Низкорослые проворные кони мчались во весь опор, из стороны в сторону мотая возничих, которые управляли колесницами, стоя на плетеных платформах; копьеносцы гоготали, потрясая оружием.
Это было восхитительное и вместе с тем ужасающее зрелище. Гай сознавал, что сейчас его взору предстал подлинный воинственный дух Британии, как довелось его увидеть Цезарю и Фронтину. И он чувствовал, что после этого сражения никому и никогда уж больше не удастся лицезреть британских мужей во всем их боевом великолепии и славе. Колесницы стремительно катились навстречу врагу, и, как только копья воинов с глухим стуком врезались в щиты римлян, возничие резко разворачивали коней. Среди лошадиных крупов виднелись и пешие ратники; они подбрасывали вверх сверкающие клинками мечи и, подхватывая их на лету, не останавливаясь, бежали за колесницами. Готовясь к бою, британцы вырядились, как на праздник, украсив себя кручеными металлическими ожерельями и браслетами, которые ослепительно переливались в лучах солнца. Не многие воины были в кольчугах и шлемах; большинство варваров сражались в ярких клетчатых туниках, другие же были оголены по пояс, раскрасив светлую кожу спиралевидными синими узорами. Перекрывая грохот колесниц, они зычно похвалялись своей отвагой, и, слыша их чванливые речи, Гай испытывал не ужас и страх, а горькое сожаление.
Один из трибунов громко запротестовал, увидев, что Агрикола спешился, приказав увести коня с поля боя. Но на лицах всех остальных офицеров застыла решимость. Они знали: какая бы участь ни постигла армию, Агрикола до конца будет оставаться на поле боя. «Они живота своего не пощадят, защищая его, – думал Гай. – И я тоже», – вдруг признался он себе. Командующий вполголоса отдавал приказы, и некоторые из его помощников, припустив лошадей легким галопом, отправились к войскам. Другие адъютанты по примеру Агриколы тоже стали спешиваться. Гай натянул поводья, не зная, как ему поступить.
– А ты, – обратился к нему командующий, жестом приказывая подъехать ближе, – скачи к тунграм. Пусть развернутся еще шире по фронту. Передай им, что я понимаю – это ослабит наш центр, но я не хочу, чтобы враги обошли нас с флангов.
Гай пустил лошадь в галоп. Позади себя он услышал глухие удары колотившихся в щиты копий. Оглянувшись, Гай увидел, что колесницы британцев исчезли с равнины, и теперь на римлян надвигалась первая цепь пехотинцев. Юноша пригнулся в седле и пришпорил коня. Противники шли на сближение, осыпая друг друга градом камней и стрел.
Впереди пылало знамя тунгров; ряды воинов разомкнулись, пропуская Гая вглубь. Двигаясь между солдатами, римлянин скороговоркой передавал им приказ Агриколы. Цепь тунгров растягивалась. Наблюдая краем глаза за ходом боя, Гай видел, что и британцы растягивают фронт атаки.
Британцы – искусные воины, думал Гай, заметив, как ловко прикрываются они от римских копий своими круглыми щитами. Их огромные обоюдоострые мечи, гораздо длиннее, чем те, которыми сражались легионеры, были поистине смертоносным оружием. Взвыли боевые трубы римлян, и части, развернутые Агриколой в центре, рванулись вперед, навстречу врагу.
Гай понимал, что ему бессмысленно оставаться с пехотой, но командующий, отправляя его к тунграм, других указаний не дал. Повинуясь внезапному порыву, он пришпорил своего жеребца и поскакал вдоль цепи сражавшихся к флангу, туда, где находилась конница. Возвышаясь на лошади над пешими наемниками, Гай видел, что ряды римских воинов смешались с британцами, – началась рукопашная схватка, в которой каледонцы из-за тесноты не имели возможности орудовать своими длинными мечами. Батавы же, напротив, в рукопашном бою чувствовали себя превосходно. Они теснили британцев, обрушивая на них удары своих клинков. Римляне издали победоносный клич – первая цепь противника дрогнула и стала отступать к подножию горы. Солдаты, сосредоточенные в центре войска Агриколы, бросились за ними в погоню.
Пехотинцы на обоих флангах тоже подключились к преследованию, хотя они продвигались медленнее, чем части, развернутые в центре. Британцы, управлявшие колесницами, увидев, что их пешие воины попятились, и почувствовав, что они вот-вот побегут, ринулись на подмогу. Дребезжа и подпрыгивая на неровностях, колесницы врезались в отряды неприятеля, словно волки в отару овец. Кто-то во все горло заорал, приказывая пехотинцам сомкнуть ряды, и люди, лошади, колесницы – все сбилось в кучу. Неожиданно перед Гаем вырос расписанный синей краской воин, и он, не задумываясь, нанес удар копьем.
Последующие несколько мгновений события развивались так быстро, что Гай даже опомниться не успел, как оказался в самой гуще сражения. Размахивая копьем, он вонзал его во всех, кто пытался приблизиться к нему, одновременно отбивая сверкавшие вокруг клинки. На него понеслась колесница. Конь под ним, почувствовав опасность, в ужасе отпрянул в сторону, и Гай едва не слетел на землю. Кто-то выбил у него из руки оружие, кто-то метнул в него копье. Металлическое острие с лязгом ударилось о шлем. Гай ошеломленно заморгал, голова гудела, перед глазами все расплывалось. Конь, однако, оказался сообразительнее своего хозяина и уже нес Гая прочь из гущи схватки, где на каждом шагу подстерегала опасность.
Почувствовав, что на него больше никто не нападает, Гай вытащил из ножен меч и выпрямился в седле. Колесницам не удалось прорвать ряды римлян; они просто застряли между солдатами. Но вот одна из них опять мчится на него, кренясь из стороны в сторону и подпрыгивая на ухабах. Наскочив на валун, колесница с пронзительным скрипом завалилась набок; возничий спешно разрубал постромки. Перепуганные лошади, почувствовав свободу, с диким ржанием понеслись по равнине, где уже в панике метались другие оставшиеся без всадников кони, сбивая с ног всех, кто попадался им на пути, – и своих, и врагов.
Битва была в полном разгаре. Склоны Гравпия напоминали пестрый ковер с постоянно изменяющимися узорами. Противники колотили, резали, рубили друг друга, расходились и сходились снова. Но Гаю казалось, что римляне, хотя и медленно, но все же теснят британцев.
Вдруг перед ним, словно из-под земли, выросло копье, а за ним – чье-то перекошенное от бешенства лицо. Конь попятился, когда Гай, мгновенно среагировав, снес мечом древко, полоснув при этом по врагу; синие узоры потонули в крови. Конь рванулся вперед, лицо исчезло. Гай рубил направо и налево, инстинктивно защищаясь от ударов, не думая о своих действиях, так как времени на раздумья у него не было.
Опомнившись, он увидел, что они уже довольно высоко продвинулись вверх по склону горы. Слева от себя Гай услышал чей-то крик. Каледонцы, наблюдавшие за ходом сражения с вершины горы, стали спускаться, с неимоверной быстротой передвигаясь по склонам. Они намеревались обойти римлян с тыла. Заметил ли Агрикола маневр врага? Вновь взревели трубы легионеров. Гай ухмыльнулся: в атаку наконец-то понеслись четыре конных отряда, которые командующий держал в резерве. Они отрезали британцев с флангов, прижимая их к пехоте. Каледонцы оказались в тисках. И началась настоящая бойня.
Воинов Калгака охватила паника. Некоторые продолжали отчаянно сражаться, другие пустились в беспорядочное бегство, но от римлян уже невозможно было скрыться. Настигая британцев, они рубили их на ходу или брали в плен, но потом убивали, чтобы захватить новых пленников. Агрикола руководил ходом сражения, стоя в самом центре битвы под охраной лишь двух трибунов и двух легионеров. Гай направил коня туда, где находился командующий со своими телохранителями.
Не успел он подъехать, как услышал крик одного из трибунов. Их атаковали трое британцев в пропитанных кровью одеждах, вооруженные только ножами и копьями. Гай с силой вонзил пятки в бока лошади и, размахнувшись, нанес удар в грудь первому нападавшему; из раны тотчас же хлынула кровь. Конь под ним споткнулся обо что-то мягкое. Гай, чувствуя, что падает, выпустил щит и выпрыгнул из седла. Конь повалился на землю. Перед глазами сверкнуло лезвие ножа, бедро разорвала острая боль. Лошадь пыталась подняться на ноги, но в шею ей вонзился нож. Животное, дернувшись, вновь рухнуло на брюхо.
