По крайней мере, она могла делать все, что ей заблагорассудится. Наверное, я слабый человек. Она тем временем говорила:

— Но зубы у тебя отличные. Коронки?

— Хмм… вроде того.

Вы можете подумать, что я пришел в себя, сориентировался. Ничего подобного. Она спрашивала, и забота, звучавшая в ее тоне, убивала меня.

— Как ты, Джек?

Я был не в себе, к тому же поддатый и легкомысленный. Сказал:

— Вообще-то я женился.

Это надо было умудриться такое сморозить. Я взмолился в душе, чтобы она не начала за меня радоваться. Она заторопилась:

— Ой, Джек, как чудесно. Кто-нибудь из местных?

— Нет… она… меня бросила.

— Джек

Мне нужно было знать, что произошло в ее жизни, хотя я и боялся услышать правду.

— А как ты? Все еще встречаешься с этим…?

— Да, мы назначили свадьбу на июнь. Обещай, что придешь.

Не помню, что я сказал. Я поплелся прочь, спотыкаясь о надгробья, матерясь, иногда плача. На боку фургона один из мальчишек нацарапал:

Я поговорил по телефону с Лаурой. Такой примерно разговор:

— Джек, я соскучилась.

— Господи, да я…

— Могу я тебя увидеть?

— Конечно.

— Потому что Киган встречается с моей подругой. Постоянно. Она даже хочет родить ему ребенка.

— Это точно привлечет его внимание. Слушай, как насчет ужина завтра?

— Ты правда поведешь меня в ресторан?

Почему у меня такое чувство, что она меня заводит? Как только я буду готов, все вокруг подпрыгнут и завопят: «Ату его!»

Поэтому сдерживайся, действуй на первой скорости.

— Давай встретимся в восемь «У Гаравана», начнем оттуда.

— Я специально для тебя приоденусь, Джек.

— Не сомневаюсь.

Я постепенно отошел от ежедневного употребления кокаина. Это меня подбадривало. Лег спать рано и, казалось, едва заснул, как зазвонил телефон. Бросил взгляд на часы — четыре. Убью, если дело не важное.

— Джек, да неужто я тебя разбудил?

— Кто это?

— Думал, ты будешь всю ночь жрать виски.

— Брайсон?

— Ты ведь раньше звал меня Роном, так? Будь же дружелюбным, Джек

— Что-нибудь надо?

Я расслышал в его голосе игривость и вкрадчивость.

— Я хотел с тобой подурачиться, Джек, как ты сегодня со мной.

— Ты уже меня достал, приятель.

— Пытался узнать про меня поподробнее, так, Джек?

— Откуда… Разве тебе есть что скрывать?

— А я что, главный подозреваемый? Но ты, увы, вовсе не Хелен Миррен.

— А тебе хотелось бы, Рон, быть подозреваемым?

— Не смей говорить со мной снисходительным тоном, ты, кусок дерьма.

— Bay… гляжу, у тебя на пьяниц стоит… верно, Рон?

— Как ты смеешь обсуждать меня. Ты вот о чем подумай, мистер частный хрен… Энн Хендерсон.

У меня перехватило дыхание. Он это уловил и сказал:

— Я удивил тебя, правда, Джек? Теперь ты начинаешь понимать, с кем имеешь дело.

Мне сразу понадобилось несколько вещей, прежде всего сигарета, но, блин, я не видел пачки, поэтому сказал:

— Я знаю, с кем я имею дело.

— Умоляю, поведай мне.

Последние слова сказаны фальцетом.

— С идиотом, который мастурбирует у стекла.

— Дом 8Б, Хидден Вэлли, я ничего не перепутал, Джек?

Он снова удивил меня. Он продолжил:

— Может, заскочу, застану тебя врасплох.

— Ты мне угрожаешь, Рон? Я плохо реагирую на угрозы.

— Привыкнешь. Увы, мне надо составить список пьяниц на завтра, чтобы уделать их.

— Уделать?

— Ну да, Джек. Скоро сам увидишь.

Клик.

Матерясь, я вылез из постели. Куда подевались эти долбаные сигареты?

Я не смог поймать Кигана на следующий день: он ездил по Коннемаре. «Да поможет им Господь», — подумал я.

Трубочист защищал свое положение вожака клана. В буквальном смысле. Время от времени устраивались состязания. Выводили молодых бычков, и молодежь справлялась с ними голыми руками. Эти своеобразные родео обычно устраивались в окрестностях Маллингара и привлекали массу зрителей. Притягивала их главным образом возможность делать ставки. Там проигрывались целые состояния. Никто не мог похвастать таким изобилием наличных денег, как братья. Полицейских заблаговременно оповещали о месте и времени. Они проявляли завидное рвение и оказывались совсем в другом графстве. Это приводило в восторг прессу, которая на первых полосах рассказывала, как они останавливали невинных автомобилистов. Я обещал позднее приехать. Но не был уверен, что мне захочется.

Я договорился встретиться с Брендоном Флодом. Он предложил «Супермак». Пришел раньше и занял столик. Два негра убирали со столов — признак новой Ирландии. Я было поздоровался с ними, но, похоже, только напутал. Господи, когда они полюбуются на то, что вываливается из дверей пивнушек и клубов в четыре утра, они поймут, что такое страх. И таксисты, и полицейские в это время стараются держаться подальше от зоны боев. Эти ребята знают, чем рискуют.

Брендон появился в костюме, на удивление похожем на тот, что я недавно приобрел. Я сказал:

— У них сухая чистка бесплатно.

— У кого?

— «Винсент де Поль».

— Откуда вы знаете?

— Я же детектив.

Он оглянулся, и я спросил:

— Почему вы назначили встречу именно здесь?

— У них замечательные чипсы с карри.

— Хотите?

— Нет, нет. Я отказался от них себе в наказание.

Я решил не заострять. Только открою кран всей этой церковной мутоты. Я передал ему пачку денег и сказал:

— За работу.

— Что вам от меня нужно?

— Адрес Рональда Брайсона и время, когда его нет дома.

Он кивнул и спросил:

— Вы с ним встречались?

— Да.

— Это он?

— Это он.

На свидание я взял с собой мобильник. Я вообще редко его с собой ношу. Мне следует чаще выбираться из дому. Когда он звонит, во мне поднимается все дерьмо, и я клянусь: «В последний раз». Мой номер есть только у Джеффа, Трубочиста и Кигана. Некоторая видимость контроля.

Я оделся напоказ. Напялил отныне скрипучую кожу. Один день под дождем в Голуэе, и все пройдет. Нацепил белую рубашку и выгоревшие мягкие джинсы. Когда вы их надеваете, все ваше тело покачивается под музыку благодарности. Они почти совсем белые, нечто между варенкой и полным разрушением. И башмаки от «Бэлли». Ах, Кики.

Когда я шел по городу, ко мне подошли двое полицейских. Им вместе, пожалуй, было лет двадцать.

Я их поприветствовал. Они сказали:

— Сэр.

Сколько же им лет?

В пивнушке было шумно. Там все еще собирались старожилы Голуэя. Школьный приятель сказал:

— Джек.

Я ответил:

— Лайам.

И все. Теплота по-ирландски в лучшем своем проявлении. Мне годится.

Лаура сидела в конце зала. То, что было на ней надето, и комбинацией не назовешь. Все на виду. Она покрутилась передо мной. Я сказал:

— Ух ты!

— В самом деле «ух ты»?

— И даже больше.

Я призадумался: если она сядет, где будет это платье? Она сказала:

— Называется «в облипочку».

— Не стану спорить.

Я бы назвал это сооружение носовым платком, но меня никто не спрашивал. Пахло от нее дивно, о чем я незамедлительно ей сообщил. Она сказала:

— Французские.

— Ну, разумеется. Что будешь пить?

— «Метц».

Я решил, что она шутит, и спросил:

— Ты шутишь?

— Нет, я всегда это пью.

— Это же спирт, в нем 100 градусов, его пьют алкаши.

Она растерялась и объяснила:

— Это подают в серебряной бутылочке со шнапсом и апельсином, написано «Метц» черными буквами.

— Ах, вот ты о чем.

Я ощутил себя полным идиотом и отправился к стойке. Целые полки этого пойла рядом с другими бутылками. Вернулся с бутылочкой и кружкой пива.