Эйлан молча кивнула. Бендейгид обнял ее за плечи и ласково произнес:
– Я мудрее тебя и старше тебя, Эйлан. Молодежь ничего, кроме себя самих, не замечает. По-твоему, я не видел, как ты убиваешься? Я-то думал, ты скучаешь по Диэде; и разгневан я на этого ублюдка-полуримлянина главным образом за то, что он причинил тебе столько боли.
Девушка снова кивнула, неподвижно застыв в его объятиях: ей казалось, она где-то бесконечно далеко, на другом конце света. Бендейгид предостерегал, что, если она выйдет за Гая, ворон исклюет ей сердце, и девушка решила было, что это – просто поэтический образ. Но теперь она поняла, что отец сказал чистую правду: сердце пронзала острая боль, как если бы в него и впрямь впился вороний клюв.
Почувствовав ее упрямое отчуждение, отец раздраженно бросил:
– Твоя мать права: ты и в самом деле засиделась в девушках. Зимой я подыщу тебе мужа – одного из наших.
Эйлан рванулась из его объятий, глаза ее засверкали гневом.
– Я вынуждена тебе подчиниться, – с горечью заявила она, – но если мне не дозволено стать женой того, кого я люблю, то я вообще не выйду замуж.
– Как угодно, – отрезал Бендейгид. – Я тебя принуждать не стану. Но Сенару я сговорю еще до того, как она завяжет девичий пояс. Хватит с меня одной непокорной дочери!
Дождь не стихал вот уже много дней, реки и ручьи разлились и затопили поля, дороги и тропы. Близилось время, когда Майри должна была разрешиться от бремени, а о том, какая судьба постигла ее мужа, по-прежнему оставалось только гадать. Майри уже поняла, что зря не задержалась до родов под отчим кровом, но в ее положении пускаться в обратный путь было опасно, тем более в такую погоду. Так что на сестринский хутор отправилась Эйлан в сопровождении двух отцовских прислужников.
И хотя Эйлан все еще плакала ночами, думая о Гае, она была рада, что приехала. Здесь в ней нуждались: ее сестре хотелось выговориться, а маленький племянник капризничал и не понимал, что происходит: мать перестала кормить его грудью, а отец куда-то подевался. Майри сделалась слишком тяжела и неуклюжа, чтобы с ним возиться, но у Эйлан хватало терпения часами кормить малыша из роговой ложечки, а когда она с ним играла, мальчугану порою случалось и рассмеяться, как раньше.
Дождь все лил да лил, и Эйлан уже начинала опасаться, не придется ли ей самой принимать у сестры роды. Но Майри заранее договорилась, чтобы к ней прислали одну из жриц.
– Все женщины Лесной обители этому обучены, сестра, – объясняла Майри, потирая вечно ноющую спину. – Так что не переживай. – Эйлан жила у сестры четвертый день и уже чувствовала себя как дома. Вечерело; сгущались сумерки.
– Вот было бы славно, если бы к нам отправили Диэду!
– Она же вступила в Лесную обитель не так давно, а в течение первого года ей не дозволяется выходить за ограду. Мне обещали прислать одну из прислужниц Лианнон, женщину по имени Кейлин – она родом из Гибернии. – Майри говорила так сухо, что Эйлан подумалось, будто сестра эту жрицу недолюбливает. Но девушка предпочла не задавать лишних вопросов.
Три дня спустя явилась и сама Кейлин: высокая, статная женщина, до самого носа закутанная в накидки и платки: видны были только глаза да густые темные волосы. На фоне иссиня-черных прядей и бровей кожа ее отсвечивала молочной белизной, а глаза были ярко-синими. Пока она разматывала накидки, потянуло сквозняком, над очагом заклубился дым, и жрица закашлялась. Эйлан поспешно налила в кружку эля и молча подала ее гостье.
– Благодарю, дитя, но этого мне не дозволено; я бы выпила воды… – негромко проговорила жрица.
– Ой, конечно, – пробормотала Эйлан, покраснев до ушей, и поспешила наполнить чашку из бочки у двери. – Или я могу к колодцу сбегать…
– Нет-нет, не нужно, вода из бочки отлично подойдет, – заверила жрица, принимая чашку из ее рук и осушая одним глотком. – Благодарю тебя. А кто же тут собирается рожать? Ты-то сама еще совсем ребенок.
– Рожает моя сестра Майри, – пробормотала девушка. – Я – Эйлан, средняя дочь Бендейгида. Есть еще Сенара, ей всего девять.
– А меня зовут Кейлин.
– Я видела тебя на празднике Белтайн, но не знала твоего имени. Я еще подумала, что помощница Лианнон должна быть… – Девушка смущенно умолкла.
– Старше? Солиднее? – докончила за нее Кейлин. – Я состою при Лианнон с тех самых пор, как она привезла меня с западного побережья Эриу. Мне было лет четырнадцать, когда мы приехали в Лесную обитель, а я там уже шестнадцать лет.
– А ты знаешь мою родственницу Диэду?
– Конечно, знаю, но она живет вместе с послушницами; нас в обители очень много, но все мы – разного сана и звания. Теперь, увидев тебя, я поняла… но об этом потом. Сперва я поговорю с твоей сестрой.
Эйлан отвела ее к Майри – на последних днях беременности каждое движение давалось женщине с трудом, – и отошла, давая им возможность побеседовать наедине. Она едва слышала тихий шепот Кейлин: жрица подробно расспрашивала роженицу, и ее спокойный, напевный голос звучал на диво утешительно.
Девушка заметила, что напряженное лицо Майри словно бы разгладилось, и впервые поняла, что сестра просто панически боялась того, что вот-вот случится. Она даже не вздрогнула, когда длинные, чуткие пальцы Кейлин ощупали ее живот. Но вот осмотр закончился, и Майри с облегченным вздохом откинулась назад.
– Думается мне, ребеночек родится не сегодня, а возможно, что и не завтра. Отдыхай, девонька, скоро тебе понадобятся все твои силы, – успокаивающе проговорила Кейлин.
Устроив Майри поудобнее, Кейлин отошла к очагу, туда, где дожидалась Эйлан.
– Это правда, что ее муж пропал? – вполголоса спросила она.
– Мы боимся, его схватили римляне, – ответила Эйлан. – Отец предупреждал, чтобы я ненароком не проговорилась о наших опасениях при Майри.
На мгновение Кейлин устремила взор куда-то внутрь себя.
– Не говори ей о нем – увы, ей не суждено больше увидеть мужа.
Эйлан в ужасе воззрилась на нее.
– Ты что-то слышала?
– Я вижу знамения, и они предвещают недоброе.
– Бедная Майри, бедная моя голубка. Как ей сказать?
– Пока молчи, – посоветовала Кейлин. – Я сама ей скажу после родов, когда молодой матери захочется жить ради ребенка.
Эйлан вздрогнула – она всей душой любила сестру, а жрица рассуждала о смерти точно так же, как и о жизни, – бесстрастно и без сожаления. Но, наверное, жрицы воспринимают жизнь и смерть совсем иначе, нежели она, Эйлан.
– Надеюсь, у нее есть родичи-мужчины, которые смогут позаботиться о наследстве ее детей, – продолжала Кейлин.
– У моего отца нет сыновей, – промолвила Эйлан. – Но Кинрик, если понадобится, возьмет на себя обязанности брата – Майри без помощи не останется.
– А он разве не сын Бендейгида?
– Он приемный сын; мы выросли вместе; Кинрик всегда очень тепло относился к Майри. Сейчас он уехал на север.
– Слыхала я об этом вашем Кинрике, – промолвила Кейлин, и Эйлан задумалась про себя: а сколь многое известно жрице? – Воистину, твоей сестре понадобится поддержка родни.
Той ночью с запада снова налетела гроза; Эйлан, проснувшись ночью, слышала, как она буйствует снаружи, точно дикий зверь. Когда настало утро, ураган все еще трепал и лохматил кроны деревьев. Но, хотя с крыши сорвало несколько пучков соломы, круглый домик только постанывал да содрогался под очередным порывом ветра, притом что более жесткий каркас этих шквалов не выдержал бы. Дождь по-прежнему лил как из ведра, но Кейлин, глядя на сплошную стену воды, довольно улыбалась.
– Ходят слухи о разбойниках с побережья, – объяснила она недоумевающей Эйлан. – Если дороги размоет, далеко в глубь острова они не доберутся.
– Разбойники? – испуганно откликнулась Майри. Но Кейлин повторять рассказ не стала: сказала только, что вслух упоминать о зле лишний раз не стоит, а не то как раз накликаешь. С наступлением вечера ветер понемногу улегся, но ливень стихать и не думал: повсюду плескалась вода, ручьи и колодцы переполнились. К счастью, в дровах недостатка не было – в сарае рядом с домом высилась полная поленница. Так что очень скоро в очаге весело загудел огонь, а Кейлин развернула небольшую арфу, которую носила при себе точно спеленутое дитя. Эйлан еще не доводилось видеть, чтобы женщина играла на арфе; в детстве ей здорово попадало, стоило ей только дотронуться до дедушкиного инструмента.
