень не повезет», – подумал Степан.
* * *
Он выждал немного и пошел по тропе. Самострел был вновь заряжен. Оружие придавало уверенности, хотя, в общем-то, именно этим оно и опасно – притупляет страх, который во многих случаях бывает спасительным…
Глава 17,
в которой Хабулай решает увести остатки своего отряда из проклятого леса
Троих поглотил лес. Словно огромное зеленое море он сомкнул волны из ветвей и листвы над их телами, не оставив взорам живых даже праха. Мичург, Асмур, Чупран… Хабулай помнил их лица, их голоса. Сколько же было битв? В скольких сечах уцелели эти трое? Сражений было так много, что десятник потерял счет. Глупо, до чего глупо сгинуть вот так, в чужом диком лесу, от руки дикаря, мнящего себя воем.
Впрочем, не бывает нелепой смерти, лишь жизнь бывает нелепа и пуста. Если воин пал не в честном бою, а получил нож или стрелу в спину, значит, таков был его путь… Может, и Хабулай найдет свою смерть в этом хмуром лесу, кто знает. Но это не важно. Не имеет значения, где настигнет тебя смерть, если ты готов встретить ее. Он был готов умереть, умереть в любой миг. И потому был до сих пор жив…
Они вышли на прогалину, осмотрелись. Следы имелись во множестве, свежие, четкие. Славянин прошел здесь совсем недавно. Вот возле елки примят мох, вот придушенный сапогом папоротник корчится у земли, вот плавает в луже белое облачко слюны… Видно, славянин почувствовал силу, шел открыто, не таясь. Баргыс и сам плюнул в лужу, вызверился грязной бранью.
Хабулай положил руку на плечо воина:
– Недолго ему осталось топтать травы!
– Добудь славянина, Хабулай!
Десятник скосился на старого воина:
– А ты что же?!
Воин отвел взгляд.
– Заберет меня лес, – сказал он тихо, – я ведь уже давно должен был уйти…
Десятник побледнел. Если даже такие, как Баргыс, не верят в удачу, то что же говорить об остальных! Проклятый колдун, он напустил порчу на «охотников»…
Славянин ответит за их смерть. Даже если погибнут все вои Хабулая, он расправится с негодяем сам. Возьмет живым, притащит в пожженную весь и сдерет с живого кожу. Медленно, клок за клоком!
