Когда Кейлин наконец-то изложила все свои требования, вид у жреца был довольно-таки ошеломленный. Кейлин чувствовала, что впервые в жизни все будет сделано так, как она сказала. Сознавать это было приятно. Очевидно, ей способствует сама Великая Богиня; теперь Владычица сможет в полной мере использовать ее таланты и дарования, что раньше было неосуществимо.

Жаль, конечно, что с ними не поехала Дида. Она помогла бы Кейлин организовать жизнь девушек, научила бы их петь. С другой стороны, Дида стала бы сеять раздор, а это было бы крайне нежелательно в их нынешнем положении, когда все они вынуждены дни и ночи проводить вместе в своем тесном кругу. Сейчас, по крайней мере, никто не смеет прекословить ей. Кейлин решила, что выберет послушницу, которая владеет искусством пения лучше других девушек, и научит ее играть на арфе, а может быть, даже покажет, как мастерить такие инструменты.

Вечером Кейлин проводила с послушницами первое занятие. Собрав их вокруг себя, она помогала девушкам запоминать передаваемое изустно учение Великой Богини. Ложась спать после трудного дня, она снова услышала мелодичные песнопения, доносившиеся из отдаленной церквушки. Кейлин даже не ожидала, что в новом краю, куда направила ее Великая Богиня, она будет так счастлива. Заснула жрица под протяжное Kyrie eleison и видела в ночных грезах святилище, где служили девушки, видела священный Холм, на склонах которого раскинулись большие усадьбы и дома. Придет время, и сон ее воплотится в реальность. Может, она и не доживет до того времени, но когда-нибудь все непременно так и будет.

После Белтейна наступили самые длинные дни в году Скот отогнали на горные пастбища, в полях работали земледельцы. И вновь настала пора отмечать праздник летнего солнцестояния, а Арданос впервые не пришел инструктировать Эйлан перед ритуалом. Она увидела его лишь на самой церемонии; архидруид выглядел совсем немощным. Ей сказали после, что Великая Богиня возвестила о грядущих бедствиях и больших переменах, за которыми последует мирная жизнь. И действительно, земля полнилась тревожными слухами, но откуда ждать опасности – этого не знал никто.

Эйлан намеревалась навестить архидруида сразу же, как только сама оправится после ритуала, но в это время года в Лесной обители было очень много дел, требовавших ее внимания. Дни текли за днями, а ей так и не удавалось выкроить несколько часов для визита. В самый разгар лета даже служительницы Лесной обители выходили на поля Вернеметона убирать сено. Эйлан руководила работой женщин, которые пряли льняные холсты для жрецов, трудилась у красильных чанов, лично занимаясь изготовлением ткани, из которой будут шить новые платья. Но отсутствие Кейлин ощущалось очень сильно, ибо она лучше всех владела мастерством крашения материи. Эйлан вовсе не обязана была выполнять эту тяжелую работу, но она отвечала за благополучие их небольшой общины, а значит, и трудиться должна вместе со всеми.

Эйлан с заляпанными синей краской руками колдовала в сарае над красильными чанами. Вдруг дверной проем заслонила чья-то тень. На пороге стоял молодой друид в белом одеянии. Лицо у него раскраснелось, на лбу блестели капли пота. Девушки взволнованно заохали. Сарай находился за пределами священной территории, куда позволялось входить лишь высокопоставленным жрецам, однако служительницы Лесной обители редко встречали здесь мужчин.

– Мне нужно видеть Верховную Жрицу, – задыхаясь, выпалил молодой друид. – Эйлан здесь? – Все женщины, словно сговорившись, разом посмотрели на Эйлан, а юноша зарделся еще сильнее. Он впервые лицезрел Верховную Жрицу без вуали. Проглотив комок в горле, друид обратился к ней: – Прошу тебя, Владычица… архидруид заболел. Ты должна пойти к нему!

Эйлан как вкопанная застыла на пороге. Она знала, что Арданос тяжко болен, и все равно была потрясена тем, что видели ее глаза. Услышав сдавленный вздох Миллин, которая пришла вместе с ней, Эйлан жестом приказала ей оставаться возле двери рядом с Хау, а сама присела у постели умирающего старика. Да, часы его были сочтены – это было ясно с первого взгляда. Арданос дышал прерывисто, из груди вырывались клокочущие хрипы; желтовато-бледная кожа туго обтягивала череп. Эйлан с болью вспомнила, как он дежурил у постели умирающей Лианнон. Временами она испытывала к Арданосу жуткую ненависть, но сейчас она желала ему легкой смерти.

– За обедом с ним случился удар, и в сознание он пришел совсем недавно, – сообщил Гарик, один из старейших жрецов. – Мы послали за Бендейджидом.

Эйлан, откинув вуаль, взяла руку архидруида в свою ладонь.

– Арданос, – тихо произнесла она. – Арданос, ты слышишь меня?

Дряблые веки затрепетали. С минуту архидруид непонимающе смотрел перед собой, затем остановил взгляд на Эйлан.

– Дида, – прошептал он.

– Дедушка, неужели даже сейчас ты не узнаешь меня? Дида уехала на юг отбирать новых послушниц для Лесной обители. А я – Эйлан. – Ей было горько и смешно сознавать, что после стольких лет Арданос по-прежнему путает их.

Взгляд архидруида скользнул по украшениям, которые Эйлан надела, идя к нему. Старик тяжело вздохнул.

– Значит, это все-таки была ты…

– Арданос, – решительно заговорила Эйлан, – долг Верховной Жрицы повелевает мне сказать, что ты умираешь. Ты не должен уйти из этой жизни, не назвав своего преемника. Открой нам, архидруид, имя того, к кому перейдет золотой серп после твоей смерти.

Взгляд Арданоса застыл на лице Эйлан.

– Великая Богиня, я сделал все, что было… в моих силах, – прошептал он. – Мерлин знает…

– Но мы тоже должны знать! – воскликнул друид, ухаживавший за старцем. – Кого ты изберешь?

– Мир! – неожиданно окрепшим голосом произнес Арданос, словно приказывая им замолчать. – Мир… – повторил он на последнем издыхании. В горле у него вновь заклокотало, затем все стихло.

Первое мгновение никто не смел пошевелиться. Потом Гарик взял руку Арданоса, пытаясь нащупать пульс, подержал ее немного, считая про себя, и отпустил. Рука архидруида безжизненно упала на ложе.

– Он умер! – словно обвиняя старика, сказал друид.

– Мне очень жаль, – произнесла Эйлан. – Как вы теперь поступите?

– Нужно созвать всех членов нашего ордена, – ответил другой друид, сразу же приступая к делу. – Ты можешь идти, госпожа. Твоя миссия здесь окончена. Мы поставим тебя в известность, как только боги помогут нам принять решение, поскольку они не сочли нужным выразить свою волю устами Арданоса.

Миновало пятнадцатое лето с тех пор, как к власти пришел император Домициан. Погода установилась безветренная, в воздухе висела духота, как бы в преддверии надвигающейся бури, которая, казалось, клокотала где-то у самого горизонта. Гай, проезжая на коне по улицам Девы, не мог избавиться от ощущения, что вот сейчас, сию минуту, загрохочет гром. Однако маялся не он один. Город полнился пронзительными, злобными голосами торговцев; в казармах и в винных лавках не прекращались потасовки; не утихали слухи о бунтах и мятежах. Даже его конь, казалось, поддался всеобщему беспокойству: он то становился на дыбы, то вдруг начинал идти боком.

«Сентябрьские иды… сентябрьские иды…» – дробью проносилось у него в голове под цокот копыт. С того самого дня, как Мацеллий сообщил ему дату восстания, Гай потерял покой и сон. Отец его полагал, что местные племена поддержат заговорщиков, но Гай не был в этом уверен. В междоусобной борьбе Орлов Римской империи мог быть только один победитель – Вороны. Стоило ли рисковать всеобщим спокойствием – даже ради свержения Домициана?

«Когда все это закончится, я буду рад посвятить остаток жизни возделыванию своих земель, – думал Гай, потирая глаза. – Быть заговорщиком – не по мне».

И надо же так случиться, что архидруид, который был своего рода фактором стабильности в стране, решил умереть в самый неподходящий момент. Если бы Гай верил в христианский ад, о котором постоянно твердила Юлия, он, наверное, с досады пожелал бы старику сгореть в преисподней. Одному Митре известно, кого жрецы назначат его преемником, и, даже если новый архидруид будет настроен дружелюбно к римлянам, потребуется немало времени, чтобы достичь с ним такого взаимопонимания, какое сложилось у Арданоса с Мацеллием. Как бы то ни было, известие о смерти архидруида заставило Гая принять важное для него решение. Теперь вопрос об усыновлении Гауэна отошел на второй план. Если в стране вспыхнет мятеж, ему следует прежде всего позаботиться о безопасности сына. Осведомители Мацеллия подтвердили, что Эйлан по-прежнему является Верховной Жрицей. Заручившись письмом от легата, в котором тот от имени Рима выражал соболезнования по поводу кончины Арданоса, Гай направлялся в Лесную обитель.