У «Роше» продавали значки. Я почти что прошел мимо, потом обратил внимание на надпись, сунул деньги в ящик и взял два. Один приколол на отворот, другой сунул в карман. Когда я появился в пабе «У Нестора», Джефф смотрел новости и говорил:

— Снова пересчитывают, но я думаю, что Буш победит.

Охранник спросил:

— Мистер Макговерн еще жив?

Никто не ответил, и он добавил:

— Мне нравился Картер из-за арахиса.

Джефф сказал:

— Девушка в порядке. Она наверху с Кэти и малышкой.

Он заметил золотой блеск на моем лацкане и спросил:

— Что за значок ты нацепил? Не пионерский ведь?

Я подошел поближе, чтобы он рассмотрел. Там были изображены две руки, слегка соприкасающиеся кончиками пальцев. Он спросил:

— Это во имя чего?

Я набрал воздуха, потому что понимал, что сильно рискую, и сказал:

— Ассоциация больных синдромом Дауна. Объединяет обычных людей, которые протягивают руку…

Я замолчал: надо же так коряво высказаться.

Он заметил:

— Мне нравится.

Я вынул второй значок из кармана и протянул ему:

— Возьми.

Он немного подержал его в руке и заметил:

— Ты рисковал.

— Ты же знаешь меня, Джефф. Я люблю ходить по лезвию ножа.

Он приколол значок себе на рубашку:

— Благодарствую.

Наверху все тискали ребенка. Кэти с изумлением наблюдала всю эту суету. Я спросил:

— Как дела?

Кэти улыбнулась и ответила:

— Лучше не бывает.

Я провел там всю первую половину дня. Выпил не торопясь парочку кружек. Ничего более крепкого. Я бы вполз в бутылку виски, но они бы меня прибили. Поэтому я сдерживался. Кэти приготовила великолепное жаркое. Лаура спросила:

— Где вы научились так хорошо готовить, вы ведь англичанка?

— Ну, я свалила все в одну кучу, побольше мяса и картошки, потом тушила долго, даже слишком, а Джефф сказал… добавь poitin.

Она произносила это слово, как женщина из Коннемары.

На протяжении моей бурной жизни мне редко приходилось сидеть за семейным столом. И не потому, что мне этого не хотелось. Мне хотелось, но я не был готов к тем небольшим проявлениям глубокой привязанности, которые могли к этому привести. Я по натуре эгоист, а чтобы принимать участие в семейной жизни, надо оставить место для других. Кроме того, я прекрасно овладел искусством саботажа. Перефразируя Оскара, можно утверждать, что каждый алкоголик разрушает образ, который стремится создать. Я желал напиваться пьяным, когда мне заблагорассудится, читать до рассвета, если захочется, и вовсе не хотел от этого отказываться ради компании. И все же мне ужасно хотелось быть другим. Сидеть в кругу семьи и ощущать тепло. В тот день мне повезло. Я понимал, насколько дорог мне этот момент. Слава богу, мне не надо было сокрушаться, что я крепок задним умом. Все шторма, которые ожидали меня в будущем, казались менее угрожающими. Когда мы уходили, Кэти без всякой задней мысли выразила мои ощущения, сказав:

— Нам следует чаще так собираться.

Я же знал, причем знал точнее некуда, что ничего подобного больше не произойдет. Осознание этого притушило свет в моей душе, но не совсем его загасило. Когда мы шли к Хидден Вэлли, Лаура взяла меня под руку. Спросила:

— Тебе диск понравился?

Господи, я напрочь забыл, что она сунула мне в руку пакетик. Я положил его в карман и больше о нем не вспоминал.

Я сказал:

— Я не хотел его открывать, пока мы не останемся вдвоем.

— Ты такой романтичный, Джек.

Да, уж точно. Я предупредил:

— В доме бедлам.

— Это был… он?

— Нет, инопланетяне.

Дом оказался идеально чист. Никаких следов хаоса. Даже книги стояли на полках, хотя мне и показалось, что это все восемьдесят романов, изданных Макбейном. Я сказал:

— Bay!

— Джек, в доме все замечательно.

— Точно.

Я не мог поверить, что Киган потрудился заполнить книжные полки. На меня это произвело чертовски сильное впечатление. Я посмотрю заглавия позже. Радость — такая редкая вещь, надо получать ее маленькими порциями. Я предложил:

— Давай выпьем.

— Давай пойдем в постель.

— Давай сделаем и то и другое.

Мы так и поступили.

Все было славно. Я явно исправлялся. Я никогда не буду страстным любовником, но я старался. Если не хватало мастерства, я компенсировал этот недостаток энергией. Я открыл пакет от «Живаго», лежа в постели, взглянул на диск и воскликнул:

— О господи!

Она встревоженно села:

— Тебе не нравится?

Это был диск «Еще один город» Джонни Дьюхана. Я сказал:

— Я обожаю этот альбом, но он будит столько воспоминаний, а я не знаю, нужно ли мне это сейчас.

Давно, еще в 1982 году, когда я служил в полиции, я встречался с одной девушкой. Господи, я заиграл этот альбом до дыр. Девушка часто говорила:

— Что, у нас опять день Джонни Дьюхана?

И мы снова слушали альбом. Такое вряд ли кто выдержит. Все последующие темные годы я следил за творчеством Джонни. Его песни становились все глубже, я тоже опускался все ниже. Прежде чем бросить меня, девушка сказала:

— Не пойми меня неправильно, Джек, мне нравятся грустные песни, но тебе… они просто необходимы.

Я знал, что она права. Не было случая, чтобы при встрече с духовым оркестром мне не захотелось бы заплакать. Что бы сказал Фрейд? Позже, когда звучал этот альбом, я имею в виду, много позже, через несколько недель, на кухне сидел Трубочист и слушал «Еще один город». Он сказал:

— Впервые я услышал рассказ о моем детстве в песне.

Я отдал ему альбом, что еще я мог сделать? В те жуткие месяцы душевной мглы, когда все закончилось, я пошел и снова купил все, что когда-то пел Джонни. Так, как он, меня пронимал еще только Эммилоу Харрис.

Тогда, с Лаурой, я только тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сказал ей:

— Ты не могла выбрать ничего более удачного.

— Я хотела купить Элвиса. Тебе он нравится?

— Детка, я сужу о людях по тому, нравится им Пресли или нет.

Она одарила меня сияющей улыбкой. Сейчас иногда я жалею, что видел ее счастливой. Тогда разверзается яма, и я скатываюсь туда вниз головой. Она сказала:

— Я тебе стих написала.

Не зная, что сказать, я пробормотал, пытаясь скрыть изумление в голосе:

— Ты пишешь стихи?

Она покачала головой:

— Бог мой, нет, только это одно.

Она полезла в сумку, вытащила розовый листок и торжественно вручила мне. Я развернул его с тяжелым сердцем, давая себе зарок нет, это меня никак не заденет.

Прочитал:

Уже от этих строк во мне все застыло, а ведь предстояло еще читать само стихотворение. Я сосредоточился: