Опалиха подбоченилась и уже собиралась ответить кузнецу, но тут из толпы вышел Гнедыш и заехал бабе в ухо.

– Да что ж это делается, люди добрые… – заголосила та, отодвигаясь от Гнедыша, но одобрения не встретила.

– Так ее, Гнедыш, – послышались смешки, – поучи дуру!

– Чтоб не ездила на тебе больше!

– Чтоб сход не баламутила!

Мужик неспешно откашлялся, подошел к Опалихе и принялся тягать ее за волосы. Баба истошно орала и вырывалась.

Умаявшись, Гнедыш отпустил Опалиху, и та под хохот людинов бросилась наутек.

– Я вот что меркую, – оправив рубаху, солидно произнес Гнедыш, – ведуна-то у нас теперича нет… Упырем стал Азей.

– Да всегда он упырем был, – крикнул кто-то, – потому и обирал нас.

– А без ведуна-то не жизнь, – продолжил Гнедыш, – нечисть всякая одолеет.

– Точно, одолеет!

– А что, люди, давай повинимся перед Перуновым посланцем, может, упросим ведуном стать.

– Точно, сила за ним немереная!

– С громовержцем знается! Да с таким заступником нам никакие напасти не страшны!

Кузнец насмешливо смотрел на Степана. «Умный черт, – подумал Белбородко, – давно смекнул, что морочу голову сходу. А вот ведь, не выдал, вступился. Может, должок мне отдает?»

– Поклонимся в ноги посланцу, – крикнул Гнедыш, – умолим не бросать нас!

Людины опустились на колени, принялись бить лбом в землю.

– Прости нас! Стань главой нашего рода, защити нас.

В былые, теперь уже бесконечно далекие годы Степан зубоскалил, мол, для того чтобы стать баснословно богатым в кратчайший срок, есть только один путь – создать свою религию. Чья же это мысль, ведь кто-то другой придумал? И этот другой, кажется, создал свою религию и стал баснословно богатым… Шутки шутками, а ведь свербило, всерьез задумывался, даже литературу какую-то читал… А сейчас вот она, эта религия, только руку протяни. А на душе погано, хоть вой.

– Не по мне это, извиняйте, – буркнул Степан, – пускай кузнец ведуном вашим будет.

– Тебя хотим! – послышались крики.

– Я свою силу кузнецу передам, – заверил Белбородко.

– Тогда можно!

– Только всю передай, чтобы не хуже тебя за нас заступался.

Степан подошел к кузнецу, который единственный не встал на колени, поднял его руку. Получилась скульптурная группа а-ля «рабочий и колхозница», только вместо серпа и молота был тульский «Токарев».

– Сейчас громыхнет, – едва слышно сказал Степан.

Кузнец усмехнулся и прошептал:

– Выходит, опять я у тебя в долгу?

– Да вроде так.

Белбородко нажал на спуск.

Людины вновь принялись отбивать поклоны.

– Теперь он – глава вашего рода, ведун, – сказал Степан, немного подождал для приличия и пошел прочь, туда, где, охваченный стеной из телег, развернулся воинский стан.

Кто знает, что ждет его впереди. Быть может, он не переживет следующего дня, быть может, даже этой злой ночи. Но одно Степан знал точно – в этом новом для него мире он не станет наживаться на беде и надежде таких далеких и таких близких, по-детски наивных и по-стариковски недоверчивых людей, его соотечественников.

Ветер усиливался. Степан зябко поежился и пошел быстрее.

Отряд шел рысями по хорошо наезженному тракту. Вокруг, словно исполинские идолы, стояли вековые ели. Кто прорубил эту просеку, Степану так и не удалось выяснить. Вои только хмыкали или пожимали плечами. А Радож, ехавший в обозе, очнувшись после двухдневного беспамятства, так вообще выразился в том смысле, что такой дядька, как Степан, не должен задавать идиотские вопросы, а то язык отсохнет или что другое… Тракт вел в Куяб, и в этом было его назначение, а откуда он взялся, про то леший знает да птица-ворон, живущая тысячу лет. На том Степан и успокоился. Мало ли еще вопросов возникнет, по каждому голову ломать никаких мозгов не хватит.

Впрочем, с одним вопросом надо бы разобраться. Белбородко пришпорил смирную лошадку каурой масти, подаренную ему новообретенным начальством, и поравнялся с Любомиром.

– Ты будто спросить о чем хочешь, – усмехнулся тиун.

Степан утвердительно кивнул:

– Помнится, мне причитается пятая часть золота, что передал тебе Азей.

Тиун, хитро сощурившись, принялся крутить ус:

– Золото, говоришь? Добре, добре… А с чего ты взял, что отдал он мне то золото?

И правда, с чего? Сундука не видел, монеты не держал…

– Так ведь взял ты меня в дружину, вот и выходит…

– Востер ты умом, – покачал головой тиун, – правду говоришь, было у ведуна золотишко, вот только…

Степан вопросительно посмотрел на него:

– Что – только?

– Только ты здесь при чем? Мы договаривались как? Что ты мне это злато принесешь. А вышло что? Ведун сам подобру-поздорову отдал.

– Так и отдал?!

– А то, – подал голос Алатор, ехавший с другой стороны от тиуна, – мы ему сказали, что если отдаст, то в Куяб его возьмем.

– Ну?

– Он и отдал.

– Так он что, этот тать, в обозе, что ли, едет? – возмутился Степан.

Алатор засмеялся:

– Да ни, на что он нам. Людинам его вернули, пущай шкуру сдерут, заслужил. Мы ведь не клялись, а так…

Некоторое время Степан переваривал услышанное.

– И что же, выходит, я тебе еще за сброю и коня должен? – обратился он к тиуну.

– Да ни, – засмеялся Любомир в тон Алатору, – то мой подарок, глянулся ты мне. А о злате не печалься, еще добудешь.

– И на том спасибо. – Степан причмокнул и так сдавил бока каурого, что тот полетел, как стрела.

Елки мелькали со скоростью курьерского поезда, ветер бил в лицо. Бешеная скачка привела мысли в порядок. Степан осадил коня, спрыгнул и повел в поводу. Бедный скакун весь взмылился, бока тяжело вздымались.

«Будем считать, что въездную подать я заплатил, – думал Степан, – остается найти свое место в этом затерянном мире».

Конь влажными губами ткнулся ему в лицо, фыркнул. Степан потрепал его по холке:

– Ничего, каурый, прорвемся. Может, это даже не испытание, а шанс. Шанс начать жизнь заново, без денег и документов.

Он вскочил в седло и шагом пустил коня навстречу появившемуся вдалеке отряду.

2004 г.