Эйриэн легко скользила по полу в танце с мечом в руках, и тихая мелодия разливалась вокруг нее, заполняя зал. Больше всего она напоминала безмятежные мирные песни, которые поют за прядением или вышиванием матери и жены.
Седой орк передал клинок своему сыну — молодому отважному юноше, и меч возрадовался новому хозяину. Они стали неразлучны, вместе летели на горячем вороном коне в битвы, вместе воевали с врагами, защищали родину, дом, семью: отца, мать, братьев и трех красавиц-сестер. Убивать меч не любил. Ему больше нравилась пляска клинков, когда металл сталкивался с металлом — он пел еще звонче, яростнее и прекраснее.
Мелодия вокруг девушки стала звучать боевым маршем, а танец напоминал утреннюю разминку перед тренировкой, только движения оставались по-девичьи плавными.
Меч показал ей славные битвы, где рождались новые герои и закалялись старые, где победа зависела от мастерства и быстроты. Он и его хозяин вместе росли в этих битвах, вместе взрослели, вместе получили боевое имя, одно на двоих: Черный Змей. Но однажды…
…Бой давно закончился, уставшие бойцы занимались обычными лагерными делами: готовили в котелках незамысловатую походную пищу, распевали песни, бренча на лютнях, негромко разговаривали друг с другом, натачивали оружие.
Враги пришли незаметно, не протрубив атаку, не дав спящим проснуться, а раздетым — одеться. Они пришли огнем. Но не простым — то был огонь, рожденный от тварей, что живут за гранью мира, и вызванный в Иэф шаманами. Он съедал все, к чему прикасался, — влажную траву, холодный металл, живую плоть. А из пламени шли они — недруги с мордами троллей и гоблинов. Прирученный зверь не трогал хозяев. Ночь наполнилась предсмертными проклятиями, воем раненых и сгорающих заживо. Даже песня Черного Змея звучала недолго. Его хозяин защищался отчаянно и виртуозно, вокруг него выросла гора трупов. Меч помогал, насколько это было в его силах, и даже больше. Никто никогда больше не фехтовал с такой скоростью, как молодой орк в ту кровавую ночь. Но враги взяли не мастерством, а числом. Они окружили последнего из выживших и навалились скопом. Клинок плакал от горя, когда убивали его побратима.
Недруги забрали Черного Змея себе. Еще бы, никто бы не бросил столь бесценный трофей на поле боя. После они двинулись в глубь страны, неся с собой войну, смерть и боль, убивая детей и стариков, вспарывая животы беременным, расчленяя на куски тех, кто пытался сопротивляться. Змей не хотел убивать, но остановить удар было не в его силах.
Так клинок, выкованный для защиты, был обращен против своего же народа. Но и этого проклятым троллям было мало. Они заставили меч выть от отчаяния, направив его против тех, кто был ему особенно дорог. По прихоти судьбы именно Черным Змеем была загублена вся семья его хозяина: мать, три красавицы-сестры и его собственный создатель. Тот, кто из куска серебра с помощью огня, магии и любви вдохнул жизнь в бездушный металл. Враг держал меч в своих грязных лапах и рубил им беспощадно, жестоко, безжалостно. А меч завывал душераздирающим воплем, убивая тех, кого любил.
Горестный плач раздавался вокруг Эйриэн, заставляя ее безостановочно кружиться бездумным волчком на одном месте с вытянутым клинком в руках.
Черный Змей сменил много владельцев, но ни у кого не задерживался надолго. По несчастливой случайности его новые обладатели лишались частей тела: то палец кто-нибудь нечаянно отрубит, затачивая меч, то ножны неожиданно соскользнут в самый неподходящий момент и оголенный клинок отрежет пол ноги, то во время тренировки хозяин проведет удар ниже, чем положено, и отрежет сам себе пол стопы. Меч мстил, как умел, подбирая самые благоприятные моменты для свершения правосудия. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока однажды он не попал в руки к Юргантту Пятому, королю Пошегрета, прадедушке Юргантта Шестого. Монарх оказался на редкость умен. Приобретя столь редкую вещицу за баснословную сумму и будучи наслышанным о ее репутации, он просто повесил Змея на стену и хвастался им издалека, никогда не подходя близко. За время своего бездействия меч понял, насколько сильно он ненавидит своих врагов. Жажда мести стала навязчивой идеей. Не в силах расправиться с врагами, Черный Змей изо дня в день представлял, как он поступит с ними, если они встретятся ему на пути.
Перед взором Эйриэн мелькали отрубленные части тела, распоротые животы, головы, отсеченные от тел, раскроенные черепа. Меч рубил своих воображаемых врагов направо и налево, настигая каждого. А потом продолжал рубить их уже мертвых. В лицо эльфийке летели густые капли крови. То, что когда-то было живым, превратилось в одно сплошное красное месиво. Девушка хотела закрыть глаза, чтобы не видеть этих ужасных картин, но не смогла сомкнуть широко разведенные веки. Она хотела закричать, чтобы все остановилось, но не смогла открыть крепко сжатые зубы. Она хотела выпустить меч из рук, но не смогла пошевелить пальцами, сведенными судорогой. В пустом зале, наполненном не мелодией, не плачем, а беспорядочной какофонией, похожей на рычание обезумевшего зверя, Эйриэн поднимала и опускала меч, рубя невидимых врагов Черного Змея. По ее щекам катились крупные слезы, руки устали. Но она была не в силах остановиться. В какой-то момент королева почувствовала, что контакт с мечом ослабел, и, разжав ладони, она со вскриком уронила клинок на пол.
В зал тут же заглянул охранник, дежуривший возле дверей. Эльфийка сделала вид, что дует на пальцы, как если бы она просто укололась или слегка порезалась об острую кромку. Но стражнику беглого осмотра явно было мало. Он подошел к мечу, взял его в руки, отчего ее величество непроизвольно вздрогнула. Воин внимательно обозрел комнату, не пропустив ни одного темного угла, и присмотрелся к клинку. Он видел больше, чем обычный человек. Охрана была усилена: на шею каждого военного повесили амулет, позволяющий видеть скрытое с помощью магии. Не заметив ничего, что могло бы внушить ему опасение за жизнь или здоровье королевы, стражник положил меч на подставку и вернулся на свое законное место. Эйриэн коротко кивнула ему, покидая зал.
Ее бил мелкий озноб, пока она шла до своей комнаты, а по спине тек липкий неприятный холодный пот. Радовало лишь одно: то, что она не входит в круг врагов безумного, воинственно настроенного меча. Такие ужасы, которые он ей показал, она не видела никогда в жизни, даже в походах с Ивэном.
Королева пришла в себя, только оказавшись в собственных покоях. Здесь все казалось таким привычным и мирным, даже стены защищали, словно надежный прочный щит. Окно было распахнуто настежь, из сада доносился аромат цветов, ветер легонько качал пламя свечей, заставляя тени плясать по стенам и потолку. Занавески балдахина были опущены. Это значило, что служанки заботливо приготовили кровать ко сну ее величества. Девушка облегченно вздохнула.
Скинув одежду, она прошла в туалетную комнату и встала под душ. Теплые струи воды мягко ударили по коже, принося с собой ощущение чистоты и свежести. Эйриэн, закрыв глаза, неподвижно стояла под водой до тех пор, пока не согрелась и ее не перестало трясти, затем она взяла мочалку и намылила ее душистым мылом.
Водопровод был одним из новшеств, которые привезли с собой первые эльфийские короли из Гаэрлена. Если на окраинах страны и в глухих деревнях он считался чудом вроде появления единорогов, то в крупных городах водопровод уже давно стал привычным элементом быта. Хотя, если подумать, тогда многие страны западных земель можно было отнести к захолустным деревням. Там до сих пор мылись в деревянных бочках.
Сквозь непрерывный шепот воды эльфийка услышала, как в ее комнату зашли служанки, открыли шкаф, взяли оттуда платье, которое она приказала приготовить к завтрашнему утру. Они еще немного походили по комнате, скорее всего, задувая лишние свечи и расставляя принесенную еду с подноса. Это точно Мария вспомнила, что ее королева так и не успела поужинать. Надо же, во время очередного путешествия Эйриэн уже отвыкла от того, что кто-то о ней заботится.
