В ожидании еды нам удалось наконец составить себе ясную картину того, что произошло между Карен и Дэниэлом.

Видимо, Карен была убеждена, что Дэниэл в нее влюблен, и приготовилась к скорому объяснению. Тогда у них осталось бы время на покупку обручального кольца до поездки в Шотландию, где планировалось сообщить радостную новость родителям Карен. Но Дэниэл, как на грех, с объяснением не спешил, и Карен сочла за благо взять дело в свои руки, тем более что дата отъезда в Шотландию неуклонно приближалась. Итак, совершенно уверенная в положительном ответе, она спросила Дэниэла, любит ли он ее. А Дэниэл форменным образом увильнул от ответа, сказав ей, что он прекрасно к ней относится. Очень хорошо, не отставала Карен, но любит ли он ее?

На что Дэниэл заверил, что ему с ней очень хорошо и что она очень красивая.

— Это я и сама знаю, — буркнула Карен, — но как насчет любви?

— Кто знает, что такое любовь, — туманно изрек Дэниэл.

— Отвечай «да» или «нет», — потребовала Карен. — Ты меня любишь?

— Боюсь, ответом будет «нет», — определился наконец Дэниэл.

Далее последовали слезы, крики, бурная ссора, кража бутылки дорогостоящего бренди, вызов такси, высказанная Карен уверенность в том, что Дэниэл будет гореть в аду, отъезд Карен из квартиры Дэниэла и возвращение блудной дочери домой.

— Он подонок, — рыдала Карен.

Махмуд, Карим, Али и еще один официант, отрекомендовавшийся Майклом, сочувственно кивали. Они ловили каждое слово Карен. Али, казалось, сам вот-вот заплачет.

Карен залпом осушила бокал вина, не обращая внимания на бегущую по подбородку струйку, и тут же налила себе второй.

— Еще бутылку! — крикнула она, махнув пустой бутылкой сгрудившимся в кучку официантам.

Мы с Шарлоттой обменялись взглядами, которые означали: «Она уже достаточно выпила», но никто из нас не осмеливался сказать это Карен.

Карим принес еще вина и, ставя бутылку на стол, вполголоса сказал:

— Это от нас с искренними выражениями сочувствия.

В результате мы с Шарлоттой тоже напились, потому что пытались спасти Карен от алкогольного отравления, влив как можно больше вина в себя. Все равно у нас ничего не получилось, потому что, как только опустела вторая бутылка, Карен заорала, чтобы несли третью, и все понеслось по новой.

Хотя, пожалуй, к тому времени я начала получать удовольствие от процесса.

Карен набиралась все больше и больше; она дважды закуривала сигарету не с того конца, залезла рукавами в свою тарелку, а в мою опрокинула стакан воды и нечленораздельно промычала:

— Все равно это была гадость.

А потом, к моему вящему ужасу, глаза у нее остекленели, и она стала медленно крениться вперед, пока не упала лицом в тарелку тикка масала, смешанного с пловом.

— Шарлотта, скорей, скорей, — засуетилась я, — подними ее, убери ей лицо из тарелки, она же задохнется!

Шарлотта подняла голову Карен за волосы. Карен обратила к ней пьяный, бессмысленный взор.

— Ты чего такое делаешь? — бормотала она. На лбу у нее краснело пятно соуса, в волосах запутались зернышки риса.

— Карен, ты потеряла сознание, — выдохнула я. — Ты свалилась лицом в еду. Давай-ка мы отведем тебя домой.

— Отвяжитесь, — пробормотала она. — Ничего я не теряла. Просто уронила сигарету и нагнулась поднять ее с пола.

— Ясно, — кивнула я, испытывая облегчение, смешанное со стыдом.

— Какого хрена, — воинственно продолжала Карен. — Вы хотите сказать, я пить не умею? Эй ты, поди сюда, — махнула она Махмуду. — Как думаешь, я красивая? А?

— Очень красивая, — искренне согласился он, явно подумав, что сегодня ему везет на клиентов.

— Конечно, я красивая, — кивнула Карен. — Конечно. А ты нет, — после долгой паузы добавила она.

Кажется, он обиделся, так что при расчете пришлось мне дать ему на чай больше, чем обычно. Платила я, потому что Шарлотта в суматохе забыла дома кошелек, а Карен хотя и пыталась выписать чек, но была слишком пьяна, чтобы удержать ручку.

Мы принесли Карен домой, раздели и уложили в постель.

— Выпей водички, Карен, будь умницей, тогда с утра тебе не будет так плохо, — щебетала Шарлотта, суя Карен под нос пол-литровую кружку. Шарлотта и сама была не в лучшем виде.

— Хоть бы вообще больше не просыпаться, — пробормотала Карен.

Потом как-то странно, тоненько заскулила, и я не сразу поняла, что она поет. Точнее, пытается.

— Ты так пуст… Ты небось думаешь, я о тебе пою. Нет, нет… — подвывала она.

— Перестань, Карен, пожалуйста, — взмолилась Шарлотта, опять приближаясь к ней с кружкой воды.

— Не мешай мне петь. Петь про Дэниэла. Давайте, подпевайте! Ты так пуст… Небось… думаешь… я пою… Ну же! — воинственно взревела она. — Пойте!

— Карен, прошу тебя, — проворковала я.

— Нечего меня опекать, — отмахнулась она. — Пойте, черт бы вас побрал. Ты так… Ну, начали!

— Э-э-э, ты так пуст, — запели мы с Шарлоттой, чувствуя себя весьма глупо, — гм, я, э-э, небось ты думаешь, эта песня о, гм, тебе…

Не успели мы добраться до второго куплета, как Карен отрубилась.

— Люси, — заныла Шарлотта, — я так волнуюсь!

— Не волнуйся, — успокоила ее я, хотя особой уверенности не ощущала. — Все у нее будет в порядке. Очухается и с утра встанет как стеклышко.

— Да я не за нее! — возразила Шарлотта. — Я за себя переживаю.

— Почему?

— Сначала сбежал Гас, теперь Дэниэл, а что, если следующий — Саймон?

— Да почему, ради всего святого? Это же не заразная болезнь.

— Беда одна не ходит, — сказала Шарлотта. — А бог любит троицу.

Ее мягкое розовое личико исказилось от беспокойства.

— Может, это в Йоркшире, — ласково ответила я. — А ты теперь живешь в Лондоне, так что успокойся.

— Ты права, — приободрилась она. — И потом, Гас тебя два раза бросал, так что с Дэниэлом и Карен уже выходит три.

— Какая жалость, что Гас не успел уйти от меня в третий раз. Тогда я избавила бы Карен от огорчения, — едко заметила я.

— Не вини себя, Люси, — сказала Шарлотта. — Ты же не знала.

И вот мы остались втроем.

У Шарлотты, при всей ее глупости, оказалось безошибочное чутье. Во вторник Саймон не позвонил ей на работу — а обычно аккуратно звонил каждый день, иногда даже по два раза.

Когда она сама позвонила ему во вторник вечером, его не было дома, а обычно любезный сосед по квартире при вопросе, где Саймон, странным образом замялся и стал лепетать что-то несуразное.

— Люси, у меня нехорошее предчувствие, — сказала Шарлотта.

В среду она позвонила ему на работу, но вместо Саймона ответила какая-то женщина и спросила, кто говорит. Когда Шарлотта назвала себя, женщина сообщила, что у Саймона деловая встреча.

Шарлотта перезвонила через час, но услышала абсолютно то же самое.

Тогда, не теряя времени, она попросила позвонить Саймону свою подружку Дженнифер. Саймон чудом оказался на месте, потому что с некоей «Дженнифер Моррис» поговорить мог.

Как только Саймон сказал «алло», Дженнифер отдала трубку Шарлотте, и Шарлотта спросила:

— Саймон, что происходит? Ты меня избегаешь?

А Саймон жизнерадостно, хоть и несколько нервно хохотнул и ответил:

— Да что ты, что ты, что ты!

По словам Шарлотты, именно в этот момент она поняла, что дело плохо, потому что обычно Саймон никогда не говорил «что ты».

— Саймон, — сказала Шарлотта, — давай вместе пообедаем.

— Рад бы, рад бы, — отвечал Саймон, — но никак.

— Зачем ты так разговариваешь? — спросила она.

— Как — так? — не понял он.

— Как дебил с мобильником, — пояснила Шарлотта.

Лично я расценила эти слова как иронию судьбы, потому что в моем представлении Саймон как раз и был дебилом с мобильником, но я решила не признаваться в этом вслух, чтобы не огорчать бедняжку Шарлотту еще больше.

— Без понятия, к чему ты клонишь, — сказал Саймон.

— Ладно, — вздохнула Шарлотта. — До вечера.

— Боюсь, не выйдет, — сказал Саймон.